— К черту, — сказал он. — Я сюда пирамиды приехал смотреть, а не бабки зарабатывать!
— Слушай, — сказал Броверман, — ты сфинксов видел? Русской сфинксов не видел. Он вообще пока еще, кроме гостиницы и базара, ничего не видел.
— Так я тебе покажу, — пообещал однокашник. — Вот только проспимся, я тебе весь Египет покажу. На рыбалку поедем, нильского окуня половим!
Нильского окуня Илья Константинович уже видел на арабском базаре и сомневался, что его кто-то ловит. Скорее можно было поверить, что это окуни ловят арабов, и, судя по их размерам, довольно успешно.
Ближе к полуночи Броверман довольно уныло предложил развеяться и сходить к девочкам.
— Я бы лучше поспал, — откровенно сказал Русской. — Тем более что сейчас международная обстановка не располагает. СПИД там, хламидии разные…
— Я бы тоже поспал, — откровенно признался Броверман, — но ты ж, Илюша, пойми, я ведь тут в действительных членах. Звание, дружище, обязывает!
Утром Русской проснулся рядом с носатой арабской красоткой и понял, что накануне выпил более чем достаточно. Он осторожно встал, боясь потревожить даму, которую сон если и не приукрашивал, то все-таки делал несколько симпатичнее.
Броверман уже был на ногах и гулко пил в холле номера апельсиновый сок. Русской тоже сделал несколько глотков и поморщился. Рассол в этой ситуации подошел бы больше.
— Ну что, поедем пирамиды смотреть? — спросил Броверман.
— Ну их на хрен, — сказал Русской. — Пошли малость похмелимся. Водку в этом заведении достать можно?
— Здесь только ночью продают, — объяснил Броверман. — Это же, дружище, не шалман какой, а ночной клуб.
— Тогда пошли поищем шалман, — предложил Русской. — А то трубы так горят, что в пору пожарную команду вызывать.
Они обошли несколько заведений. «Столичной» или, на худой конец, «Кристалла» нигде не было, только Каганович хмуро и осуждающе смотрел на них с белых этикеток.
— Блин, — сказал Илья Константинович. — Я чувствую, что в этом «Кагановиче» весь Израиль утопить можно!
— Нормальная водка, — возразил Броверман. — Градусов тридцать будет.
— А водка должна быть сорок градусов, — вспомнив Булгакова, сообщил Русской. — А потом, хрен его знает, чего сыны Сиона туда плеснули.
Броверман воровато обернулся.
— Эта еще ничего, — сказал он. — Эту еще пить можно. А вот в Россию мы только бутылки с пробками поставляли. А водку осетинскую разливали. Согласен, гадость, конечно, но какой товарный вид!
«Каганович» действительно оказался довольно крепеньким. Как и его прототип, доживший до девяноста с лишним лет. После пары рюмок организм успокоился и на все остальные вложения реагировал с тупой пьяной покорностью. Арабские специи жгли не только рот, но его противоположность.
— А вон новый русский идет, — неожиданно сказал Броверман.
Русской посмотрел. Через весь зал к ним топал мордастый полный мужик в сетчатой майке с надписью «Пошлем коммуняк в Сахару».
Мужик был в шортах, открывающих полные волосатые ноги. На голове мужика была белая бейсболка, на ногах желтели резиновые пляжные шлепанцы, на груди чернел фотоаппарат, а на толстой шее вызывающе желтела толстая цепь.
— Здорово, братила! — радостно заорал Жора Хилькевич из Мурманска. — Что ж ты в кабак тогда не пришел? Правда, стол был фуфло, весь вечер лотосы жрали, но все равно клево было. Гарик с хиппарями подрался, потом мы американцам едальники начистили. Потом вообще настоящая «Кама-сутра» была… Да ладно, Жорик зла не помнит. Ты где остановился? Пирамиды видел? Бабы здесь хреновые, но пожрать можно классно. Потрясно, братила! Прямо у пирамид в ресторанчике тушеную крокодилятину подают. Кайф чистый! Я на прошлой неделе почти полкрокодила умял, бля буду!
— Знакомься, Жора, — сказал Илья Константинович. — Мой приятель Виктор Броверман. Хилькевич скривился.
