упал на пол, задыхаясь. Дьяволы бросились к нему, но мужчина нашел в себе силы сотворить крестное знамение.
— Прочь, прочь, нечисть! — кое-как смог выдавить он.
— Ему плохо, — послышался голос Ретта Кинга. — дайте место! Вивиана, откройте окно! Расступитесь!
И над Тауэром склонилась самая отвратительная бесовская рожа из всех, что Тауэр мог себе вообразить.
— Как Вы? — спросил демон голосом Кинга, щелкая зубами. Тауэр приподнялся на локтях и попробовал собраться с силами, чтобы произнести молитву или хотя бы плюнуть в отвратительную харю, но на следующем же вдохе потерял сознание.
Глава шестая
Ничто не помогало: кто чувствует
грозу, тому не надо видеть молнии,
не надо слышать грома, чтобы страдать от нее.
Александр Амфитеатров, «Зоэ»
Ретт Кинг поднял голову, когда в гостиную ворвался Эдмунд, что-то с энтузиазмом намурлыкивая, словно тот гул, производимый им сквозь сжатые зубы, обязательно должен свести окружающих с ума. И Ретт, потерев висок, решил, что мистер Купер близок к успеху.
— Эдмунд, Ваш энтузиазм поразителен. В чем причина? — поинтересовался он, сложив газету.
Молодой хозяин перестал оглядываться и улыбнулся.
— Я просто ищу… одну книгу. Мисс Тауэр забыла ее сегодня утром. Она ждет меня в библиотеке, — Эдмунд взял со стола крохотный томик и показал его собеседнику, как бы говоря «видишь?». — а теперь прошу меня извинить…
— Постойте, — Ретт указал рукой на пустующее кресло подле себя. — задержитесь на мгновение, уделите мне минутку.
Эдмунд пожал плечами и сел, закинув ногу на ногу. В нетерпении он похлопывал себя книжкой по колену.
— Вы и мисс Тауэр. В последнее время вы общаетесь друг с другом чаще, чем кто-либо в Ламтон-холле. Это становится неприлично.
Эдмунд дрогнул губами, глазами — всем лицом словно разом моргнул и вернул на него беспечное выражение.
— Что ж, я знал, что это долго не останется незамеченным.
— Вот именно, — Ретт поднял палец. — и если пока в курсе только наш тесный круг, безмолвный, это я обещаю, то вскоре к нам прибудет компаньонка миссис Купер, леди Кларисса… э-э-э, я забыл ее фамилию.
— Не важно.
— Действительно. В любом случае, я хотел сказать, что ваше общение, Эдмунд, нужно прекратить.
— Что? — молодой доктор засмеялся. Звук был такой, какой слышен у насмерть перепуганного ребенка, взлетевшего на качелях выше собственной головы, — как бы Вы и леди Кларисса не смотрели на это, но я не могу ограничить общение с собственной невестой.
— Эдмунд, Вы вовсе потеряли разум! А что, если она не вдова?
— О, разумеется, она не вдова! Я знаю это точно.
— Тогда Вы вдвойне умалишенный. Как можно жениться на женщине, уже кому-то принадлежащей по закону?
— Она никогда не была замужем. Я могу поклясться.
Мистер Кинг откинулся на спинку кресла, словно внезапно захотел оказаться подальше от Ламтон-холла.
— И как же, позволь спросить, ты узнал об этом? Разве что… — Кинг в ужасе закрыл рукой рот.
— Да, Ретт. Ob turpem causam4. Мы любовники.
— О Господи, — теперь Кинг схватился за сердце. — я знал, что вас опасно оставлять вместе…
— Еще разразись тирадой насчет благочестия, Ретт, — насмешливо заметил мистер Уолтерс, войдя в комнату. — я слышал конец разговора, уж простите.
Эдмунд смущенно потупился.
— Ах, чопорная Англия! Давно ли женщины этой страны мечтали отдаться королю? Давно ли девицы позволяли увлечь себя в лес на Самайн?
— Не будь вульгарен, — отмахнулся Кинг. — дело-то серьезное.
— Да неужели? — поднял одну бровь Рэндалл, сев в кресло. — ну, утешил Эдмунд молодую вдовушку, что с того?
— Она не вдова, — снова произнес Эдмунд, на этот раз — с какой-то ноткой отчаяния в голосе. — она была девицей.
Рэндалл остался все так же невозмутим, разве что плечами пожал.
— Того проще. Женись на ней, как собирался. Благословляю вас, как грешник грешников.
Зоя с Айкеном испытывали друг к другу что-то удивительное, они боготворили друг друга и старались не разлучаться ни на минуту, и в то же время их отношения не походили на лихорадочную, маниакальную страсть, которую можно было бы предположить, зная о пылкой натуре обоих. Казалось, они уверены в своем будущем — счастливом и таком долгом, что почти вечном. Айкен действительно в это верил, а Зоя только делала вид. Ради него. Чтобы не портить настроение своими дурными предчувствиями. Ведь последние полгода они были вместе и так близко, как никогда раньше. Никогда — и ни с кем.
А прогулки после посещения Симонетты в больнице были будто бы каким-то подтверждением того особенного нереального бытия: словно, если бы молодые люди находились всегда только дома, за расписанной рунами дверью, можно было допустить мысль, что они сами себе выдумали это счастье. Беда с Симонеттой отрезвляла и удручала их, заставляя еще глубже погружаться в свой маленький рай, едва выходя из больницы. Как правило, на путь «туда» молодые люди тратили немногим больше сорока минут, путь же обратно занимал более часа. А порой — и нескольких часов. Если Айкен и Зоя возвращались не слишком поздно, то делали крюк, проходили через парк и покупали или цветы, или каждый — по мороженому, или сигареты… Даже когда им не хотелось есть или курить.
А в тот день, поймав себя на мысли, что, подобно Симонетте, с которой они распрощались едва ли десяток минут назад, ничего не хочет, Зоя все равно попросила Айкена завернуть в парк. Был предпоследний день октября, довольно теплый для канадской осени, и, надеясь, что тени от крон деревьев скроют их, молодые люди расстегнули куртки, не стесняясь ножен с мачете и наплечной кобуры. Впрочем, в парке было не так много людей, все из них были заняты своими делами и на Айкена с Зоей никто не обращал внимания.
— Хочешь мороженого?
— Нет, спасибо, мне уже не жарко, — Зоя застегнула молнию до самого подбородка и села на скамейку. Айкен примостился рядом. — даже прохладно.
Она улыбнулась, помолчала немного, затем открыла рот, подумала пару секунд, и выпалила, будто стесняясь своих слов:
— Знаешь, иногда я думаю, что никогда не любила никого, кроме тебя. Потому что любить могут только живые. А до тебя я такой не была.
Айкен коснулся пальцами щеки девушки.
— Глупости, — но он был польщен. При этом, он сам чувствовал, что готов нести романтическую чушь. Не потому, что обстановка располагала, как раз наоборот: на душе было гадко. Но вид изможденной, угасающей девчушки, еще недавно хихикавшей вместе с ними, напоминал молодому человеку, что он сойдет в могилу раньше, чем его возлюбленная. И кто знает, когда точно?
Скатывалось за горизонт оранжевое солнце — казалось,
