Он шагнул к рубке, собираясь через нее по трапу подняться на мостик.
— Можно нам пока отпустить команду на берег, сэр?
— Неполадок на лодке нет?
— Ничего существенного.
— Десять дней отпуска, — сказал адмирал. — Сегодня же пришлю распоряжение.
После обеда Питер Холмс позвонил жене.
— Вернулся цел и невредим, — сказал он. — Послушай, родная, я сегодня буду дома, не знаю только, в котором часу. Сперва надо покончить с отчетом и по дороге самолично доставить его в Адмиралтейство, мне все равно нужно туда заглянуть. Не знаю, когда освобожусь. Встречать не надо, со станции я дойду пешком.
— Как я рада слышать твой голос! — сказала Мэри. — Ты ведь не будешь ужинать в городе?
— Наверно, нет. А дома с меня хватит и пары яиц.
Мэри наскоро соображала.
— Я потушу мясо, и мы сможем поесть в любой час.
— Отлично. Послушай, тут вот еще что. У нас один матрос болел корью, так я вроде как в карантине.
— Ох, Питер! Но разве ты в детстве не болел корью?
— Если и болел, так до четырех лет. Врач говорит, она может повториться. Инкубационный период — три недели. А у тебя корь давно была?
— Лет в тринадцать.
— Тогда ты от меня не заразишься.
Мэри торопливо собиралась с мыслями.
— А как же Дженнифер?
— Понимаю. Я уж об этом думал. Придется мне держаться от нее подальше.
— О, господи… Но разве такая малышка может заболеть корью?
— Не знаю, милая. Попробую спросить судового врача.
— А он понимает в маленьких?
Питер чуть подумал.
— Ну, пожалуй, особого опыта по детским болезням у него нет.
— Все-таки спроси его, Питер, а я позвоню доктору Хэллорану. Как-нибудь устроимся. Я так рада, что ты вернулся.
Питер положил трубку и опять принялся за работу, а Мэри предалась своему неодолимому греху — телефонным разговорам. Позвонила миссис Фостер, живущей по соседству, — та как раз должна была поехать в город на собрание Общества фермерских жен, — и попросила на обратном пути привезти фунт мяса и две-три луковицы. Позвонила доктору — он объяснил, что ребенок вполне может заразиться корью и надо соблюдать крайнюю осторожность. Потом подумала о Мойре Дэвидсон, накануне вечером Мойра звонила и спрашивала, нет ли вестей о «Скорпионе». Около пяти звонок Мэри застал ее на ферме под Бервиком.
— Дорогая, они вернулись, — сказала Мэри. — Питер только что звонил мне с корабля. У них у всех корь.
— Что-о?
— Корь — чем болеешь в школьные годы.
В ответ по проводам донесся неудержимый, пожалуй, чуточку истерический смех.
— Ничего смешного, — сказала Мэри. — Мне неспокойно за Дженнифер. Она может заразиться от Питера. Он уже когда-то болел корью, но эта гадость может повториться. Я ужасно беспокоюсь…
Смех оборвался.
— Извини, дорогая, мне показалось, это так забавно. Радиация ведь тут ни при чем, правда?
— Думаю, нет. Питер сказал, это просто корь. — Мэри чуть помолчала. — Жуть, правда?
Мисс Дэвидсон опять засмеялась.
— Очень на них похоже. Две недели плавать в таких местах, где всех убила радиация, а заполучить всего-навсего корь! Ну уж и отчитаю я Дуайта! Нашли они там кого-нибудь живого?
— Не знаю, дорогая. Питер ничего про это не говорил. Но это неважно. А вот как мне быть с Дженнифер? Доктор Хэллоран сказал, она может заразиться, а Питер будет заразен целых три недели.
— Придется ему есть и спать на веранде.
— Не говори глупостей, дорогая.
— Тогда пускай Дженнифер ест и спит на веранде.
— А мухи? — возразила молодая мать. — И москиты? И вдруг какая-нибудь кошка забредет на веранду, уляжется ей прямо на лицо и задушит. Знаешь, кошки на это способны.
— Затяни коляску сеткой от москитов.
— У нас нет сетки.
— Кажется, у нас где-то есть, папа завел когда-то сетчатые рамы еще в Квинсленде. Наверно, они все дырявые.
— Пожалуйста, поищи, дорогая. Больше всего я боюсь кошки.
— Сейчас пойду посмотрю. Если найду, сегодня же отправлю почтой. А может, и сама привезу. Теперь, когда наши вернулись, вы не пригласите опять капитана Тауэрса?
— Я об этом не думала. Не знаю, захочет ли Питер. Вдруг после двух недель в подлодке они осточертели Друг другу. А ты бы хотела, чтоб мы его позвали?
