Луцию Аннею хватило мужества не только для преодоления болезни, но и на то, чтобы завоевать свое место на политическом олимпе. Древнеримский писатель и биограф Светоний отмечал, что «расцвет славы» Сенеки наступил при императоре Калигуле. Словно наверстывая упущенное, молодой политик и оратор за короткий срок был удостоен первой государственной должности и вошел в сенат. Там одна из его блестящих речей вызвала такую зависть Калигулы, что Сенека чуть было не лишился жизни по распоряжению именитого соперника в ораторском искусстве. Спасло философа только заступничество некоей императорской наложницы, которая уверила Калигулу, что Сенека слаб здоровьем и, скорее всего, сам вот-вот умрет от чахотки.
Следующий раскат грома не заставил себя долго ждать. Сенека был обвинен в прелюбодеянии с племянницей одной знатной особы, и сенаторы тут же поспешили потребовать смерти для слишком выделяющегося сотоварища. Теперь уже император Клавдий просил сенат заменить казнь ссылкой. Местом изгнания Сенеки стала Корсика. Поначалу опальный политик впал в отчаяние, он даже попытался ходатайствовать о помиловании в своем трактате «Утешение к Полибию», однако позже изгнанник укрепился духом и вновь занялся научными изысканиями, увлеченный наблюдениями за небесными телами.
Удаление из Рима, созерцание космических явлений заставили Сенеку по-иному оценить пребывание в мире. Как и в годы молодости, перед ним снова встал вопрос о важности философского осмысления жизни, перед которым меркнет так называемое величие государственного служения. Об этом Луций Анней размышлял в трактате «О краткости жизни», в котором указывал, что «без спешки исполнять истинный долг можно лишь тем, кто захочет каждый день быть в теснейшей близости к Зенону, к Пифагору, к Демокриту и другим зачинателям благих наук».
Корсиканская ссылка на некоторое время отдалила Сенеку от государственных дел. Как никогда ранее он ощутил себя философом и космополитом, то есть гражданином мира. И чувство это было настолько сильным, что он даже собирался ехать в Афины, чтобы продолжить там философские занятия. Однако этим намерениям не дано было осуществиться.
В 48 г. после убийства Валерии Мессалины, жены Клавдия, новой женой императора стала Агриппина, мать будущего императора Нерона, усыновленного Клавдием. Агриппина отнеслась к Сенеке более чем благосклонно. И не только возвратила его из ссылки, но и предложила философу стать наставником ее сына. Сенека предложение принял, хотя и понимал, что идет на компромисс со своей совестью. Не трудно было предположить, что дворцовые интриги, нередко заканчивающиеся кровопролитием, продолжатся и впредь. А это означало, что наставник втягивался в сеть заговоров, предательств и преступлений. Так или иначе, жизнь Сенеки становилась двойственной и теперь уже окончательно расходилась с ранее намеченными планами. Правда, он полагал, что если у власти окажется мудрец, то он и будет тем справедливым царем, который станет идеалом для государства.
Надежды эти, однако, не сбылись. Нерон оказался не только властолюбивой, но и преступной личностью. Сенека вынужден был в той или иной мере поступаться своими принципами, и эти уступки все дальше уводили его от нравственных норм, составлявших суть философского учения. После убийства Нероном своей матери Агриппины положение Сенеки при императорском дворе стало невыносимым. Он ходатайствовал об отставке и просил Нерона принять назад все полученные им богатства. Нерон отставки не принял и богатства обратно взять не пожелал. Но Сенека уже утвердился в столь мучительном для себя решении – окончательно удалиться от государственных дел. Увы, это не обезопасило его от Нерона. Да и сам император вскоре понял, что его учитель – серьезная преграда на пути к абсолютной власти. Подозрительный диктатор легко поверил клевете и доносу об участии Сенеки в заговоре против него и приказал своему наставнику умереть. Философ мужественно принял смерть, вскрыв себе вены. По завещанию Сенеки его труп сожгли без погребальных обрядов.
Жена Сенеки Паулина, преданно и страстно любившая мужа, пожелала вместе с ним уйти из жизни и тоже вскрыла себе вены. Однако Нерон, не питая личной ненависти к Паулине и не желая усиливать вызванное его жестокостью всеобщее возмущение, приказал не допустить ее смерти. Рабы остановили кровотечение, перевязав ей руки. Паулина долго болела от потери крови и пережила мужа лишь на несколько лет.
