Соня задохнулась, остановилась, спрятала лицо в ладони. Почему-то вспомнился русиш со своим странным рассказом о погибших поэтах.
Что делать? Что делать? Пойти и набить морду Тырину? Найти Макса – вот, кто все знает. Пойти к Димочке, с ним посоветоваться. Фил последнее время постоянно хихикает.
Нет!
Она снова остановилась. Есть, есть выход. Единственный, правильный.
У Томочки в глазах плещется любопытство. Даже она понимает, что все это должно чем-то закончиться.
– Томка! А мы ведь все вместе, да?
– А что? – осторожно согласилась Томочка.
– И ты всегда проверяешь, что у кого в статусе? Ну, чтобы знать?
– Ну да.
– Пошли к Падалкину.
– Вот еще! Сама к нему иди. Он малахольный. Опять будет с тоской в глаза смотреть.
– Что ему от тебя передать?
– Чтобы не кашлял.
Соня пошла обратно – Димочка жил с другой стороны школы.
Жить-то он живет, а дома ли он?
Дома, открыл мгновенно.
За прошедшее время Падалкин приобрел нехороший зеленоватый цвет лица.
– Сидишь? – по-деловому осведомилась Соня.
– Живу, – вздохнул Димочка. – Пока.
– Хорош страдать! У меня к тебе дело есть.
– Не пойду я в вашу школу, – стал пятиться по коридору Димочка.
Носки у него были белые. Зачем Соня это заметила? В полумраке коридора они как будто светились. Может, Димочка подался в святые? Сейчас летать начнет?
– Когда родичи придут?
– Скоро.
– А завтра?
– Четверг.
– Я в курсе. Нам надо где-то собраться. Всем вместе.
– Зачем?
– Тамара тоже будет.
– Что мне твоя Тамара? Я никого видеть не хочу!
– Нужно обсудить одно важное дело. И не в школе. Меня об этом попросил Тихон.
– А что Тихон?
– Уходит в экстернат. Ему нужна помощь.
– А он разве уже среди нас?
– Один за всех и все за одного.
– Чего произошло-то?
– Мне на курсы пора. А ты пока разошли всем сообщения, что мы завтра в три встречаемся у тебя. Хорошо? Поставь статус в соцсети. И напиши, что Тихон всем передавал привет. И обнови ту фотку, где ты нас вместе заснял. Ну, в классе. Когда он только пришел.
– А не много ли заданий?
– Повторить?
– Я запомнил.
– Тамарка твоя скоро освободится.
Димочка поморщился. Но Соня все-таки решила позволить себе эту месть. За белочку.
– Макс предпочел баскетбол.
Падалкин исчез на кухне. Зашумела вода.
Либо рыдает, либо чайник ставит.
Соня отправилась обратно в школу. Учителя так быстро не расходятся. А ей очень нужно было найти хотя бы одного преподавателя.
Хорошо было бы снова постоять около приоткрытой двери учительской и послушать, что говорят взрослые. Но дверь была плотно закрыта, и свет из-под нее не пробивался. Ручка с щелчком пошла вниз. Открыто. Но здесь никого нет.
«Мне нужно для дела», – как мантру все повторяла и повторяла Соня. «Ничего плохого в этом нет». – «А если поймают?» – «Тырин отмажет». – «Это же против Славки».
Соня застыла посреди темной комнаты. Найти журнал: там сведения о Тихоне. Если в электронный журнал до сих пор не внесли, значит, надо искать личное дело. Конечно, врываться в учительскую и копаться на полках нельзя. Поймают – будет скандал. Но если очень нужно, тогда можно? Или все равно нельзя? Это же ради всего класса!
Вдруг вспомнилось: «Ты два раза его предала» – так сказал Тихон о ее походах к Димочке. Но оба раза это надо было для других. Для общего дела. Вот и сейчас…
Но в душе что-то ныло и скреблось. Оправдания не срабатывали. Зачем она вообще оправдывает свои обманы? Чтобы доказать, что она чиста перед другими?
Соня пулей вылетела из учительской, забыв закрыть за собой дверь.
Курилка для педагогов на пятом этаже около спортивного зала, в радиорубке. За клубами дыма людей не сразу разглядишь. Русиш глядит удивленно и немного виновато:
– Сладкова? Что случилось?
Он сразу вышел. Не оглядываясь. Закрыл за собой дверь.
– Что?
Откуда этот испуг во взгляде?
– Вы что-нибудь знаете про Гладкого? Нашего новенького?
– Жив. Сотрясение у него.
Учитель как будто ждал, что Соня сама скажет что-то страшное. Что грядет цунами. Что Годзилла обещал заглянуть на огонек.
– Мне нужен его телефон, чтобы позвонить.
Русиш смотрит. От этого взгляда хочется отвернуться. Может, кто за спиной стоит – именно он и нужен учителю. Что такого в Соне, чтобы на нее так смотреть?
– Сходи к секретарю.
