положила в гнездо рядом с зубастиком. Еще и лизнула ей лицо, будто признавая вторым детенышем. Затем хлопнула крыльями и упорхнула в лес.
Почему дракониха не съела Свету? Она как-то слышала, что сумчатые звери обладают своеобразным инстинктом. Детеныш у самок ассоциируется с крохотным зверьком, находящимся в материнской сумке. И если туда каким-либо образом попадет чужак соизмеримый по размерам с детенышем, самка будет воспринимать его как своего.
Первым делом, как дракониха улетела, девочка попробовала открыть старую железную дверь, но та оказалась заперта. Она стучала, звала на помощь, и местные откликнулись. Но теперь Свете было страшно открывать дверь. Вламывались явно какие-то бандиты или наркоманы. Жесть просто.
— Вещщщий! — рычит Светка, но резко весь ее запал спадает, на глазах наворачиваются слезы. — Ты должен был меня защищать, а не вот-вот-вот…так со мной!
Несколько минут жильцы долбятся, железный грохот разлетается по крыше, пока дверь резко не распахивается. На бетонную площадку заходят двое. Оба худые и бледные, как поганки, в грязной одежде. Один, полуседой, в разы старше другого. Тот, что помоложе, держит в руке биту.
— Фу, Седой! — разочарованно вздыхает молодой. — Мелочь какая-то плоская. Нахрен долбились.
— Не спеши с выводами, Люк, — ухмыляется Седой. — Девочку можно отдать торговцам органами. Нехилый куш словим. Почки у нее точно здоровые.
Девочка пятится назад, прижимается спиной к стене бетонной пристройки.
— Не подходите. Я из знатного рода! Я… я обладаю Даром…
— Слышал, Люк? — Седой ухмыляется младшему товарищу. — Такая молодая, а уже врет. Чему детей только в школах учат.
Люк меньше ростом, взгляд барана, грязные немытые рыжие волосы, улыбка дебила.
— Может, вмазать ей разок? — покачивает он битой. — А, Седой!
— Деревяшкой? Загубишь, — улыбается Седой. — Щас я ее ладошкой приголублю по белокурой головке и понесем.
Из глаз девочки побежали слёзы. Её ноги задрожали. Она пытается вызвать пламя, но под нахлынувшей волной страха Дар совсем не ощущается.
— Папа… Даня… Спаси…! — плачет она, зажмурившись, но Седой мужик закрывает ладонью ей рот.
— Тише-тише, — успокаивает старый наркоман, сжимая её лицо как в стальных тисках. На что девчонка заплакала ещё сильнее. — Щас я отправлю тебя баиньки.
Похититель вскидывает ладонь для удара.
Поток слез не прекращает литься из глаз Светы, но она ничего не может сделать. Вся ее бравада куда-то делась, все тренировки с инструкторами резко забылись. Магия не отзывалась.
Девочка, прикрыв глаза, приготовилась к боли.
БДЫЩ!
Худая волосатая рука вдруг отпускает розовые губы Светы. Она распахивает глаза и вскрикивает. Седой падает на пол, сложившись от удара по затылку, как фарфоровая кукла.
— Че за на…?! — надсадно, с болью мычит он, как ему по колену прилетает битой Люка.
Хрясь!
— Сука-а!
Тдуф!
— Люк!
Бам!
— Ты!
Бдыщ!
Люк с яростной миной, грязно ругаясь месит битой Седого:
— Ну как, старый хрен?! С чего ты взял, что тебе можно меня учить?! На еще!
Хрусь!
В ужасе Света пытается вжаться спиной в стену. Разбитый всмятку Седой мычит из последних сил:
— Люк, я твой отец!
Второй наркоман застывает, окровавленная бита падает из ослабевших пальцев и катится к парапету.
— Папа?! Не-е-е-ет! — Люк падает навзничь рядом с отцом и плачет, крепко обняв убитого. — Не-е-е-ет!
