***
- Касым говорит. Вижу на западе много-много самолётов. Летят, кажись, на Бельцы. А, може щё кудысь — хто их поймёт?
- Спасибо, дядя Касым, - отвечаю. - Мальчики и девочки! Наш выход. Мусенька — остаёшься на земле, слушаешь радио и готовишь славному воинству сытный обед.
- А почему я? - вскидывается светоч грёз моих.
- Война у нас, дитанько! Трэба слухаты старшого. Меня. Я ж не могу кажный раз отчёт перед тобой держать в том, как распланировал силы распределить и кого в какой момент куда придётся послать.
Зардевшись от смущения, а я ведь сделал ей весьма серьёзное внушение, девушка кивает, тупя взор.
- Остальным. В одном барабане у нас картечь, потому что вероятна встреча с истребителями прикрытия. Если в бою будут участвовать наши — оставьте бомберы им. Занимайтесь мессерами. Думаю, летят гады бомбить аэродром, где командиром работает товарищ Иванов. И не расслабляйтесь после утреннего успеха — тогда фриц был непуганный, можно сказать, тёпленький. Теперь же ждёт нас тяжёлая битва с опытными и беспощадными бойцами.
Вылетели тройкой, сохраняя радиомолчание. Хейнкели шли тучей — три девятки, если я правильно оценил. Выше маячила шестёрка худых.
Шурочка сразу пошла вверх, Саня притёрся к земле, а я попёр буром на немецкие истребители. Мы по-прежнему действовали индивидуально.
Вдали замаячили силуэты ишачков, когда я услышал:
- Шурик, с востока сверху на тебя падают худые, - это, как я понимаю, охотничья пара избрала меня в качестве жертвы.
Развернулся прямо на солнце и, ничего не видя в его слепящих лучах, принялся крутить размашистые бочки — фиг при таком маневрировании в меня прицелятся.
Эта пара так и проскочила где-то в стороне, зато от основной группы подошли другие и пристроились мне в хвост. Вернее, попыталась, потому что я прибавил оборотов двигателей и стал “удирать”, заботясь о том, чтобы дистанция между нами сокращалась как можно медленнее. Оттягивал преследователей от прикрываемых бомберов. А Саня подкрался к этой паре сзади снизу и свалил ведомого. Чисто, будто по конусу отстрелялся. Ведущий тут же отвернул от меня, уходя вверх. Я как раз лежал в вираже и чётко видел, как Саня его догоняет и… попадание осколочного снаряда в относительно некрупный истребитель — это просто феерическое зрелище — словно лопнул шарик. Только что был, а вот уже одни обрывки летят вниз.
Но на Батаева, потерявшего скорость на подъёме, рушится сверху ещё одна пара. Мне их приходится встречать в лоб, причём тоже не имея нужного разгона. Тщательно, с соблюдением всех правил воздушной стрельбы, навожу на ближнего, жду сокращения дистанции до расстояния уверенного поражения, залп, отворот… и я снова в штопоре. Ну да тут высоты достаточно, быстро исправляю ситуацию. Верчу головой, пытаясь понять обстановку. Ишачки клюют хейнкелей, четвёрка мессеров крутит непонятную карусель в стороне, пытаясь свалить маленький, неразличимый на таком расстоянии самолётик. А ещё один такой же самолётик гонит худого куда-то на запад.
Разумеется, я поворачиваю на выручку подруге — радио доносит эмоциональные выражения, непроизвольно слетающие с Шурочкиных губ — она в такие мгновения изъясняется исключительно на языке Тараса Шевченко с сильной примесью Одесского колорита.
Знаете — девушка сама справилась с ситуацией. Я своими глазами видел, как заряд картечи, пущенной с близкого расстояния, “раздевает” мессера. Кадр из фильма ужаса. Его, этот кадр, смотрели и боевые товарищи пострадавшего. Какого стрекача они задали!
За одним бросилась в погоню Шурочка, за вторым я, а за третьим незнакомый краснозвёздный МИГ. Ни одного не упустили.
- Кто-нибудь видит ещё мессеров? - спросил я у эфира.
- Их восемь было, - ответил Саня. - Так мы их всех, того, заземлили.
- Дорабатываем боезапас по бомберам, и на базу, - скомандовал я. - Пора бензинчику в баки плеснуть.
- Маленькие, садитесь к нам. Плеснём вам сколько угодно самого лучшего авиационного бензина , - земля настроилась на нашу частоту и приглашает к себе.
- Вы нас боезапасом снабдить не сможете, - сразу закокетничала Шурочка. - Нам тридцатисемимиллиметровые подавай. Картечь или осколочные, а лучше и те и другие. И не забудьте капсюлей приготовить отдельно. Жевело нам требуется.
- Шурочка, не надо больше на весь крещёный мир выдавать страшные военные тайны, - попрекнул подругу Саня.
- Разговорчики в бою, - одёрнул я товарищей. - Если сверху атаковать на тормозе, успеваешь трижды прицельно отстреляться за один заход. Вон, нецелованная девятка на подходе. Шурочка, какое, ты говорила, упреждение нужно брать?
