несмазанных огромных шестерней и шум водопада. Оглушенный Хэвен попятился от двери, гадая, чью смерть возвещала ужасная гостья. В первую очередь он с ужасом подумал, что Габриэль мог добраться до Зои, но тут же, леденея, догадался — Симонетта. Несмотря на то, что Зоя, Хэвен и Айкен пытались относиться к ее неминуемой смерти как к чему-то неизбежному, хоть и печальному, все равно казалось, что это событие еще нескоро омрачит их жизнь. Но человек предполагает, а боги располагают, с грустью подумал Хэвен, когда банши замолкла.
— Ну как, дини ши, понравилось? — ухмыльнулась она. — если не распробовал, то ничего страшного. Тебе еще предоставится возможность… Эта человеческая девочка — не последняя, кого ты теряешь.
Она рассмеялась — обычным и совсем не страшным, хоть и неприятным смехом много курящей злобной женщины — и пропала во вспышке голубого пламени.
И в двух шагах от того места, где она стояла, обнаружились Айкен и Зоя. Действительно промокшие до нитки, как Хэвен и предполагал на их счет. Хэвен подумал, много ли они слышали и когда именно поднялись по лестнице…
Зоя большим пальцем стерла из-под глаза то ли слезу, то ли каплю дождя.
— Ну, тебе нужно еще дополнительное приглашение? — сказала она. — бери сумки и вызывай такси.
Они поехали, куда глаза глядят. Взяли напрокат машину, расплатившись последними деньгами, и помчались.
— Куда мы? — спросил Айкен, с трудом понимая, что происходит.
— В безопасное место, — отозвалась Зоя, глядя в окно. Звезды как-то зловеще сияли с небес в ту ночь.
— На всей Земле больше нет такого места, — пробурчал Хэвен, не отрывая взгляда от дороги. Но он, как и его ученица, чувствовал давление света звезд, словно то были глаза, пялившиеся на них с неба.
— И я об этом, и я… — шепнула Зоя, зажмуриваясь. Она знала, что не заснет еще долго — пока в ушах не затихнет эхо от крика банши.
Глава седьмая
И не бойся, и не плачь, я ненадолго умру.
Ибо дух мой много старше, чем сознанье и плоть.
Башня Rowan — «Сиреневое пламя»
Вивиана вскинула голову, когда Эдмунд ворвался в комнату с озаренным радостью лицом, губы его явно сдерживали то ли слова, то ли улыбку. Таким сияющим на ее памяти он не выглядел никогда, даже до болезни.
Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
— Я уже получил лицензию, — прошептал он в самое ухо Вивиане, когда поставил ее на ноги. — простите, леди, но я воспротивлюсь Вашему желанию более никогда не посещать церковь! Мне придется это сделать — и даже вместе с Вами. В первый четверг следующего месяца мы рано поутру сможем обвенчаться!
Лицо Вивианы при этих словах странно исказилось, словно она боролась с горькими слезами и проявлениями бурной радости одновременно. Губы девушки дрожали, решая, как им выгнуться.
— Я сделал что-то не так? — ошеломленно прошептал Эдмунд. Руки его невольно потеряли всякую силу и отпустили до того бережно стискиваемые ладони недовольной невесты. — Со вчерашнего вечера я успел Вас чем-то обидеть? Объяснитесь.
— Я решилась стать Вашей в обход закона лишь потому, что я не человек, — с невыразимой мукой простонала Вивиана и отвернулась, пряча лицо в ладонях.
Эдмунд не знал, как себя повести. Девушка находилась рядом с ним едва ли на расстоянии половины локтя — и все же мистер Купер не протянул руки, чтобы коснуться ее. На миг она и впрямь показалась ему не человеком, феей, о которой бредил Уолтерс, пока не сошелся с Мартой.
— Книги… Простите, они были не при чем. То есть, конечно, дурных идей я нахваталась и впрямь из "Опасных связей", но, будь я настоящей женщиной, никогда бы не решилась предложить Вам себя так бесстыдно. Это же очевидно, Эдмунд!
Он молчал, не зная, что может ответить на подобные заявления.
— Я не понимаю, — наконец Эдмунд решился тронуть девушку за плечо. Вивиана медленно обернулась, подняла раскрасневшееся, словно перед слезами, лицо.
— Сейчас объясню.
Она мягко вывернулась из-под ладони Эдмунда, отошла к столу, на миг застыла, выставив острые лопатки, натянувшие ткань платья — невольное движение беспомощности, мольба о защите, которую некому оказать.
— Прежде, чем Вы совершите что-то, о чем будете жалеть, я должна показать Вам кое-что. Точнее, дать прочесть, потому как рассказать я это не смогу никогда в жизни. Язык не повернется, — стараясь как можно меньше касаться синего переплета пальцами, словно тот обжигал кожу, Вивиана бросила на стол и подвинула ближе к Эдмунду потрепанную книжицу. Дневник.
Молодой человек осторожно взял его, как будто со страниц мог сочиться яд, и медленно открыл. Но ничего ядовитого в написанных ровным почерком строках не было. Да, это было странно, но не страшно.
— Пожалуйста, не думай, что это мои фантазии, — прошептала Вивиана, внезапно отбросив учтивое обращение. — я не сошла с ума вдали от шума города, как можешь ты подумать, хоть и, видит Бог, пока ты жил в Лондоне, мне было очень грустно.
Эдмунд покачал головой.
— Я не могу ни верить тому, что Вы здесь написали, ни подвергать сомнению Вашу искренность… Так что, вероятно, Вам это все приснилось. Или же Вы слишком много сидели в беседке и солнце напекло Вам голову.
Лицо Вивианы, только что демонстрировавшее покорное и смиренное выражение, мгновенно ожесточилось, губы раздраженно изогнулись.
— Ну уж нет. Если ты хочешь на мне жениться, то должен будешь поверить и проверить. А иначе ничему не бывать! — Вивиана поддернула рукав и протянула жениху предплечье. — ну же, удостоверься самым простым способом! Возьми иглу и проткни мою руку. О, уверяю тебя, пусть сперва и пойдет кровь, ты увидишь, что я внутри полая, как фарфоровая статуэтка.
— Ты же понимаешь, — Эдмунд, как и невеста, снизошел до простого обращения, уже понимая, что настоящее согласие между ними заключено, девушка всецело готова к браку, и последнее слово, в свете открывшихся обстоятельств, за ним самим. — я не сделаю этого. Я не причиню тебе вреда, не трону и пальцем, разве что в случае, если от этого будет зависеть твоя жизнь.
Вивиана опустила подрагивавшую руку, рукав расправился, скрывая бледную кожу предплечья.
— Ты не отступишься, даже если я скажу, что никогда твой род не будет продолжен? Если ты женишься на мне, то у тебя никогда не будет наследника… Не подвергай мои слова сомнению, прошу. Я знаю это и считаю своим долгом сообщить о том заранее.
Эдмунд не шелохнулся. Только глаза его распахнулись шире. Вивиане показалось, что сейчас он оставит ее, прозревший,