— Как же, — сказал он. — Был я у том Израиле. Бабы хитрые, так и норовят «динаму» накрутить. Какая там «Камасутра»! А мужики сплошь на бизнесе помешаны. Потому, наверное, и готовят хреново. Одна кура кошерная. Ладно, Жора зла не помнит. Ты здесь надолго? Подгребай вечером в «Империал», там много наших будет. Мы на рыбалку ездили, блин, все за деньги! Ни одного окунька не поймали, так мужики с горя крокодилов надергали. Берешь кролика, на крюк его сажаешь — и в воду. Крокодил, сученок, животина глупая, он сразу крола заглатывает — и на дно. Даже подсекать не надо! Но, говорят, на арабов еще лучшей клюет. Да ладно, другим разом попробуем! Мы вчерашний улов поварам сдали, сегодня пир в кабаке будет. Только водка у их здесь хреновая. Но это, блин, не страшно, я в Мурманск звонил, пару ящичков нашего «Муромца» заказал, сегодня самолетом подогнать должны. Ну, бывай! — Жора Хилькевич сунул каждому потную ладошку и не торопясь двинулся к выходу, рассекая темнолицых арабов, как плуг рассекает пашню Нечерноземья. На лице его была скука и довольство собой.
Броверман внимательно посмотрел ему вслед и что-то сказал на идиш. Потом повернулся к Русскому:
— Ну что, Илюша, поехали пирамиды смотреть? Тем более что там крокодилов неплохо готовят.
Глава 15
Издалека пирамиды выглядели несолидно, вроде кубиков в песочнице. Лишь на близком расстоянии они вдруг обрели внушительность и монументальность. Редкие пальмы рядом с ними смотрелись травинками. Это ж сколько народу было задействовано, сколько рабов здесь Полегло, возводя эти памятники давно почившим в бозе фараонам! Илья Константинович прикинул, какие бабки вложены фараонами в Строительство пирамид, и ощутил здоровую и белую зависть.
На прогулку по пирамиде они с Броверманом не торопились. Было довольно жарко, и для начала они попили пивка в местном баре.
Пиво было холодным, дул легкий ветерок со Средиземного моря, и настроение несколько улучшилось. Вскоре оказалось, что пиво хорошо легло на вчерашнюю выпивку. Даже слишком хорошо. Так хорошо, что они заказали виски с содовой, но содовую попросили не наливать. Бармен не удивился. Он уж привык обслуживать русских и евреев, уехавших из России в Израиль. На его взгляд, они не слишком и различались. Русские требовали водку на русском или плохом английском, евреи использовали для этого иврит, идиш или все тот же плохой английский. Вот и сейчас, выпив виски, приятели переглянулись и потребовали бутылку уже привычного и кажущегося родным «Кагановича».
— Ты не думай, Броверман не жулик, Броверман — честный человек, — говорил однокашник, то и дело хватая Русского за рукав. — Ты думаешь, я гадать не умею? Умею! Я тебе на картах могу погадать, по руке могу, даже по внутренностям черного петуха, понял? Хошь, я тебе на пиве погадаю? — С этими словами Броверман вылил остатки пива из банки на стол и принялся вглядываться в лужицу, принимающую причудливые очертания.
— Вот ты думаешь, что это твое последнее путешествие? — слегка заикаясь, сказал Броверман. — Ошибаешься! Это первое твое путешествие! Понял? Первое! И опасное! — Он ткнул в лужицу пальцем. — Во, видишь, смерть тебе грозит от арабского террориста! Думаешь, шучу? Во! — И Броверман сделал интернациональный жест, который должен был убедить Русского, что его собеседник действительно не шутит.
— Хватит, Витя, — сказал Русской. — Какие арабы! Туг от своих не знаешь, куда деться. Пошли в пирамиду, посмотрим, как там фараоны жили. — Он критически оглядел товарища и добавил: — Если нас туда пустят!
В пирамиду их пустили без замечаний и даже дали гида-экскурсовода, который тут же затрещал по-английски, словно он был тайным уроженцем Йоркшира или Уэльса. Броверману он не мешал. Броверман на ходу начал пристраиваться дремать на плече Ильи Константиновича, мычал, похрапывал со стонами и всхлипываниями, и после нескольких безуспешных попыток его разбудить Русской пристроил товарища на какой-то каменной приступке. Броверман тут же прилег и со счастливой улыбкой задремал.
Внутри пирамиды было прохладно, арабский экскурсовод продолжал что-то шустро лопотать, увлекая туриста в глубины пирамиды, и Русским овладела какая-то сонливая одурь, причины которой, впрочем, были ему совершенно ясны, но одурь быстро прошла, когда экскурсовод опасливо огляделся, достал из-за пояса большой черный пистолет и приставил его к голове Ильи Константиновича.
Только теперь у Русского широко открылись глаза, и он рассмотрел сопровождающего. Араб был худ, жилист и смугл. В левом ухе у него слезливой капелькой светилась серьга. Будь это в Америке или Европе, Русской не сомневался бы, что перед ним паренек с неправильной сексуальной ориентацией. В России серьга бы указывала, что перед ним казак, причем единственный сын у матери. На что указывала серьга в оттопыренном арабском ухе, Илья Константинович не знал. Араб был в просторной пестрой дашике. В темных бездонных глазах араба радости от встречи с Русским не было. В арабских глазах кривилась в усмешке смерть.
