— Здорово, Макс! Как жизнь?
— Все путем, работаем. А ты чего с утра пораньше? Опять твои девки чего-то нарыли? (девки у меня такие — вычитывают дела от и до, следствие, что пока еще почти наше, что милицейское — волком воет — а что делать — этим девкам потом по этим делам в суде бодаться).
— Да нет, Макс, я по другому поводу. У тебя Интернет работает?
— Не залазил еще, сейчас гляну, — послышалось кряхтение — Макс, несмотря на то, что младше меня на 9 лет, имеет плотное, если не сказать полное, а если честно — то просто толстое телосложение.
— Хмм… Нет, что-то ничего не открывается. Опять городская не заплатила вовремя?
— Вряд ли, наверное, у провайдера или на линии какие-то проблемы.
— Стоп. У тебя телек включен?
— Да я его девчонкам отдал, меньше у меня тусоваться будут.
— Тогда бегом ко мне, тут сейчас какую-то важную хрень передавать будут.
'Что за хрень?' — думал я, спускаясь этажом ниже. — 'Слава богу, что СКП пока не переехал'. Для них уже ремонтировали отдельное от нас помещение в здании, предоставленном районной администрацией.
Спустившись вниз, я поручкался с Максом, который сказал, что я мог не гнать, как скаковая лошадь — до 'важного сообщения' есть еще 10 минут. Эти 10 минут мы провели в курилке, смакуя отрыв наших от 'Спартака' в турнирной таблице. Дел у меня — в смысле, тех самых дел, которые у прокурора — пока было немного — их понесут в пятницу, валом — а как же, конец месяца, выход дел в суд, так что все корпеть будем, а не только милицейский надзор, отбывать повинность предстояло только в 2 часа — переться по мошенничеству, если не перенесут — редиска-то на воле, болеть может до потери пульса — собственного, моего или судьи. Докурив, мы отправились в Максовский кабинет к Максовскому же телевизору — курящий Макс в своем кабинете сам не курит и другим не дает и не потому, что боится репрессий — в принципе, его сейчас и репрессировать-то некому, прокурору он уже не подчинен, а городское начальство эти фишки не волнуют — а потому, что терпеть не может полных пепельниц и еще больше терпеть не может полные пепельницы вытряхивать — короче, курить в своем кабинете ему не позволяет лень.
После первых слов сообщения мы с Максом затаили дыхание. Прослушав, закурили прямо в кабинете.
— Ну ни хрена себе — вырвалось у Макса.
— Макс, а ты ведь не служил?
— Неа. У меня вообще 'белый билет' — даже на кафедру в универе не ходил.
— Мда. А мне, походу, придется вспоминать первую военно-учетную… Я по первому высшему-то — технарь, а по ВУСу — РТБ 'трехсотого' комплекса'… Даже попиджачил по-честному.
— Ерунда это. Для нас, — Макс решил, что сейчас его 'белый билет' значения иметь не будет, — и по специальности работа найдется. В войну, я слышал, в каждой дивизии трибунал был, не говоря уже о всяких там особых отделах и СМЕРШах.
На экране возникла заставка, предупреждающая о том, что сейчас будет произведена проверка систем оповещения о чрезвычайной ситуации. Спустя несколько секунд, сопровождаемых знакомым всякому ленинградцу звуком метронома, с улицы послышался тоскливый вой сирены воздушной тревоги. Пока еще — учебной. Аж мурашки по коже…
В моем расписании дня, тем не менее, ничего особо не изменилось — война — войной, а суды — по расписанию. Так что все поначалу происходило так, как происходило бы в любой обычный день. Редиска, естественно, не явился — но у него теперь есть железобетонное оправдание, мол, сразу в военкомат — добровольцем — поди проверь. Подождав его, сколько положено, судья, естественно, отложился. После этого был просмотр передачи, в которой Кургинян чуть не утопил бабу Леру в своем плевке, потом в передаче показали полковника (сразу в голову закралась подлая мысль: по одному счету, у меня три маленьких звезды, по другому — три больших. Альтернатива, однако.) который устроил общечеловекам второй акт Марлезонского балета в студии, потом — обсуждение новости с барышнями, которые охали, ахали и звонили мужьям, любовникам, бой-френдам и иным существам мужского пола, чья судьба их в тот момент интересовала. Звонок из городской прозвучал около шестнадцати часов — предложили подъехать, в связи со сложившейся ситуацией. Подъехал. Зашел со стороны внутреннего двора, поднялся на второй этаж — и в коридоре столкнулся со знакомыми и не очень знакомыми ребятами с Литейного-четыре. Один из них, Володя, с которым в свое время было выпито немало водки по случаю успешного проведения всяческих антикоррупционных мероприятий, увидев меня, обрадовался:
— Тебя тоже дернули? Здорово — вместе значит будем?