— Мне-то что, — небрежно ответила Мойра. — Хотите зовите, не хотите — не зовите.
— Дорогая моя!
— Ничего подобного. Не тычь мне палкой в ухо. И вообще он женат.
— Да нет же, — изумилась Мэри. — Какая у него теперь может быть жена.
— Много ты понимаешь, — возразила Мойра. — Есть жена. И поэтому все сложно. Пойду поищу сетку.
Возвратясь в этот вечер домой, Питер, убедился, что Мэри не слишком интересуется Кэрнсом, зато очень беспокоится за дочурку. Мойра еще раз ей звонила и сказала, что посылает москитную сетку, которая, однако, явно дойдет не сразу. А пока что Мэри раздобыла несколько метров марли и окружила ею выставленную на веранду детскую коляску, но сделала это не очень удачно, и офицер связи с подводной лодки в первый свой вечер дома, потратив немало времени, смастерил из марли надежное укрытие для коляски.
— Надеюсь, Дженнифер не задохнется, — с тревогой сказала ему жена. — Питер, ты уверен, что эта штука достаточно пропускает воздух?
Он постарался ее успокоить, и все же ночью она три раза вставала и выходила на веранду проверить, жива ли дочка.
Взаимоотношения людей на «Скорпионе» занимали Мэри куда больше техники и практических достижений.
— Собираешься ты опять пригласить капитана Тауэрса? — спросила она.
— По правде сказать, я об этом не думал, — ответил муж. — А ты не против?
— Мне он понравился, — сказала Мэри. — И он очень нравится Мойре. Даже странно; он такой спокойный, совсем не в ее вкусе. Но кто их знает.
— Перед нашим рейсом он ездил с ней в город, — сказал Питерс. — Показал ей нашу лодку, а потом повез в город. Пари держу, она потащила его на танцы.
— Пока вас не было, она три раза звонила, спрашивала, нет ли вестей. Сильно сомневаюсь, что ей хотелось узнать о тебе.
— Наверно, ее просто скука одолела, — заметил Питер.
Назавтра он должен был поехать в Адмиралтейство на совещание с Джоном Осборном и главным научным консультантом. Совещание закончилось около полудня; когда они выходили из кабинета, Осборн сказал:
— Кстати, у меня для вас посылка, — и протянул Питеру перевязанный бечевкой пакет в оберточной бумаге. — Москитная сетка. Мойра просила вам передать.
— Большое спасибо. Мэри прямо исстрадалась по такой штуке.
— Где вы собираетесь пообедать?
— Еще не думал.
— Пойдемте в клуб «На природе».
Молодой моряк широко, раскрыл глаза: «На природе» — клуб для избранных и довольно дорогой.
— Вы там состоите?
Джон Осборн кивнул.
— Давно собирался туда вступить. А уж если не теперь, так никогда.
Трамваем поехали на другой конец города. Питер Холмс бывал раньше в этом клубе раза два и проникся к нему надлежащим почтением. Зданию, по австралийским меркам старинному, было больше ста лет, и построили его в те солидные времена на манер одного из лучших тогдашних лондонских клубов. В эпоху перемен здесь сохранились былые обычаи и традиции: переангличанив англичан, здесь и в середине двадцатого века остались верны образцам середины века девятнадцатого, те же подавались блюда, так же безупречно обслуживали официанты. До войны это, пожалуй, был лучший клуб во всей Австралии. Теперь он был лучшим вне всякого сомнения.
Они оставили шляпы в вестибюле, вымыли руки в старомодной туалетной комнате и пошли во внутренний зеленый дворик выпить. Здесь довольно много членов клуба, в большинстве люди далеко не молодые, обсуждали последние новости. Питер узнал нескольких министров. Какой-то джентльмен весьма почтенного возраста, заметив вошедших, отделился от компании, собравшейся на лужайке, и пошел им навстречу.
— Это мой двоюродный дед Дуглас Фрауд, — вполголоса сказал Джон Осборн. — Тот самый, знаете, генерал-лейтенант.
Питер кивнул. Сэр Дуглас Фрауд командовал армией еще до его, Питера, появления на свет, а вскоре после этого события вышел в отставку, удалился от великих дел в скромное имение неподалеку от Мейсидона, разводил овец и пытался писать мемуары. Спустя двадцать лет он все еще не отказался от этих попыток, но постепенно боевой пыл его остывал. Одно время с наибольшим увлечением он возделывал свой сад и изучал диких птиц Австралии; от былого стремления появляться на люди только и осталась привычка ездить раз в неделю в город пообедать в клубе. Хоть волосы его побелели, а лицо побагровело, он все еще держался очень прямо. Он весело приветствовал внучатого племянника:
— А, Джон! Вчера вечером мне сказали, что ты вернулся. Хорошо сплавали?
Осборн представил ему моряка.
