«Бедненькая сиротка», обворожительно скорбя по невыкушанному супчику и эскимо, напряглась и вздохнула столь бурно, что из глубины декольте взорам ошеломленных господ явилось виденье пресловутой «косушки» в дивном обрамлении.
Дредд бесстыдно причмокнул, Алексей мысленно зааплодировал. «Ай да Инга, ай да… М-да. Надо бы склонить ее к демонстрации подобных фокусов в приватной обстановке».
Предварительно-то они обговаривали вполне заурядный способ. Деньги должны были явиться на свет божий посредством мановения пленительной длани. Хотя экспромт с декольте, чего греха таить, Инге удался. По высшему баллу шкалы какого-нибудь Акопяна. К тому же у Акопяна, поди, и декольтировать нечего.
Другое дело Инга.
Неудивительно, что в самом скором времени шушуканье по углам-кулуарам «Карамболя» переросло в жужжанье, болботанье, утробное урчанье. Выплеснулось оно нашествием целого ряда господ, возжелавших немедленно помочь «сиротке». Причем с явными намерениями сперва запустить как бы невзначай пакостливые ручонки в то самое декольте и только потом разразиться квохтаньем наподобие: «Уж извините меня, сударыня, так получилось, сам не пойму как… А не изволите ль принять, так ск'ть, в виде компенсации скромную сумму…»
«Ну-ну, – веселился инженер-оборотень, – полезли червяки на дождь!»
В этот момент сзади деликатно кашлянули ему прямо в ухо. Он скосил глаз.
Ага, вот и завертелось! Возле него топтался подсвинок из Казначейства.
– Добрейший вечерок, Алексей, – заговорщицки подмигнул подсвинок. – Узнаете раздетого вами беднягу?
– Так уж и раздетого, – пожурил выдумщика Попов.
– Ну пусть не догола. Однако поражение нанесено. Я требую незамедлительной сатисфакции. Мы тут с моим дорогим другом Августином Дерябнычем как раз беседовали о нашей с вами недавней игре. А тут и вы сами оказались, хе-хе, с оказией. Не соблаговолите присоединиться? – Подсвинок уморительно сморщил «пятачок».
– Ба, ба, да какие разговоры! – вскричал Алексей и тотчас полез обниматься, невзначай наступив подсвинку на ногу и выплеснув в пиджачный карман полкоктейля. – Дункан Накладыч, дорогой! – голосил он, сжимая попискивающего казначейского чиновничка в богатырских объятиях. – Чудовищно рад видеть вас снова! Уж так рад, так рад, не приведи господь! Да боюсь, с сатисфакцией ничего не выйдет. Как певал, бывало, Джек Миггер, орало капиталистической клоаки: «I can't get no satisfaction». Вы ж игрок-то страсть какой сильный! Я это сразу понял. Чистая случайность, что давеча выиграть у вас получилось. Повторить ни за что не выйдет. А проигрыша Инга мне не простит, куда там!
Реденький пушок на прохиндейском рыльце Дункана Накладыча встревоженно вздыбился. Он великолепно помнил, какая это была случайность. Сам он в той партии не успел ударить и двух раз. Как разбил «пирамиду», так и отдыхал до тех пор, пока последний шар, направленный рукой Попова, не лег в лузу.
– Что вы такое говорите, Алешенька, милый? – залопотал подсвинок. – Я просто пошутил насчет сатисфакции. Пошутил, хи-хи-хи! Это все Августин Дерябныч, противный. Хочу, дескать, принять посильное участие в печальной судьбе мадемуазели. Постойте… да вы не знакомы, господа? Непременно следует заполнить этот пробел. Вот извольте: Алексей Леонтьевич – Августин Дерябныч.
Августин Дерябныч, если следовать принятой нами животной классификации, был похож на изрядно пощипанного временем, но по-прежнему опасного хорька.
– Признайтесь, Августин Дерябныч, вы, часом, не из корпоративных побуждений играть желаете? – осведомился Леха. – Отомстить за поруганную честь Казначейства?
– Ни в коем случае, Алексей Леонтьевич. Ни в коем случае. Мы, конечно, с Дунканом однокашники, оба выходцы из славной нашей однопартийной системы. Только он, орел, вон куда взлетел, в казначеи. А я-то птаха малая, незаметная. Заведую всего-навсего отдельчиком в скромненькой налоговой инспекции.
– Как говорится, заплати налоги – и спи спокойно, дорогой товарищ?
– Совершенно верно. Так ведь не желает народишко жить по закону. Вот я и отгрызаю для государства у мошенников, буквально не щадя живота.
В доказательство Августин Дерябныч провел цепкой лапкой по впалому животу, попутно обнажив в улыбке мелкие острые зубки. Плотоядный хорьковый взгляд тем временем скакал с Алексея на Ингу и обратно.
