Близилась зимняя сессия, а многие (вернее, подавляющее большинство) были к ней категорически не готовы. Я, например, вообще плохо спал по ночам от мысли о приближающихся испытаниях. Все же практика мне не давалась ни в какую, а наставник ушел в отказ и не снимал с меня печать. Так что последняя надежда — набрать максимум на теории, и если я не упущу ни одного балла там, то есть еще надежда получить заветный проходной минимум общего зачета.
Благо сейчас эти мысли не терзали мое сознание, а лишь слабенько атаковали границы внимания, ведь мы ехали на оперу. Как же я оказался в этой благородной компашке, направляющейся в центр высокой культуры? Да все очень просто. Одним обычным деньком, разбавленным очередной ночевкой в библиотеке, я был буквально за шкирку доставлен в штаб, коим стала почему-то именно наша с Диргом комната. Там уже собрались девчонки и взахлеб верещали о нарядах, кавалерах и прочем. При моем появлении леди замолкли и окинули измазанную чернилами фигуру оценивающими взглядами. Был вынесен вердикт «непригоден», и меня, опять же за шкирку, потащили к портному, который сшил мне фрак — близнец наряда рыжего. Затем был посещен местный брадобрей, лишивший меня изысканной щетины и (о боги!) справившийся с привычным вороньим гнездом на голове. После этих пыток, достойных самых дальних уголков бездны, мне всучили пригласительный билет, подписанный самой принцессой.
Как выяснилось позже, Лейла тесно дружила с сестренкой Константина, которая всегда снабжала подругу пригласительными на различные культурные мероприятия. Народ ожидал, что я начну сопротивляться (было с чего — за костюм мне пришлось выложить все с великим трудом накопленные сбережения), но я ответил полным согласием, чем вызвал всеобщее удивление, и с головой погрузился в приготовления.
Все так же поддерживая беседу, я открыл сумку и стал перелистывать исписанные страницы дневника. На одном из листов я увидел несколько тезисов, в целях конспирации написанных на русском, и стал внимательно читать. Первым, уже зачеркнутым словом была «слежка», дальше следовал «сбор информации», также перечеркнутый жирной черной линией, и третий пункт — «начало», где стоял восклицательный знак.
— А что это за язык? — спросила Лейла, перегнувшись через мое плечо.
— Один из восточных, — соврал я.
— Надо же, — протянула красавица. — Никогда не видела подобных символов.
— Есть многое, милейшая Лейла, на свете, что и не снилось нашим мудрецам, — продекламировал я.
Ребята снова уставились на меня как на заморскую зверушку, но я лишь развел руками.
Вскоре карета затормозила, и Дирг, открыв дверцу, подал руку графине Норман. Та подобрала платье и вступила на красную ковровую дорожку. Праздник начался.
Глава 5
Ничто не забыто
Вслед за графиней Норман пришлось выбираться и мне, а затем под десятком взглядов других подъехавших благородных подавать руку Лейле. Надо признать, вторая часть мне понравилась. Когда на тебя с завистью смотрит добрая треть мужского сословия, это как-то поднимает самооценку. Герцогиня улыбнулась, кивнула, и мы двумя парами двинулись вперед. Огромное здание концертного зала буквально утопало в огнях. Окна второго и первого этажа занавешивали бесчисленные флаги, а толпа, бесконечным потоком прибывающая к парадному входу, напоминала бензиновый ручей, настолько разных оттенков были наряды не только дам, но и их кавалеров.
Гудели трубы, швейцары спешили забрать верхнюю одежду и выдать своеобразный номерок — амулет с магической меткой. Уже у самых дверей я обернулся и на мгновение замер — вся площадь была усеяна каретами, как лес грибами после обильного дождя.
— Что встал? — прошипела Лейла и ощутимо тюкнула меня острым локотком под ребра.
— Ага, — только и смог вымолвить я и возобновить шаг.
Все это великолепие полностью отвечало моим представлением о приемах в Зимнем дворце. Наверное, и у нас так же звучали фанфары, а бесконечные лакеи сновали между подъезжающими экипажами.
Внутри здание слепило блеском глаза не меньше, чем фасад. На стенах не было ни единого миллиметра свободного пространства, всюду висели картины, гобелены, у потолка змеились золотые орнаменты, а с потолка свисала огромная люстра, обшитая золотом. Наша четверка, вручив подбежавшей обслуге верхнюю одежду, прошествовала в главный холл, где уже собралось немало народу.
Перед входом в холл нас встретили двое усатых гвардейцев и еще один лакей-служка.
— Как вас представить?
— Дирг ним Гийом, — начал объявлять наши имена Дирг. Согласно этикету говорить должен старший по титулу мужчина, и каким бы ни было высоким положение Рейлы, но де-юре старшим является ее брат. — Герцогиня Рейла эл Гийом, графиня Лизбет Норман и Тим Ройс.
Лакей по ходу повествования кивал головой, но когда услышал последнее имя, чуть изогнул бровь и в ожидании продолжения уставился на рыжего.
— Объявляйте. — В голосе товарища слышалось некоторое раздражение.
Служка еще некоторое время позависал на верхних пластах астрала, пытаясь свести последствия когнитивного диссонанса к минимуму. Видимо, это ему удалось: уже через полминуты в зале прогрохотали наши имена. Теперь уже холл на некоторое время погрузился в гробовую тишину, но вскоре вновь послышались споры в мужских кружках, им вторило веселое женское щебетание женских. То тут, то там звучал звон бокалов.
Когда в зал вошла Лейла, вновь воцарилась тишина. Каждый мужчина считал своим долгом поглазеть на красавицу, правда, в этот раз удовольствия я не испытывал никакого. Каждый титулованный господин счел своим долгом попытаться убить меня взглядом на месте. Похоже, я первый простолюдин, удостоившийся чести быть приглашенным в оперу, где собирается цвет не только Империи, но и соседей-союзников.
— Трусишь? — шепнула мне на ухо подруга. Для этого ей пришлось приподняться на цыпочки и всем весом опереться на подставленную руку.
— Не совсем.
Лейла хихикнула и кивнула в сторону братца:
— Бери пример с Дирга.
М-да, а сосед, очевидно, наслаждается происходящим. Гордо подняв голову и откинув назад огненную шевелюру, он взирал на присутствующих, как лев на обезьян. То есть с легким интересом, презрением и превосходством. Девушки от такого взгляда начинали покрываться румянцем и чаще дышать, а у мужчин надувались желваки и скрипели зубы.
— Ему-то хорошо, он может и меч достать. А мне нельзя, если ты, конечно, не хочешь, чтобы твоего верного друга упекли в темницу за оскорбление благородного.
И это была чистая правда. Сколь бы ни был я вхож в высший свет, но простолюдин не имеет права обнажать оружие супротив титулованной особы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