— Вова. Во-первых, я пока не знаю, зачем меня дернули, если честно — пока даже не очень знаю, к кому дернули, сейчас зайду в канцелярию и…
— И никуда заходить не надо, я знаю, куда тебе идти. Вова схватил меня за руку и потащил к кабинету, на котором, по идее, надо было повесить табличку 'Заяц? Волк!' — для кабинета главного шефа она подходила бы как нельзя лучше — отражала бы противоречие между фамилией и характером. У кабинета Вова остался в коридоре, а я кашлянув для приличия, зашел в кабинет большого шефа. Там было не людно — 'каждой твари — по паре' — фэйсы, убоповцы, убойщики, бхссники — короче, как я уже говорил, 'каждой твари по паре'. Из наших, кроме меня, был Андрюха — когда-то зам. по следствию в соседнем районе, сбежавший от административной работы в важняки следственной части. Слово взял главный:
— Значит так. По поступившей от коллег — главный покосился в сторону фэйсов — информации на территории Украины, Белоруссии, некоторых территорий России, происходят странные события, которые на данный момент эээ… ууу… пока невозможно как-то объяснить. В связи с чем, принято решение о создании межведомственной следственно-оперативной группы, задача которой на данный момент времени состоит в том, чтобы собраться, одеться, прибыть к коллегам — еще один взгляд в сторону фэйсов — на Литейный и ждать дальнейших распоряжений руководства. Вы тут друг друга все в основном знаете, кто кого не знает — познакомитесь. Все необходимое для эээ… передислокации в составе группы вы сможете получить у коллег. Рассчитывайте на то, что переводитесь на казарменное положение на…, ну на какое время, вам еще доведут. Поэтому сейчас вы все дружно собираетесь, одеваетесь, садитесь на наш микроавтобус — и выдвигаетесь в сторону коллег — очередной кивок. Домашним позвоните оттуда. Вопросы есть?
А то как же. Конечно, есть. Понятно — опера, понятно — Андрюха, а у меня-то какая задача?
— Есть вопрос. Сергей Петрович, а в каком качестве в состав группы вхожу я?
— Вопрос понятен. Отвечаю — в качестве надзирающего. За соблюдением законности, само собой. А при необходимости — для участия в производстве следственных действий. Насколько я помню, раньше у вас в паре — кивок в сторону Андрюхи — это неплохо получалось.
Это да. Были времена — когда сто пятая была сто второй… Ну ладно, теперь наши цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!
До Литейного долетели быстро — движение на улице почему-то практически отсутствовало — видимо большинство граждан прильнули к голубым (не подумайте ничего плохого) экранам. Встретили нас как родных — прапорщики на входе — не том, который со стороны Литейного, а том, который со стороны Захарьевской — дотошно и придирчиво проверили документы и, под конвоем третьего прапорщика, отправили наверх, где в одном из больших кабинетов (кучеряво живут, однако, после того как ГУВД переехало) нас встретил четвертый прапорщик и груда всего — начиная от полевого обмундирования и обуви и заканчивая сухпаями в отвратительного цвета зеленой упаковке (ну не люблю я такой цвет, не люблю). После процедуры переодевания, прикрепления звездочек и прочего положенного безобразия (интересно, где фэйсы нарыли эмблемы военной прокуратуры — хотя что уж тут, гарнизонная — через Литейный перейти), примерок кепариков, ботинок — еле нашли мой размер, не потому, что большой, а потому, что маленький — ноги в маму — и получения в оружейной комнате оружия — нам с Андрюхой, кроме ПМ с двумя обоймами, ничего не доверили — остальные вооружились значительно серьезней — встал закономерный вопрос: ну и? Все понимающе переглянулись — и дружно посмотрели на бхссников:
— Вот идет начальник УР… — затянул Володя.
— … вечно пьян и вечно хмур — продолжил один из оперов угрозыска.
— Вот идет БХСС… — присоединился его коллега из УБОПА, по-моему, Игорь его зовут — раньше пересекались, но так… не тесно.
— СЛАДКО ПЬЕТ И СЛАДКО ЕСТ! — продолжили хором все, кроме, собственно, героев поговорки.
Один из них, которого все и всегда, начиная с первого дня работы на земле называли Михалычем, обреченно вздохнул:
— Пошли, Серега — наш путь лежит в магазин.
Угу, в магазин, щщаз. Знаю я вас — вам до своего кабинета на Захарьевской дойти ближе, чем до магазина, да и выбор у вас там — если и не больше, то в плане качества — точно лучше. В свое время, лет десять назад, был смешной эпизод — в районном УВД, после какого-то праздника, начальник вызвал в коридор начальников БЭП и УР — для выяснения вопроса, кто метнул… эээ… кого стошнило перед доской почета? Начальник УР утверждал, что это были БХССники, однако начальник ОБЭП нашел доказательство, которое камня на камне не оставило на этой версии: потрогав то, что находилось на полу, носком остроносого лакированного ботинка, он извлек из вязкой массы неприятного цвета и еще более неприятного запах кусок вареной колбасы и, четко и раздельно, как будто произнося определение аксиомы из геометрии, заявил: МОИ. ТАКОЕ. НЕ. ЕДЯТ. Что и говорить — доказательство было признано убедительным.