Не сумев в жизни примирить нравственность и власть, Сенека нашел выход из этого положения в своих сочинениях. Тем самым он снял для себя противоречия реальной жизни, уготованные «всевидящей судьбой». Творческое наследие Луция Аннея Сенеки весьма значительно. Его перу принадлежат философские сочинения, художественные и естественнонаучные сочинения, многие из которых, правда, утрачены. Сенека создал несколько философских трактатов, девять трагедий, одну историческую драму, девять философско-этических диалогов, восемь книг «Естественно-научных вопросов» и знаменитые «Нравственные письма к Луцилию».
Унаследовав от стоических и староримских традиций убежденность в существовании высших моральных норм, он сумел сохранить их до конца жизни. Это важно понять потому, что главные нравственные ценности в Римском государстве замыкались на гражданской общине. Нормы римской морали диктовали приоритет долга, мужества, доблести, стремления к благу государства. Но Сенека как римский гражданин шире трактовал проблемы личности и государства. Он писал: «Надо добиваться, прежде всего, чтобы мы не шли, как овцы, вслед за вожаком стада, направляясь не куда следует идти, а куда идется. Наилучшей мы считаем жизнь по разуму, а не по чужому подобию».
Сенека делал упор на долге человека перед собой и людьми. Исполнять этот долг учит пример основателей стоической философии, которые «выносили законы для всего рода человеческого, а не для одного государства. Выполняя эти законы, человек не запирается в стенах одного города, но выходит на простор мира, который становится ему отчизной». В этих рассуждениях нетрудно увидеть космополитические идеи, характерные для ранних стоиков. Важно, однако, учесть то, что их проповедует римский гражданин, который предпочитает служить не гражданской общине, превратившейся в толпу рабов для тирана, а вселенскому «сообществу богов и людей».
Эта позиция четко обозначилась в итоговой книге Сенеки «Нравственные письма к Луцилию». Всего писем 124 и собраны они в один солидный том. В них абсолютно все подчинено этике. Даже научные изыскания о природе, которыми Сенека занимался весьма основательно, включены в трактат с единственной целью, направленной на прояснение нравственных проблем.
Кому же адресовал свои философские письма Сенека? Формально – прокуратору Сицилии и своему другу, любителю изящной словесности Луцилию. Но фактически письма являются как бы посланиями самому себе, неким нравственным завещанием, продиктованным голосом разума. Обращение «ты» становится авторским «я», воплощающим свод стоической морали. В самом общем виде «Письма к Луцилию» явились программой нравственного самоусовершенствования. Эту программу предназначал Сенека и для самого себя, и для Луцилия, а в его лице и всему сообществу людей.
«Письма к Луцилию» начинаются с того, что Сенека советует другу освободить время для совершенствования души, обратившись к лучшему, что есть в ней самой. И неважно при этом, сидит ли человек в своем доме, или странствует, – он всегда наедине с собой. Важно, какие мы есть, а не то, где мы пребываем. И поэтому «ни к одному месту мы не должны привязываться душой, но должны жить с убеждением: не для одного уголка я рожден, весь мир для меня отчизна».
Сенековский «человек добра» никогда не ищет себе оправданий, лечит себя мудростью и пренебрегает похвалой. Вообще же, награда за добродетельный поступок – в самом поступке. Для достижения добродетели надо не ограничивать страсти, как советовали последователи Аристотеля (перипатетики), а совершенно их искоренять.
Однако, как считал Сенека, одного желания добра мало, необходимы еще и воля, воспитание чувств, пробуждение совести. На фоне прагматичной психологии древних стоиков, признававших только разумное начало, доводы Сенеки меняли весь стиль философствования: «Будем жить так, чтобы недавно бывшее словом стало делом. Когда несет волна, нужно держать руль, бороться с самим морем, вырывать у ветра паруса. Нужно не разговаривать, а править».
Сенека очень точно уловил момент воли, ответственного выбора поведения; свобода выбора у него расширяла свои границы в отличие от стоического фатализма с учением о роке как неизбежной и непреодолимой силе. Он предлагал соизмерить выводы собственного разума с волей созидающего Логоса, или божества, которая может быть только благой, ибо бог – величайший благодетель, он заботится о людях и наставляет на путь истинный.
