Одного лишь теоретического знакомства с методами изучаемой науки для самообразования абсолютно недостаточно, — никоим образом. Как же испытать и попробовать методы? Это всякому школьнику известно давным-давно. Такое пробование методов и называется практическими занятиями. Мы уже упоминали выше, что нет такой отрасли знания, в которой не было бы соответственных ей практических занятий. Нельзя изучить арифметику, не решая задач; нельзя изучить гражданского и уголовного права, не занимаясь решением задач по этим наукам. Студенты, изучающие историю, возятся со старинными хартиями[17] и рукописями, из которых наука истории черпает свои факты; участвуют в раскопках старинных могил, учатся рыться в сотнях книг, чтобы иной раз написать для своей диссертации какую-нибудь одну страничку, а то и строчку. О значении практических занятий для изучения естественных наук и говорить не приходится. Нельзя знать ботаники, не занимаясь определением родов и видов растений; нельзя изучить физики и химии, не делая опытов и наблюдений. Не пройдя школы практических занятий, никакой студент не сделается действительно знающим человеком и не сможет двигать науку. А о том, чтобы принять участие и в этой работе, — это должно стать идеалом всякого стремящегося к самообразованию.
Не следует думать, что наука уже знает все и что для того, чтобы ее двигать, непременно нужны кабинеты, лаборатории, дорогие приборы, огромные библиотеки и т. д. Эдисон[18] смастерил свой первый фонограф без всякой лаборатории. Многие технические и механические изобретения сделаны нигде не учившимися фабрично-заводскими рабочими. Самая суть этих изобретений не в обстановке изобретателя, а в его уме и воле. По крайней мере, в настоящее время, думается нам, изобретения и открытия, действительно важные и полезные, заглохнуть уж никак не могут.
Есть много истин, которые держатся на голословном утверждении, которому, в сущности, грош цена: «там-то так сказано, такой-то так сказал»… Но ведь вся суть не в том, что «сказал», а в том, верно ли сказал. Иной раз факт как будто не подлежит никакой проверке, например, он случился тысячи лет тому назад. Как подойти к его проверке и исследованию? Но вот в том-то и состоит величие, и сила, и красота науки, что она ухитрилась найти способы подходить и к таким фактам, к которым как будто бы и не подойдешь, и нашла такие способы, в которых и сомневаться нельзя, потому что они проверены и всегда могут быть проверены. Например, кто не знает, что на солнце и на звезды не влезешь? А при помощи спектрального анализа, т. е. особого, очень тщательного изучения световых лучей, идущих от солнца и звезд, можно узнать и о том, что на них имеется! Кто не знает, что в старинных книгах говорится подробно о всемирном потопе? Как проверить это сказание? А вот в Мессопотамии нашли множество кирпичных плиток и на них какие-то странные знаки, вроде узоров. Наука догадалась, что это не знаки, а письмена; в этих письменах наука догадалась различить слоги и буквы, прочитала слова, узнала звуки этих слов; по этим звукам узнала, что и теперь есть народы, говорящие на сходном языке, расследовала эти народы и их язык, узнала по этому теперешнему их языку об их старинном языке; попробовала приложить знания, добытые таким способом, к пониманию письмен — и поняла их; затем узнала, что на некоторых кирпичах говорится о большом местном наводнении и говорится почти теми же словами, как и в Библии; узнала, таким образом, что именно эта последняя заимствовала рассказ о потопе из ассиро-вавилонского предания о большом местном наводнении; далее, совсем другим способом, исследуя берега моря, ветры, их распределение и толщу земную, узнала и о том, как и почему случаются иногда такие самые местные наводнения и в других местах.
И в конце концов факт, как будто бы и недоступный проверке и критике, оказался и расследованным и проверенным, и наука пришла к выводу: да, когда-то наводнение было, но только местное, а не мировое.
Этот пример отлично доказывает, что критике и проверке и предела нет. Ум человеческий, опирающийся на исследование фактов, — величайшая сила. Вот хоть частичку-то такой силы и необходимо вложить в себя, чтобы и самому сделаться сильнее.
Для каждой отрасли знания имеются книги, в которых говорится о методах, в ней применяемых для открытия истины. С этими книгами особенно важно знакомиться: самый процесс искания истины необходимо всегда иметь перед глазами. Но книги, трактующие о методах, говорят о них лишь в общих чертах. Поэтому, где только можно, как только можно, необходимо самому практиковаться и в приложении разных методов к изучению жизни.
