- Извини, друг, подожди минутку.
Леви свернул наушники на сторону.
- Что?
Вроде бы после стольких усилий, потраченных на вставание и подзывание Леви, ей полагалось сказать что-нибудь эдакое: у меня в доме пожар, не могу снять с дерева кота. Не тут-то было.
- С тобой все в порядке? - спросила она. - Выглядишь ты неважно.
Леви вернул наушники на место и продолжил путь, но женщина по-прежнему делала ему знаки. Он снова остановился, снял наушники и вздохнул.
- У меня был тяжелый день, сестра, так что если вам ничего не нужно… Может, надо помочь? Внести вещи?
Между тем женщине удалось подобраться поближе. Она преодолела две ступеньки и вцепилась обеими руками в перила, чтобы не упасть. Костяшки у нее были серые и пыльные, а на венах можно было драть басы.
- Я знала. Ты ведь рядом живешь, да?
- Что, простите?
- Думаю, я знаю твоего брата. Это наверное он, кажется, он. - Когда она говорила, ее голова слегка тряслась. - Нет, точно он. Нижняя часть лица у вас одинаковая. У тебя такие же скулы.
С точки зрения Леви, у нее был кошмарный, смешной акцент. В его мире черные были горожанами. Островитяне и провинциалы представлялись ему диковиной, полумифическим пережитком прошлого. Чем-то вроде Венеции, в которую их возил Говард: Леви не мог избавиться от чувства, что этот город со всеми его жителями - сплошное надувательство. Не бывает городов без асфальта. И что это за водное такси? То же недоверие он питал к фермерам, к людям, которые что-нибудь плетут или вышивают, и к своему учителю латинского.
- Ага… Ну я пойду, ладно? У меня дела и… Вы бы не вставали, сестра, упадете же - счастливо.
- Стой!
- Ну что такое?
Леви подошел к ней, и женщина сделала нечто фантастическое - схватила его за руки.
- Интересно, какая она, твоя мать?
- Мама? Вы о чем? Вот что, сестра, - сказал Леви, высвобождая руки. - Вы меня с кем-то путаете.
- Я к ней как-нибудь зайду. Она, должно быть, очень милая, если судить по детям. Шикарная женщина, да? Почему-то я представляю ее шикарной и деловитой.
Мысль о шикарной и деловитой Кики заставила Леви улыбнуться.
- Не знаю, о ком это вы. Моя мама вот такая… - Леви растянул руки поперек крыльца. - И чуть не воет от скуки.
- Воет от скуки… - повторила та, словно ей сообщили что-то сногсшибательное.
- Ага, вы с ней похожи - у нее тоже крыша слегка набекрень, - пробормотал Леви, понизив голос, чтобы старуха его не услышала.
- Признаюсь, мне тоже скучно. Они там внутри распаковываются, а я сиди на крыльце. Правда, я сейчас не в лучшей форме, - поделилась она с Леви, - да еще пилюли, которые я пью… после них я так странно себя чувствую. Все это меня угнетает - я люблю быть в гуще событий.
- А… Знаете, мама устаивает сегодня вечеринку - может, заглянете? Потрясете костями и все такое. В общем, приятно было с вами поболтать, но мне пора - вы только не волнуйтесь. И на солнце вам лучше не сидеть.
9
Как это нередко бывало, песня, звучавшая в наушниках Леви, кончилась, едва он толкнул калитку дома 83 по улице Лангем. Нынче вечером фамильное гнездо показалось Леви нереальным - неужели он здесь живет? Дом Белси был великолепен. Он тонул в солнечном свете. Солнце ласкало дерево и ослепляло окна золотом своих отражений, солнце заливало дерзкие багряные цветы, которые выстроились у передней стены, жадно впивая его каждой клеткой. Было двадцать минут шестого. Вечер обещал быть чувственным: теплым и уютным, и в меру прохладным, чтобы ты не взмок. Леви представил, как готовятся к нему девушки по всей Новой Англии: раздеваются, принимают душ и вновь одеваются - в свежую, женственную одежду; чернокожие жительницы Бостона выпрямляют волосы и смазывают ноги маслом; в ночных клубах метут полы, бармены приходят на работу, а диджеи еще дома - отбирают, стоя на коленях, диски и складывают их в свои массивные серебристые контейнеры. Однако эти, обычно столь пленительные, картины тускнели и горчили при мысли, что вся компания Леви на сегодня - толпа белых людей в три раза старше его самого. Леви вздохнул и сделал медленный круг головой. Внутрь идти не хотелось, и он остался стоять на садовой дорожке, на полпути к дому, свесив голову и подставив спину заходящему солнцу. Кто-то украсил петуниями подножие бабушкиной скульптуры - метровой каменной пирамиды в передней части двора, обрамленной двумя американскими кленами. Их стволы и ветви обвивали еще не зажженные гирлянды.