Уж не знаю, сгоряча это у нас так получилось, или сказался полученный в первом бою опыт, но третью, идущую к аэродрому, где командиром товарищ Иванов, девятку Хейкелей, мы словно мухобойкой смахнули — я просто не ожидал столь эффективной стрельбы. А ведь всего по одному снаряду на цель и потратили.
- Э-э… маленькие! - вскрикнула земля взволнованным мужским голосом. - Где вас искать-то?
- Не ищите, - ответил я строго.
- Не надо, - добавила Шурочка проникновенно.
- Лучше позовите, когда фрицев в воздухе увидите, - заключил Саня. - На этой волне.
- Так кого звать-то? - продолжала допытываться земля. - Шурика, Шурочку или Саню? - “срисовали”-таки наши позывные.
- Ещё Мусеньку можно, - добавил я для полноты. - Она до юнкерсов особенно лютая.
Мы были разгорячены и довольны проведённым боем. На земле полыхали заваленные ишаками и МИГами немецкие бомбардировщики. Их было много. Просто душа радовалась от такой картины. А языки болтали то, чего не следовало.
- Получила наводку от Луки. Вылетаю в квадрат семнадцать-тридцать два, - ворвался в эфир голос Мусеньки. Мы как раз вошли в зону связи с “домом”.
Пришлось спешить. Заправляться, заряжаться и снова в бой — фашист пёр сегодня буквально валом. На этот раз он нацеливался бомбить другой аэродром.
***
Третий за этот день боевой вылет запомнился калейдоскопом отрывочных картин — мы кувыркались с мессерами, давая ишачкам возможность работать против бомбардировщиков. Худые неожиданно приняли бой на виражах, отчего я ждал какой-нибудь пакости вроде наваливающихся сверху “засадных”. Но обошлось — там, в вышине поднебесья, несколько раз мелькнули МИГи.
Мы делали много промахов — видимо сказывалось утомление. Даже отпустили несколько вражеских истребителей, израсходовав часть боезапаса впустую — устали, занервничали, начали мазать. Но вернулись все — Муся, прилетевшая раньше нас, смущённо смотрела на женщину, потчующую усталых лётчиков наваристым борщом.
- Отец Серафим заезжал. Нину вот привёз
Я узнал эту нашу кормилицу — она готовила еду для тех мужиков, что строили капониры. Их сюда послал здешний батюшка. Собрал людей верных для дела богоугодного. Ну а я только показывал, что да куда. Что же — нам без аэродромного обслуживания несладко тут придётся, особенно, учитывая интенсивность боевой работы первых дней войны.
- Не знаю, какие сюрпризы принесёт нам конец сегодняшнего дня, - сказал я, доедая жареные кабачки, - но завтра весь день будем, сменяя друг друга, дежурить у Грасуловского аэродрома. Ходить кругами и зорко поглядывать по сторонам, сбивая любую фашистскую нечисть, какая бы ни показалась в поле зрения. В крайнем случае, можно будет присесть к ребятам, залиться горючкой, когда осушим баки на барражировании.
Мусенька зыркнула на меня тревожно, но ничего не сказала. Дело в том, что до Грасулово от нас довольно далеко. Туда нужно добираться на скорости, обеспечивающей максимальную дальность, а потом вообще снижать обороты двигателя до того минимума, при котором машина держится в воздухе. Иначе пробыть сколь-нибудь долго в районе дежурства не удастся. Это — чувствуя себя неподвижной мишенью.
- Хмелёв говорит, - проснулась рация. - Через меня прямо на север идёт целая стая.
Это тоже человек, рекомендованный отцом Николаем, сообщил по рации о том, что увидел с места, где живёт. А где он живёт, нам известно. Поэтому нетрудно догадаться о том, куда летят немцы. Там мы их и перехватим. Что же касается сообщения, которое в это время сделает по радио товарищ Молотов — так мы уже и без этого знаем, что произошло.
***
Четвёртый вылет за один день. Впереди четвёртый бой. Держимся, пожалуй, только на молодости организмов. Саня стелется над самой землёй, Шурочка забралась на три тысячи, а мы с Мусей идём на полутора километрах, разойдясь в стороны метров на четыреста. Вот на нас и наваливается прикрытие. Шурочка клюёт мессеров сверху, а Саня тихонько на брюхе пробирается к лаптёжникам.
У нас же — чистая собачья свалка. Мы с Мусей делаем “ножнички” - разбегаемся и сбегаемся, чтобы отгонять худых друг у друга с хвоста. Только — вот какая закавыка. Отгоняем мы мессеров не пулемётной строчкой, а картечью — это расходящийся пучок из полусотни пуль. Как бы сравнить, чтобы было понятно? А! Не удар кнутом по летящей мухе, а словно метлой шандарахнуть. Или, если научно, вероятность попадания существенно повышается, когда пули идут расходящимся конусом.