Берем беллетристику. Одно дело только читать ее и затем изучать с исторической точки зрения, и совсем другое дело — знакомство с методом беллетристического и вообще художественного творчества, со способами созидания своих произведений, практиковавшимися великими художниками, каковы, напр., Гюго, Толстой, Гете и т. д. Зная, какая масса труда у них ушла на наблюдения, собирание материалов и их обработку (и какую обработку!), читатель уже иначе отнесется к роману, им читаемому.
Вот, например, беллетристика, трактующая о самой интимной стороне жизни человека. Какими способами художники создают свои произведения? Прочитайте, как, например, работал Золя, как он усиленно и вдумчиво собирал материалы для своих романов и из собранного по мелочам сооружал свою эпопею буржуазного строя — серию «Ругон-Маккары». Прочитайте, как метался по всей России Глеб Успенский, наиболее замечательный выразитель русской народной души в XIX в. Прочитайте исследования о процессе художественного творчества, об отыскивании «человеческих документов», о приемах разработки и принципах критики их и т. п.
Пусть читатель сам попробует собирать и обрабатывать материалы, лежащие в основе беллетристической критики, самолично вглядываться и вдумываться в людей и в человеческие отношения, стараясь понимать их самую глубокую, интимную сторону, их индивидуальные особенности, делать наблюдения над окружающей и текущей жизнью, ход которой по-своему интересен, но и своеобразен в каждом уголке земли; пусть читатель сам попробует описывать виденное им и испытанное, — он таким способом лучше всего оценит и поймет, так сказать, волевую сторону беллетристики. И тогда о многих авторах он спросит: «С кого ж они портреты пишут и где такие речи слышат?» Если же и читатель сам вздумает писать, не говорим «для других», для читателей, а для себя, для выработки в себе уменья жить, он тем более должен будет вдумываться и всматриваться в жизнь.
Но еще важнее для читателя знакомство с методами исторической науки, утилизирующей целые сотни разнообразнейших приемов искания исторической истины, от раскопок и фотографии до психологии великих людей включительно Как пишутся книги по истории? Исследуются старинные рукописи, книги и документы, перерываются архивы, делаются раскопки, действует по всем правилам историческая критика, оценивая разными способами собранные материалы. Попробуйте и вы покопаться в разных материалах, стремясь понять какое-либо одно интересующей вас событие, поройтесь в книгах, прочтите о нем разных авторов, хоть по нескольку страниц из них сравните, сопоставьте их взгляды, разберитесь в них, побывайте в музеях…
Зоолог, стремясь познать закон животного царства, изучает жизнь всевозможных животных, и устройство их тела, и его деятельность и от фактов идет все дальше и дальше по лестнице обобщений. Он наблюдает, он даже делает опыты, он обобщает то, что узнал таким способом; наконец, он делает выводы из этих своих обобщений и затем проверяет их опять-таки фактами, наблюдениями, опытами. Совсем не так поступает математик. Решая какую-нибудь сложную задачу, он рассуждает, он разлагает свой вопрос на части, разбирает затем каждую часть отдельно. От истин общих он переходит к истинам все более и более частным. Вся его работа состоит главным образом в том, чтобы умозаключать правильно, — разумеется, тоже проверяя себя. И зоолог, и математик — представители точного знания. И математика, и зоология — науки точные.
Все отрасли знания имеют свои практические занятия, свою технику. Нужно самому попробовать ее. К этому и нужно стремиться прежде всего. Даже для изучения философии не приходится ограничиваться усвоением чужих взглядов, — приходится сопоставлять мнения не только самих философов, но и их толкователей. Это своего рода практические занятия по философии. Только в делании вы почувствуете, в чем заключается у вас недостаток знаний и в чем делает промахи ваше мышление. И только с такою проверкой самого себя путем делания вы сделаетесь действительно образованным человеком.
Нам скажут, что, прежде чем приняться за практику и применение метода, нужно познакомиться с теорией и фактами хотя бы в самых общих чертах. Совершенно правильно. Но у нас не об этом идет речь. Мы только утверждаем, что для человека, работающего над самообразованием, во всех смыслах выгоднее знакомиться с теорией и практикой по возможности одновременно — так, чтобы воля и ум работали не последовательно, а одновременно, и что центр тяжести самообразования там, где действует воля человеческая. И чем больше и ярче она проявится, тем больше значение этой работы для самообразования и образования.
