— Ясно, — слабым голосом произнесла мисс Оувершем.
Она стояла очень неподвижно, но ее глаза беспокойно бегали, словно в надежде спрятаться.
— Он выжил, — успокоил ее герцог. — Это была лишь поверхностная рана.
— Отлично, — с трудом ответила она, заметив, что ее собеседник терпеливо ожидает ответа.
Но губы плохо ей повиновались, поэтому голос прозвучал неискренне.
— Возможно, вы слышали о моей дуэли на пистолетах с маркизом Кордри?
Мисс Оувершем беспомощно кивнула.
Герцог положил руку на сердце:
— Уверяю вас, мы даже не целились друг в друга.
— Нет? — недоверчиво переспросила она.
Мисс Оувершем не была совсем уж глупа.
— Нет. Мы сражались на мечах, он нанес мне удар, затем я ударил его и выбил меч у него из рук, врач забинтовал наши раны, которые оказались поверхностными, поэтому это дело не дошло до суда. Я победил. И у меня остался лишь крошечный шрам.
Последние слова должны были успокоить мисс Оувершем.
Она пораженно молчала.
— Итак, — герцог задумчиво постучал пальцем по подбородку, — эти слухи я слышу наиболее часто. Есть ли другие, о которых вы желали бы спросить?
Он знал об одном, мимо которого не сумеет пройти мисс Оувершем. Прошли минуты, прежде чем она собралась с духом.
— Ваша жена? — прохрипела она, словно человек, проснувшийся посреди ночи и увидевший привидение.
— Наверное, вы имеете в виду слух о том, будто я отравил свою жену, чтобы завладеть ее деньгами? — переспросил герцог.
Мисс Оувершем кивнула, и ее перья заколыхались, как колосья под дождем.
— Во-первых, я действительно очень богат, но эти деньги принадлежали моей семье, — заверил ее герцог.
— Очень богаты? — настороженно переспросила мисс Оувершем.
На какое-то мгновение она даже перестала улыбаться.
— Да, большая часть денег принадлежит семье, — осуждающе повторил герцог. — Мне удалось немало выиграть. Я давно и удачно играю в карты, и, возможно, вы слышали, что почти всегда выигрываю, хотя мне всегда больше всего везло в самых жутких игорных притонах. — Герцог печально покачал головой. — Но там могут пригодиться мои навыки владения мечом, как это ни смешно! С головорезами можно столкнуться поздно ночью в Севен-Дайале или в Ковент-Гардене, но у меня с ними разговор короткий.
Он выжидательно уставился на мисс Оувершем.
— Превосходно, — с ужасом прошептала она.
— Во-вторых, часть денег я получил от людей, которые имели неосторожность попытаться обмануть меня в делах. Хотите — верьте, хотите — нет! — Герцог чуть не толкнул мисс Оувершем локтем с видом заговорщика. — Ха-ха! Подумать только!
— Полагаю, это было неблагоразумно с их стороны.
Улыбка мисс Оувершем стала застывшей.
— Совершенно согласен, — промурлыкал герцог. — А оставшуюся часть денег — уверяю вас, сумма была совсем небольшой — я получил после смерти жены, поскольку это было предусмотрено при заключении брака. Но, конечно же, я не травил ее…
— Прекрасно! — с облегчением воскликнула мисс Оувершем.
Герцог сделал многозначительную паузу.
— …чтобы получить деньги, — мягко закончил он.
Улыбка мисс Оувершем улетучилась. Она побелела. Казалось, она вот-вот упадет в обморок.
Герцог улыбнулся.
— Теперь вы меня уже не так боитесь? — ласково спросил он.
Глава 6
И тут Женевьева порывисто вскочила с места, оставив чашу с пуншем на полу.
Испытывая угрызения совести, она спасла мисс Оувершем тем же самым способом, каким отправила ее прямиком в чистилище к герцогу Фоконбриджу, только на этот раз наоборот: ласково подхватив ее под локоть, вежливо извинилась, как того требовал этикет, за похищение собеседницы герцога. «Мы не должны злоупотреблять временем мисс Оувершем, к тому же Луизе хочется узнать про ее модистку, ей так понравилось ее платье…» Это была ложь. Однако Женевьеве удалось увести мисс Оувершем к Луизе, жене Маркуса, чтобы она могла найти отдохновение в беседе с ней. В большинстве случаев Луиза была словно бальзам на раны. Прелестная, подобно весеннему дню, но не вызывающая зависти окружающих точно так же, как никто не завидует сиянию солнца.
Обрадовавшись, что ей наконец удалось избавить бедную мисс Оувершем от страданий, Женевьева бросилась вон из комнаты и чуть не налетела на стену.
Стена оказалась не кем иным, как Монкриффом, которому пришлось преодолеть сразу две ступеньки, чтобы нагнать девушку.
Женевьева почувствовала себя в ловушке. Хотя, конечно, ей не стоило ничего опасаться.
— Полагаю, вы гордитесь тем, как вам удалось снискать расположение мисс Оувершем, ваша светлость?
— А, мисс Эверси. Извините меня, но я должен признаться: мне было отрадно видеть, как вы позабыли о своих манерах, чтобы подслушать наш разговор. Однако не стесняйтесь задать мне любой вопрос. Нет, нужды порхать поблизости, словно прелестная маленькая птичка, чтобы собрать крупицы сведений.
Услышав про прелестную маленькую птичку, Женевьева закатила глаза.
И это вызвало улыбку на губах дьявола.
С другой стороны, герцогу было даже приятно поговорить с кем-то, кто сурово смотрел на него, а не улыбался все время. Женевьеве было почти жаль его.
— Что с вами такое? — наконец спросила она.
— Что со мной? И об этом вы хотите спросить, когда можно было бы задать более интересный вопрос? Леди Оувершем провела настоящее интервью. Уверен, вы способны обойти ее.
— Вы нарочно ее напугали!
— Напротив, — с удивленным видом возразил герцог. — Я просто перечислил факты. Вы говорите очень сбивчиво.
— Ничего подобного.
Женевьева отступила на шаг назад. Вся комната была для нее шахматной доской, и теперь она планировала свои передвижения с мрачной решимостью.
Герцог последовал за ней.
— Мне нравятся смелые женщины. А чтобы противостоять герцогу, нужна смелость.
— Значит, это ко мне не относится, — поспешила заметить Женевьева. — Я и мечтать не смела бы о противостоянии герцогу.
— Возможно, мы обсудим это во время танца? Вам понравится вальсировать со мной, мисс Эверси. Несмотря на мой высокий рост, я очень хорошо танцую.
— Ваша скромность столь же привлекательна, как и ваша чувствительность, лорд Монкрифф. Но может, нам выбрать другой танец вместо вальса? У нас такая большая разница в росте, что мне придется обращаться не к вам, а к вашей третьей пуговице. Или же вы будете вынуждены смотреть вниз, а я вверх. Мне бы не хотелось, чтобы под конец вечера у вас болела шея.
«А это неизбежно в вашем преклонном возрасте» — молчание Женевьевы было красноречивее слов.
