бенка измотаешь. Ему и так жить осталось...
Она смотрела на сына и не могла поверить, что жить ему осталось каких-нибудь восемь-десять лет. Она видела, что губенки у него синеватые, что пальчики холодные. Видела и никому не говорила об этом. Как только она вышла из состояния занбмения, она сказала себе:
"Пусть я, а не они. Не надо им об этом. Не надо".
Сегодня она проснулась от белизны в комнате. Думая, что кто-нибудь приоткрыл шторы, она подскочила к окну и увидела снег. Он лежал на всей земле, белый и чистый. Он как бы подчеркивал разницу между ее настроением и самой жизнью, как бы говорил: еще не все потеряно, жизнь продолжается. Она вдруг вспомнила слова Никиты, обидевшие ее когда-то: "Может, и второй появится?" И встряхнула головой, отгоняя эти нелепые сейчас мысли.
Из школы Вера Михайловна возвратилась поздно, после педсовета, и увидела встревоженное лицо Марьи Денисовны.
- Сергунька занемог. Горит весь. Должно, снегу поел.
Вера Михайловна бросилась к кроватке:
- Сереженька, что же ты, сынок?
- А я попробовал только. Володька ел, и мне охота стало.
Всю ночь Вера Михайловна носила его на руках, прижимая горячее тельце к груди. Под утро ей стало казаться, что он уже не дышит, что он уже неживой, что он уже холодеть начал. Она гнала эти мысли от себя, но мысли снова и снова возвращались и мучали ее.
- Никита, - прошептала она в изнеможении, подавая сынишку мужу.
Он взял Сережу на руки и ушел на кухню, а Вера Михайловна бросилась на кровать, закусила подушку и зарыдала.
Сережа поправился, но с той ночи Вера Михайловна стала плакать, закусывая подушку.
- Ничо, ничо, - услышала она как-то успокоительный шепот Марьи Денисовны, долетающий с кухни. Она успокаивала Никиту.-Слезы к лучшему, к лучшему.
Не дай бог, опять остолбенеет.
Никита молча терпел ее слезы, не спал, когда не спала она, гладил ее по спине своей шершавой ладонью, утешал. Но однажды не выдержал:
- Нет, к едрене фене! Не может быть такого положения. В космос, понимаешь, летаем... На Луну замахиваемся.
Утром он рано исчез и два дня не показывался дома.
- Никуда не денется, - успокаивала Марья Денисовна. - По делу, сказывал.
Заявился Никита на третьи сутки, объяснил:
- В городе был. Адреса достал. Больниц разных.
Писать буду.
Еще раньше Никиты та же мысль - "не может быть такого положения" пришла и другим людям. Сговорившись между собой, старик Волобуев и Марья Денисовна пошли в Медвежье, к председательше. Соню дома оставили, дождались, пока Вера Михайловна на работу отправилась, и потопали. По первому снежку, по первому морозцу идти было легко. А дорога известная с малых лет, с той поры, как себя помнят.
Старик Волобуев поскрипывал суковатой палкой и высоко вскидывал ноги в подшитых кожей пимах, словно шел по целине, а не по наезженной дороге. А Марья Денисовна чуть приотставала, глядела на его сутулую, все еще широкую спину, на морщинистую шею, покрытую седыми волосками, на крутой затылок, прикрытый старенькой солдатской ушанкой, и вспоминала давние молодые годы. Лихой парень был этот Ванька Волобуев, на коне через костер прыгал. За ней ухлестывал. Даже сватов подсылал. Да отец отказал: у него на примете Никита Прозоров был. Вышла она не любимши, а потом слюбились.
- Стало быть, памятую, - будто прочитав ее мысли, произнес старик Волобуев. - Ты-то помнишь ли?
- Про чо? Про купальню?
- Значит, помнишь, - старик Волобуев покачал головой и замолчал надолго.
Марья Денисовна помнила. Вот в этом озере, мимо которого они сейчас проходят, они, девки, по дороге с поля по вечерам купались. Место одно было, купальней звалось. Вот поблизости от него они однажды этого Ваньку Волобуева и обнаружили. Сам себя выдал: на него чих нашел. Ну, конечно, крапивой, а потом в воду.
Поди, годов пятьдесят с гаком прошло.
- Стало быть, вот оно как, - наконец произнес старик Волобуев. - Какой знаменатель получается.
- Так ведь корень гибнет, - не сразу ответила Марья Денисовна.
Старик Волобуев покрякал, но ничего не сказал, лишь у самого Медвежьего, у первого дома, заметил:
- Должны помочь. Стало быть, где-то оно должно...
Не могет быть, чтоб не было.
- Чо Настасья Захаровна скажет.
