защищали, а я найду, где сбыть и не дам пройдохам нас обмануть! Вот увидите!
— А люди, которым это всё принадлежало?
— Ну… им ведь теперь при любом раскладе без надобности, верно?
— Это воровство, — нахмурилась Люнь, но в этом плане я был больше согласен с Умхи. Тем это всё равно без надобности уже, так зачем оставлять тем же дикарям или просто гнить в холмах, когда можно использовать? К тому же нам нужна лошадь, а то если у Зу-Зу запоры начнутся, потом хрен его куда утащишь.
Оказалось, что там далеко не два дня, а все пять. А всё, потому что на пересечённой местности возникали всякие трудности и без местных варваров.
Например, мы перебирались между холмов, но пару раз пришлось на один из них карабкаться, что вызвало определённые трудности. Во-первых, склон был в камнях и телеги то и дело то одна, то другая застревали. Приходилось бегать то туда, то сюда помогать телегам проезжать. Во-вторых, лошади, сраные лошади всё никак не хотели нормально тащить телеги вверх, ленивые твари.
А это не говоря о речушке с бурным потоком, которую пришлось нам пересекать вброд. Ледяная, с круглыми, гладкими и скользкими камнями, на которых ногу сломали три лошади, из-за чего мы лишились трёх телег, а лошадей пришлось убить.
Ещё и ночные волки, которые не давали спать и которых приходилось гонять…
Короче, скучно не было, это уж точно.
Единственное, что радовало в эти моменты, так это отсутствие преследование и набегов дикарей, которые с удовольствием бы попытались накрошить нас, едва завидев караван без защиты. Да, те почему-то отступили, и я до сих пор не понял, что их остановило от того, чтобы сделать налёт на такую, казалось бы, простую цель, но что есть, то есть, и этому оставалось радоваться.
Так что всё было относительно просто.
До того момент, пока мы не встретили беженцев.
Глава 202
Люди, человек пятьдесят, пятьдесят пять, не меньше шли параллельным нам курсом. Их я заметил, ещё когда мы пересекали один из гребней холмов. Толпу было видно хорошо: они выделялись такой длинной тёмной цепочкой, будто среди золотых холмов ползла огромная змея. Было сразу ясно, что нас они тоже заметили ещё до того, как их группа сменила курс в нашу сторону.
— Не к добру это… — пробормотал Умхи. — Ох не к добру…
— Почему? — спросил я.
— Знаете, на что готовы отчаявшиеся люди? — задал он встречный вопрос. — Раньше, когда я был ребёнком, мы жили около озера, и в теплые периоды оно прогревалось настолько, что в нём можно было купаться. И однажды там перевернулась лодка с четырьмя парнями. Они запаниковали, начали пытаться залезть к нам и… в конце концов утонули. Знаете почему?
— Знаю.
— Ну вот как бы эти люди не оказались теми самыми тонущими людьми, — вздохнул Умхи.
Мне кажется, тут его больше гложет сам факт, что нам может придётся делиться с этими людьми едой, а может и чем-то ещё первой необходимости.
Хотя его мысль я тоже прекрасно понял. Когда люди борются за свою жизнь, нередко они лишаются вообще каких-либо остатков разума. Превращают в нечто подобное животным, которые готовы глотки грызть ради того, чтобы выжить, и им плевать, мужчина перед ними, женщина или совсем ещё ребёнок. Поэтому я пусть и немного, но тоже насторожился, предвкушая нашу встречу.
Они показались на следующий день, двигаясь буквально нам на перерез, что меня уже смутило. Было такое ощущение, будто они хотят перегородить нам дорогу, чтобы не оставить никаких шансов избежать встречи с ними. По идее, договориться с ними должен был толстяк, но вижу, что переговоры зашли в тупик, раз никто нас не пропускает.
— Что-то их слишком много, если так подумать.
— Мы… им поможем? — тихо спросила Люнь.
— А как же избавить мир от нищеты? — удивился я.
— Это как?
— Убить всех нищих.
— Юнксу! Ты дурак! Вот! — пискнула она недовольно и спряталась во мне, пока я, посмеиваясь, спрыгнул на землю и направился в начало остановившегося каравана.
Там Умхи недовольным взглядом сверлил толпы беженцев, которые смотрели на нас голодными затравленными и напуганными глазами, но тем не менее не спеша пока уходить. Думаю, что, если рубануть перед ними сильнейшим ударом, от них и след простынет, но чёт я слабак и тряпка и на такое у меня сил не хватит.
— Что, подходили уже? — подошёл я к Умхи.
— Просятся в телеги, чтобы мы их довезли до города.
— И?
— Я им сказал идти на своих двоих, если не могут заплатить, — ответил он как само собой разумеющееся. — Нас бы они вряд ли прокатили на своём караване без денег. На то это и караван ведь. Это не говоря о том, что они, судя по всему голодные.
— Но они не уходят.
— Нет, видимо подумывают попробовать взять измором и силой навязаться. Видят, что у нас нет охраны.
Я окинул взглядом толпу. Уставшие, грязные старики, женщины и дети стояли перед нами вытянувшись линией и полностью перекрывая путь. Версия, что они могут напасть на нас, выглядела фантастичной, но я и без рассказа толстяка понимал, на что способны люди, когда хотят выжить.
— Я поговорю с ними, — сказал я, направившись к людям.
Те, будто на тепло, потянулись молчаливо ко мне обступая, но вышел вперёд старик, как их представитель.
— Ясного солнца над головой, человек, — произнёс он хрипло.
— И вам того же, — ответил я.
И буквально почувствовал, как изменилась обстановка. Люди стали более напряжёнными, более хмурыми и даже, я бы сказал, враждебными. Все, кроме старика, который сохранял беспристрастность.
Проблема, скорее всего, в том, что я просто ответил не так, как положено. Это в их глаза выглядело, наверное, как если ты скажешь человеку «здравствуйте», а он тебе «ну здравствуй, и чё?». А раз так, то значит я либо враждебен к ним, либо не расположен вести мирный диалог и как-либо договариваться.
Но тут просто везде по-разному здороваются. Где-то простым «здравствуйте», где-то уже более мутной схемой как «светлого дня и доброго пути тебе». Я представил себе в голове, приходишь в какой-нибудь регион, а там с тобой здороваются «чтобы в жопу мягко входило», так как там привыкли превозмогать невзгоды, а ты и не знаешь, как реагировать.
— К сожалению, в эти сложные дни мы вынуждены со смирением просить у вас помощи.
— Какой именно? — тут же спросил я.
Он печальным взглядом (не факт что не наигранным) окинул взглядом толпу позади себя.
— На нас напали, мы потеряли всё, включая даже мужей, братьев и сыновей. Нам пришлось