«Есть! – истолковал Попов скачки Августинова взгляда. – Есть рыбка большая и маленькая, зацепилась! Не торопись, Лешка. Чревато недооценивать противника. Если уж он своего живота не щадит, то чужое горло в секунду перегрызет. Ну так и хрена ли нам, кабанам? Теперь-то, без сомнения, он начнет неумехой прикидываться, подставляться, тун-тун. А хорош зверек! Глазенки кусачей рта „Отгрызаю для государства!“ Да пошел ты, грызун мелкотравчатый… В смысле пшел на позицию, к барьеру! Шалишь, однопартиец, мой сегодня день. И действительно, на фиг нам это Казначейство? Налоговая-то круче, ой круче…»
Вслух же Попов городил несусветную чушь, далекую от проносившихся мыслей:
– Товарищ вы мой дорогой Августин! Да я и сам по убеждениям кондовый однопартиец, не смотрите, что молод. Пятнадцатый год живу в подполье. Такой андеграунд глубочайший, что мама не горюй! Там у меня и картоха, и моркоха, и солений всяких разных. И первачок – не на один десяток пленумов хватит. Столик бильярдный, ну а как же? Парочка дорожек кегельбановых. Да уж, раз довелось встретиться, познакомиться, заходите и вы ко мне в любое удобное время. Посидим, погутарим, сальца покушаем, семечек полузгаем, тун-тун?
Августин Дерябныч довольно хохотнул, ущипнул казначея-однокашника за свиной бочок:
– Ты погляди, Дункаша, какие орлята Кузьмича подросли! Право слово, попкорн начинает действовать. Спасибо, Алексей, за приглашение. Зайдем с товарищами, непременно зайдем… А что вы мне все-таки ответите по поводу партии?
– Одной партии? – скаламбурил Леха и подмигнул однопартийцам.
– Там видно будет, – щелкнул зубками хорек Дерябныч.
– Откажусь теперь едва ли, сколько б нам ни наливали. Только, камрад Августин, между нами, фэйс ту фэйс, попа к попе, давайте так. Если я проиграю, весь свой проигрыш завещаю горячо любимой партии. Передайте его в кассу нашей городской ячейки, друзья! Навеки ваш, дитя подземелья Попов.
С этими словами липовый боец андеграунда повернулся к стоящему поблизости седовласому маркеру, помаячил ладонью перед его лицом:
– Товарищ? Товарищ, не спи, держи порох сухим. Отдать концы, примкнуть штыки! Шоу маст гоу он!
– Шо еще за гоуно! – возмутился служитель, далеко не полиглот. – Не безобразничайте, гражданин. Облились коктейля, и неча тут! Обзываться он будет…
Дункан Накладыч приобнял маркера за плечи пухлой ручкой и залопотал:
– Стоп, стоп, милейший… Жизнь прекрасна и удивительна! Это выражение такое, на романо-германском диалекте. «Представление должно продолжаться», понимаете? И потом, не гоуно, а гуано. Вот примите, – он затолкал в нагрудный карман побагровевшего служителя банкноту, – сходите на курсы иностранных языков. Яволь?
– Яволь, мин хер! – обрадованно вытянулся тот. – Не извольте беспокоиться.
После чего состоялась долгожданная процедура раздачи киёв. Или киев.
Начинать по жребию выпало Попову. Алексей, не мудрствуя, с разбоя положил шар в левую лузу, сохранив пирамиду практически в целости. Второй удар пошел в отыгрыш, но неудачно. Биток, едва коснувшись ударного шара, выкатился точно на стартовую позицию.
Августин Дерябныч почти в точности повторил Лешкин удар, с той лишь разницей, что четыре шара выпали из угла пирамиды и встали в вытянутое каре.
– Танки идут ромбом, – прокомментировал ситуацию товарищ Августин. – К ним бы еще подступиться.
И подступился. Три удара – трех танков как не бывало. Четвертый уполз обратно в строй.
Попов присмотрелся к паре, оставшейся во главе угла. Один из козырей можно было использовать. Алексей встал в нарочито неряшливую позу. Левая рука осталась без опоры и явно дрожала. Дрожащий кий саданул по паре, казалось, наудачу, однако один из шаров чистехонько лег в лузу. Другой вкруговую обстучал все борта и, вломившись в пирамиду с тыла, навел там полный беспорядок.
– Вот это пруха, парни! – воскликнул Леха с хорошо разыгранным восторгом. – Десять сбоку – ваших нет! Тили-бом, тили-бом, будет кошке ежкин дом.
Образовавшаяся позиция даже для «чайников» выглядела очевидной. Попов грациозно взметнул фалды фрака. После чего, послав воздушный поцелуй мадемуазель Инге, с картинной рисовкой устроил обвальный накат.
В считаные секунды пятерка шаров провалилась в тот самый андеграунд, из которого, по его словам, явился в «Карамболь» товарищ Алексей. Инга уже готовилась привстать, дабы вручить награду победителю. Но тут последний, победный шар забился раненой птицей, стукнулся в губки лузы и выжил… …Чтобы наконец умереть, причем не в одиночку, а в обнимку с другим, после хлесткого удара ощерившегося Дерябныча.