Председательша шумела-гремела в своем кабинете, но, как только молоденькая счетоводка доложила о приходе стариков, голос председательши оборвался. Она сама появилась в дверях, обняла Марью Денисовну, как старую подругу, поздоровалась за руку со стариком Волобуевым.
Марья Денисовна неожиданно для себя расплакалась.
- Уж не взыщи,-застеснялась она своих слез и отвернулась к окошку.-С камнем на сердце ходила.
Вот, прорвало.
- Ничего, ничего, - успокоила Председательша. - Проходите. Садитесь. С чем пожаловали?
- Да ведь беда у нас, Настасья Захаровна. Корень рушится... - начала было Марья Денисовна, но снова почувствовала комок в горле и замолкла.
Тогда выступил представитель сильного пола:
- Стало быть, такое явление. Оно, значит, касается Сергуньки, правнука Марьи...
Общими усилиями они растолковали, в чем дело, что их заставило притопать в Медвежье.
Председательша выслушала, сочувственно покачала головой.
- Я тут порасспрошаю, - пообещала она. - И денька через два заеду,
- Не, не, Настасья Захаровна,-перебила Марья Денисовна.-Мы лучше сами.
Через два дня они снова пришли в Медвежье. Старик Волобуев покрякал с морозу, смахнул с бороды иней, Марья Денисовна развязала шали, отдышалась.
Тем временем счетоводка доложила, и Председательша опять встретила их в дверях, пропустила через порог, приветливо поздоровалась. Потом она усадила их, помолчала, вздохнула совестливо, будто в чем-то провинилась перед ними.
- Покуда без движения,-объявила она, но тут же пообещала:-Еще буду говорить в районе, в городе.
Старик Волобуев понятливо покивал головой:
- Стало быть, наверх надо.
- Так оно и есть, - подтвердила Председательша. - Говорят, такая болезнь.
- Так чо же это? - растерянно произнесла Марья Денисовна. - Выходит, роду нашему конец?
- Да ну, Денисовна, - отмахнулась Председательша. - Еще решение не окончательное. Это ж болезнь.
Вон как земля у тебя не рожала на Сухом поле, помнишь?
- Да, помню,-вздохнула Марья Денисовна.
- Так то, стало быть, земля, - встрял в разговор старик Волобуев.-А тут это... человек. Второго, значит, не купишь.
- Да, вот так пока что, - произнесла Председательша. По натуре она была прямой и решительной, не привыкла недоговаривать, оставлять вопросы открытыми, недоделывать важные дела. И теперь чувствовала себя не по себе и не знала, как выйти из этого положения.
Марья Денисовна уловила ее настроение.
- Так мы пойдем. А ежели чо...
- Да уж конечно, Марья Денисовна. Сама приеду.
- Не, не-е...
- Забыла, забыла. Конспирация.
Старик Волобуев захихикал, но тотчас оборвал смешок, смекнув, что обстановка совсем не веселая.
Они попрощались с председательшей и пошли в обратный путь.
Был воскресный день, но Никита поднялся рано.
- Ты куда?-сквозь сон спросила Вера Михайловна.
- На почту.
Она открыла глаза. Он улыбнулся ей виноватой улыбкой, наклонился, поцеловал. Она заметила в волосах его седину и не удивилась, а пожалела, тоже поцеловала его в жесткую щеку.
- Я договорился,-объяснил он.-А то когда там до нас дойдет... Поди, через день-два.
Никита ушел, а Вера Михайловна уже не могла уснуть.
В своей кроватке посапывал Сережа. На кухне постукивала ухватами Марья Денисовна. Она с кем-то негромко переговаривалась, должно быть с Соней. Жизнь в доме шла обычно, вроде бы мирно, вроде бы спокойно, И если бы не одно обстоятельство, если бы не одна беда, о которой теперь знали все, а больше всех она, Вера Михайловна, то все было бы совсем хорошо. А так...
Медицина бессильна помочь -ее ребенку. Вот он спит - рукой подать дышит и живет, но это только видимость, это временно, это ненадолго. В этом-то и ужас положения, что ей, матери, уже известен его трагический конец и она ничем, абсолютно ничем не может, не в силах по"
мочь ему. Он жив, а между тем не жилец. Об этом определенно и точно знает она одна, и никому нельзя говорить об этом. А одной нести этот груз - не день, не два, а годы - трудно. Ой как трудно!
"Но надо. Так надо",-внушала себе Вера Михайловна.
Ее размышления прервал разговор на кухне. Заявилась бабка Анисья. Она сразу узнала ее голос.
- А чо делать? Чо делать? - говорила ей Марья Денисовна. - Порча с рождения. От войны, говорят...
Я уж и молилась, и в церкву ходила...
Веру Михайловну не удивил случайно услышанный разговор. Она знала, что не только Никита, все остальные родственники, особенно Марья Денисовна, хотят помочь горю. Да не знают, как это сделать.