Как же все-таки здорово, что я избежал всех этих приготовлений, думал Леви, когда его карман внезапно зажужжал. Он вытащил мобильный - смс от Карла. С минуту он гадал, кто этот Карл такой. «Вечеринка в силе? Могу заскочить. До встречи, К.». Леви был польщен и встревожен. Карл, должно быть, забыл, что это за вечеринка. Леви уже хотел ему перезвонить, но тут с удивлением понял, что он не один - Зора слезала с приставленной к фасаду лестницы. Видимо, украшала притолоку - над ней висели четыре сухих перевернутых букета белых и розовых чайных роз. Спустившись на три ступеньки, она как будто тоже заметила Леви: ее голова медленно повернулась к брату, но взгляд скользнул над ним, устремляясь к чему-то на улице.
- Нет, ты только посмотри, - сказала она себе под нос, козырьком приставляя руку ко лбу, - у нее сейчас глаза из орбит вылезут. Когнитивный отказ, система в ауте.
- Что?
- Спасибо, спасибо! Можете идти - он тут живет, честное слово. Никто никого грабить не собирается. Тронуты вашей заботой.
Леви обернулся и увидел краснеющую женщину, стремительно переходящую на другую сторону улицы.
- Что за люди! - Зора спустилась на землю и сняла садовые рукавицы.
- Она следила за мной? Та же, что и тогда?
- Нет, другая. А с тобой я вообще не разговариваю - ты уже два часа как должен быть дома.
- Начало же в восемь.
- Начало в шесть, идиот. И ты, как всегда, пришел на все готовенькое.
- Брось, Зур, - сказал Леви со вздохом, проходя мимо сестры, - ты просто не в духе. - Он снял свою армейскую безрукавку и скатал ее на ходу. Голая спина Леви, узкая у основания и широкая в плечах, перегородила Зоре дорогу.
- Может быть, перспектива наполнить три сотни крохотных слоеных корзиночек крабовой пастой меня и не радовала, - подтвердила Зора, входя за братом в распахнутую дверь. - Но я отложила свои душевные переживания и сделала это.
Коридор был полон запахов. Негритянская кухня пахнет так, что можно насытиться одним ароматом - сладким благоуханием пирожных, пьянящим духом ромового пунша. Главный кухонный стол был заставлен накрытыми пленкой блюдами, а на маленьких карточных столиках, принесенных по случаю из цокольного этажа, громоздились тарелки и грудились стаканы. Посреди всего этого стоял Говард, держал бокал с красным вином и курил дряблую самокрутку. К его нижней губе пристали блудные крошки табака. На нем был его фирменный костюм шеф-повара, созданный словно в насмешку на самой идеей приготовления пищи: Говард состряпал его из опальных кухмистерских принадлежностей, которые за последние годы накупила Кики, но в хозяйстве так и не использовала. Сегодня он надел поварской халат, фартук, рукавицы, заткнул за пояс несколько кухонных полотенец, а одно лихо повязал себе на шею. В довер- шенье образа Говард был покрыт невероятным слоем муки.
- Милости прошу! А мы тут кухарим, - сказал Говард, поднес палец в рукавице к губам и дважды хлопнул им себя по носу.
- И выпиваем, - подхватила Зора, отбирая у него бокал и относя его в раковину.
Говард оценил ритм и иронию этого жеста и продолжил на той же волне:
- А как твои дела, дружище Джон? [[13]]
- Меня снова приняли за вашего грабителя.
- О нет, - осторожно сказал Говард. Он не любил и боялся говорить с детьми на расовые темы, а именно такой разговор сулили слова Леви.
- Скажете, я псих? - выпалил Леви и швырнул свою влажную безрукавку на стол. - Не хочу тут больше жить. Здесь все только и делают, что пялятся.
- Сливки никто не видел? - спросила Кики, вынырнув из-за двери холодильника. - Не концентрированные, не одинарные, не разбавленные - английские двойные. Они стояли на столе. - Взгляд Кики упал на безрукавку Леви. - Нет, милый мой, здесь ей не место. Неси в свою комнату, где, между прочим, царит форменный кошмар. Если ты мечтаешь отсюда съехать, займись- ка для начала своим логовом. Я не хочу сгорать от стыда при мысли, что его кто-нибудь увидит.
Леви помрачнел и продолжил разговор с отцом:
- А какая-то сумасшедшая старуха с Редвуд Авеню пристала ко мне с расспросами о маме.
- Леви, - сказала, подходя к нему, Кики, - так как насчет того, чтобы помочь?
- О Кики? Да ты что! - заинтересовался Говард, присаживаясь к столу.
- Да, старуха с Редвуд Авеню. Иду себе, никого не трогаю, а она смотрит и смотрит всю дорогу - чуть дырку во мне не прожгла. А потом остановила и давай спрашивать - словно боялась, что я ее пристукну.
Конечно, это была неправда. Но Леви гнул свою линию, поэтому позволил себе слегка согнуть и правду.