Света не в силах устоять на ногах. Коленки подкашиваются, ножки окончательно отказались держать ее посреди этого ужаса. Девочка оказывается на четвереньках и поднимает глаза. Совсем рядом стоит Вещий. Невозмутимый, серьезный. Пальцы сжимают байкерскую цепь. Оружие словно обмакнули в красную краску, с железных звеньев капает кровь.
— Даня? — шепчет девочка, ползя к нему. — Даня…Данечка…
Не обращая на Свету внимания, он округлившимися глазами смотрит на бандитов:
— Охренеть! Вот это драма!
* * *
На крышу я успел вовремя. Светку, походу, как раз чуть не прихлопнули. Странно, что она не подожгла задницы этим нарикам. Хотя и так понятно — растерялась девчонка. Словила ситуативный шок. Это тебе не в школе строить безропотных одноклассников. Голодные до дозы наркоманы и убить могут.
— Даня? — еще раз хрипит Света осипшим горлом, впившись в меня взглядом. — Данечка?
— Пойдем, не время разлеживаться, — схватив девчонку за руку, рывком поднимаю на ноги и тащу прочь от лужи крови и разбитого в хлам Седого.
За нашими спинами Люк громко рыдает. Когда я мысленно приказывал ему убить своего напарника, то даже и не представлял, что битва двух наркоманов обернется столь трогательной семейной трагедией. Только сейчас за несколько секунд я успел покопаться в его голове. Нарик, правда, не знал, что с детства учивший его наркоманской жизни Седой — его отец. Вот такие дела. Ирония жизни раскрылась в самый последний момент.
Дрожащая Светка пытается обернуться назад, но я, отбросив цепь, беру ее подбородок и отворачиваю в сторону двери.
— Не на что там смотреть. Пошли.
Достаточно губить детскую психику кровавыми сценами.
Светка слушается, ковыляет на деревянных ногах прочь с крыши. Напоследок я отдаю хнычущему Люку приказ спрыгнуть от горя с крыши. Может быть и жестоко, но намного большая глупость — оставлять в живых кровного врага.
— Кла-кла-кла… — машет нам зубастик из гнезда. Желтые глазки округляются, узнав своего недавнего кормильца.
— Пока, желтоглазка. — Я тоже машу на прощание крокодильчику. — Жди маму. Очень надеюсь, что ее не поймают, и она принесет тебе на обед кроликов.
— Кла-кла-кла…
— Или да, твоих любимых овсяных печеньев.
Затем захлопываю за собой дверь.
На уровне пятого этажа до меня доносится ор пролетевшего мимо Люка. Почил с миром, что называется. Чтобы Светка не услышала, беру ее за руку и наклоняюсь к ней.
— Даня, ты чего? — спрашивает, покраснев. Она уже успела немного отойти от шока.
— Осторожно, — шепчу заботливо. — Здесь бомжи нагадили.
— Спасибо, — лепечет она испуганно.
На третьем этаже она неожиданно вспоминает, что все еще сжимает мой рюкзак.
— Это твое, кажется, — и смотрит странно.
— Ага, спасибо, — надеваю на плечи лямки. — Я за ним, кстати, и шел.
В ответ Света одаривает настолько злючим обиженным взглядом, что сразу понятно — отошла.
— За ним? А меня, значит, попутно вытащил? Выходит, я не настолько важная цель, чтобы прорываться в притон наркоманов?
Вот и прошел Стокгольмский синдром. Недолго мы были лапочкой, Соколова.
— Ну почему же? Очень важная — особенно для слуг вашего рода. Борислав с гвардейцами, кстати, тоже где-то неподалеку.
Света сжимает кулаки, нежные щечки возмущенно надуваются.
— А для тебя, значит, не оосбенно важная? Ну, Вещий, ты бы хоть иногда думал, что говоришь!
Отворачивается и спускается молча, на меня больше не смотря. Но я не позволяю испортить себе настроение.
— Слушай, Соколова, ради твоего спасения я двух бандюк прикончил и еще пятерых избил до коматозного состояния. Вот двое