Соня уже рванула вниз, вниз, по ступенькам, на первый этаж…
– Только не стоит этого делать, – добавил русиш, на мгновение прикрыв веки. Вокруг глаз морщинки усталости, кожа шелушится.
– Спасибо.
Ноги отклеились от пола, и все, что представлялось: по ступенькам, крутануться на площадке, звонко гудит кафель первого этажа – стало не таким призрачным. Но что-то еще заставляет, уже отвернувшись, снова посмотреть на учителя.
– А что такое? Почему не стоит?
– Вы уже победили.
И вот тут Соня пошла на самом деле. К лестнице. Под немеющей стопой ребра ступенек кажутся покатыми и можно – скок-поскок – просто скатиться. Первый этаж и правда гулок. Под каблуком кафель звенит. И сквозь этот звон пришло сожаление: почему не осталась, почему не осмелилась спросить, чего испугалась? Что имел в виду учитель? В чем они победили? Разве была война?
Секретаря на месте не оказалось. Соня стояла растерянная, не зная, куда идти. Мерцал экраном монитор, выбрасывал тревожную табличку.
– Что тебе? – ворвалась рассерженная секретарь.
– Мне надо узнать телефон.
– Вы что, Интернетом не умеете пользоваться? – ругалась уставшая женщина. – Или номер школы забыли? У всех есть электронные дневники!
– Ну, чего у вас? – На пороге кабинета возник невысокий полный парень.
– Вот, смотрите, – щедро повела рукой секретарь.
Парень мягко опустился на скрипнувшее кресло, уставился в монитор.
– Что тебе? – снова накинулась секретарь на Соню.
– Телефон новенького нужен. Его нет в электронном журнале.
И женщина вдруг стала еще грустнее.
– Гладкого? Он у нас больше не учится.
Соня испуганно закрыла глаза. Зачем она сюда пришла? Что собралась узнать? Почему не подождала до завтра? У нее была бы еще одна спокойная ночь. Она бы еще какое-то время прожила в заблуждении, что у нее все хорошо.
– Я хочу узнать, что с ним. В какую больницу его отвезли.
– В восьмидесятую, на Парковой. А телефон есть только домашний.
И секретарь стала быстро диктовать цифры, никуда не глядя и не спотыкаясь. Сколько раз она уже сегодня дала этот номер, что запомнила?
– Вишневый бульвар, дом семь, квартира тринадцать.
– Ну что, поздравляю! – напомнил о себе парень за компьютером. – Восстанавливать нечего, будем спасать, что можно. Сейчас диск поставлю. – Он полез под стол к своей сумке. – Молодцы детишки, хорошо развлеклись.
– Вы считаете, что это дети? – Про Соню секретарь забыла. Она уже нависала над парнем.
– Кому еще нужен ваш журнал? – равнодушно пожал плечами компьютерщик.
«Бульвар, семь, тринадцать», – бормотала Соня, перебегая дорогу. За спиной истошно завопила сирена – пронеслась «Скорая».
Восьмидесятая больница на Парковой – вот куда надо идти. Дома может никого не быть. Если Тихон в больнице, родители там. Номера сотового у нее, как всегда, нет. И вдруг совершенно не к месту возник вопрос: «При сотрясении разве можно говорить по телефону?»
Повезло. Она оказалась в приемном покое как раз к пяти – началось время приема посетителей. И о состоянии здоровья ей сказали. Сотрясение, переломов нет, тошнота, ночь продержат в стационаре, понаблюдают, завтра к вечеру или послезавтра выпишут. Пропустить? Почему бы не пропустить? Паспорт есть? Шестнадцать лет исполнилось? Вот и хорошо. Бахилы только надо купить и на лифте подняться на пятый этаж. Палата шестая.
Во взрослых больницах Соня никогда не была. Здесь стоял устойчивый запах волнений и страха. Думалось о смерти. Особенно в старом скрипучем лифте.
Шестая палата встретила застоявшимся духом болезни и печали.
Тихон был весь в белом: белая футболка, белый халат. И сам он был под цвет своим одеждам – бледный.
Около постели сидела худая красивая женщина с утомленным лицом. Рыжие тугие кудряшки падали на лоб, на щеки, она их все время откидывала тонкими длинными пальцами.
– Какие люди! – громко произнес Тихон, и женщина обернулась. А вместе с ней на Соню посмотрела девушка, стоящая около решетки кровати. Она была до того неподвижна, что растворялась в действительности, делаясь незаметной.
– Здравствуйте, – пролепетала Соня, вдруг испугавшись девушки. – Я пришла… – Слова закончились. – Как ты?
– Нормально! Жить буду.
– Ну, как же! – Женщина уронила лоб на ладонь, загородившись кудряшками.
– Мама, это Соня! Мы вместе учимся.
– Здравствуйте, – прошептала Соня, пугаясь еще больше, потому что совершенно не знала, что в таких случаях надо говорить. Сочувствовать? Но как? Выражать поддержку? Какую поддержку? Перед ней взрослый человек, который может сделать во сто крат больше, чем она сама. Зачем ей никчемная поддержка?
