считал чем-то неделимым. — Звери… — Загибать безымянный палец Серафим не спешил, смотрел на него в задумчивости.
— Какие звери? — тут же спросила Стеша. Ей было важно знать, какая живность обитает на болоте.
— А в заводи много рыбы. — Серафим мечтательно улыбнулся. — В болоте рыба другая.
— В болоте не водится рыба.
Стеша хотела услышать про зверей, но про здешний подводный мир ей тоже было интересно. Рыба — это еда, чистый белок, которого сейчас им всем так не хватает. Странно, что на заводи зимой никто из местных не делал лунки, не занимался подледной рыбалкой.
— Водится! — Серафим посмотрел на нее с жалостью, как на дурочку.
— Не водится! — Стеше вдруг стало обидно. — В болотной воде недостаточно кислорода, а без кислорода рыбе не выжить. Это как человеку не выжить без воздуха.
Серафим упрямо покачал головой.
— Не всякой рыбе нужен воздух.
Спорить с ним Стеша не стала. Вместо этого снова повторила свой вопрос:
— Какие звери живут на болоте?
— Разные. — Серафим улыбнулся. — Я лося видел! — Он потер переносицу, добавил: — Рога тоже видел, только брать не стал — тяжелые. Рысь живет. Волки еще. Волков много. Раньше на них устраивали облавы, но только в лесу.
— Почему только в лесу?
— Потому что на болото никто соваться не смеет. Там свои правила.
— Какие правила, Серафим? Кто установил эти правила?
— Я не знаю. Мне оно не рассказывало. — Серафим снова улыбнулся. Вид у него был блаженный. Впрочем, не только вид. Серафим и был блаженным деревенским дурачком, которого почему-то привечала баба Марфа.
— Оно тебе рассказывало? — спросила Стеша.
— Шептало. Вот тут я слышу шепот. — Серафим постучал себя пальцем по виску. — Когда оно спит, все тихо. Я потому зиму и люблю, что тихо все. Не мешает мне ничего. Я тоже тогда спать могу.
— А почему зимой тихо?
— Я ж тебе говорю, зимой оно спит.
— Болото?
— Болото.
— А весной просыпается?
— А весной просыпается. Когда в начале марта, когда в конце.
— Уже, получается, проснулось?
— Давно проснулось. В этом году что-то очень рано. И весна такая ранняя. Видишь? — Серафим развел руками, словно показывая Стеше, какая ранняя в этом году весна.
— Это хорошо или плохо? — спросила она и затаила дыхание в ожидании ответа.
— А я не знаю. — Серафим выглядел растерянным, как будто своим вопросом она застала его врасплох. — Наверное, хорошо.
— Почему хорошо?
— Когда оно рано проснулось и больше спать не хочет, можно увидеть остров. Я его видел однажды. Давно, еще в детстве. Я маленький был, но запомнил. Тетушка мне тогда велела не болтать. А я так хотел рассказать.
Баба Марфа вообще не любила болтливых. Но что еще за невидимый остров, о котором лучше не рассказывать?
— Посреди болота остров? — спросила Стеша осторожно. — Ты его нашел?
— Это он меня нашел. — Серафим на мгновение прикрыл тяжелые веки. — Он кому попало не кажется. А уж если показался, считай, печать на тебе.
— Как это: кому попало не кажется? — Стеша улыбнулась недоверчиво. Серафим ей нравился, но верить в его байки было глупо. — Прячется он, что ли, этот остров?
— Прячется. Под воду уходит. И все: нет его! Как рыба.
Остров, который как рыба, который прячется под воду… Где-то она такое уже слышала. В далеком детстве слышала. А еще совсем недавно от мамы.
— Как в сказке. Да, Серафим? — спросила Стеша.
— В какой сказке? — Он нахмурился.
— В сказке про рыбу-кит. Это такая огромная рыба, а на ней трава, лес, деревня даже. Ты себе таким представляешь этот волшебный остров?
— Это не сказка, Стэфа, — сказал Серафим тоном бабы Марфы. — Это настоящий остров, а не волшебный. А рыба… — Он надолго задумался, а потом продолжил: — Может, и в самом деле рыба? — Его брови изумленно выгнулись, словно бы он только что сделал великое открытие. — Старая-старая, большая-большая рыба. А те, другие — это ее детки.
— Какие другие?
Разговор был бессмысленный, но все равно увлекательный. Стеша живо представила гигантскую реликтовую рыбину, живущую в здешнем огромном болоте. Болото ведь и в самом деле было огромное! Она видела его на карте в отцовском кабинете. Помнится, еще удивилась его размерам. А папа тогда сказал, что придет очередь и этих глухих мест. Советские инженеры реки вспять обращают, что им стоит осушить какое-то болото! Просто время его пока не пришло, есть у партии задачи поважнее. А мама, помнится, тогда нахмурилась, как будто ей не понравились разговоры про грядущую мелиорацию. Или ей просто не нравились разговоры про болото?
— Болотные рыбы, — сказал Серафим и сунул озябшие ладони себе под мышки. — То есть это я думаю, что рыбы, а в деревне думают, что змеи. На болото у нас почти никто не ходит. Зверья в лесу хватает. Рыбы в реке полно. А на болото если только за клюквой, да и то недалеко, по самому краешку.
— Откуда ж тогда в деревне знают про рыб?
Явно все оттуда же, из местного фольклора! Если есть сказка про рыбу-кит, отчего ж не быть про рыбу-змею?
— По костям, — сказал Серафим. — По костям и черепам.
По черепам… Один такой Стеша совсем недавно видела висящим на входной двери. И это был в самом деле очень большой череп! Тогда ей подумалось, что змеиный. Почему подумалось? Наверное, из-за зубов. А если на самом деле рыбий? Много она видела в своей жизни рыбьих черепов? Может так статься, что в этих местах давным-давно обитали какие-то древние рыбы? Находят же до сих пор скелеты динозавров! Или мамонтов! А на торфяниках и условия подходящие! Высокая кислотность, недостаток кислорода — идеальная среда для мумификации и консервации.
— И по рассказам.
