Константин Калбазов
Бульдог. Экзамен на зрелость
ГЛАВА 1
— Громов Евсей Иванович, отпущен из гвардии по выслуге лет и определен на поселение в Веселовский уезд, — вслух прочитал полковник представленную ему бумагу.
— Точно так, господин полковник.
Странно все же смотрится крепкий мужчина возрастом за сорок лет, в крестьянской одежде, тянущийся во фрунт. Оно конечно понятно, солдат только отошедший от службы. Но все же, смотреть на это, одна потеха.
— Где же ты так подзадержался, ингерманландец? — Не удержавшись от улыбки, поинтересовался командир полка, а за одно и военный комендант уезда. — Последние поселенцы прибыли еще в середине лета.
— Не мог я раньше, господин полковник. Дети сильно хворали. Почитай с того света вернулись. Сначала болели, потом ждал, пока в силу взойдут.
— И сколько их у тебя?
— Трое. Два мальчугана, да девка.
— Дочери сколь будет?
— Шестнадцать.
— Угу. Ну с дочкой можешь прощаться. Долго в твоем дому не задержится. Тут с невестами тяжко, а потому местные женихи гоголями ходить станут. Чай красавица?
— В мать удалась, — тепло улыбнувшись, подтвердил мужчина.
— Вот я и говорю, готовься свадебку справлять. Самое долгое к осени сваты припожалуют.
— То не беда. Отвадить не долго. Пускай еще пару годков слюни попускают, — благодушно ответил ветеран.
Нравился ему этот полковник. Не гордец, в обращении прост, хотя и видно, что обладает характером жестким. Подобное поведение свойственно тем офицерам, что по долгу службы частенько хаживали под пулями, деля со своими солдатами все тяготы и лишения воинских походов. Тем, которые видят в солдате не быдло бессловесное, а боевых товарищей.
Под рукой таких начальников служить бывает куда как тяжко. Такие спуску не дают и заставляют солдат слить не одну бочку пота, как на плацу, так и на тренировочном поле. Направляясь к коменданту, Евсей видел, как в поле, занимались две роты пехоты и эскадрон драгун. Солдаты, отрабатывали приемы штыкового боя, драгуны, методично обучались владению клинком. Это государь, решил, что шпага для кавалерии, только блажь, вот и заменил ее на кавказский клинок, который крепился к седлу, чтобы не мешать, при спешивании. Еще одна рота солдат вышагивала перед штабом, отрабатывая перестроения. А ведь мороз стоит знатный. Однако полковник и не думает делать никаких скидок.
Но та тяжесть только на пользу. Если в бою не поспеешь вовремя перестроиться, это погубит не только твоих товарищей, но и тебя самого. Ветеран прекрасно знал, что бывает, когда в разрозненный строй роты, влетает хотя бы десяток всадников. Даже если их в итоге перебьют, бед они наделают ой как много. А ведь зачастую, люди начинают разбегаться. Тогда и вовсе все становится кисло. Пешему от конного не убежать, а рубить спины ни большого ума, ни большого умения не нужно.
— Ну что же, ты отец, тебе виднее, Евсей Иванович. С положением о военных поселениях знаком? — Становясь серьезным, спросил полковник.
— Знаком, ваше высокоблагородие.
— Значит понимаешь, что по сути, твоя служба не закончилась.
— Понимаю.
— Вот и ладно. На жительство отправишься в поселок Кремневка, это в пятидесяти верстах отсюда на восток. Войдешь в состав тамошней десятой роты, Веселовского полка. Прибыл ты поздно, так что как там будет с жильем не знаю. Но Баринов, ротный сержант, он же староста, мужик дельный, что-нибудь придумает. Семена по весне получишь. Довольствие сразу. В санях-то место есть, чтобы увезти?
— Саней у меня двое, да только гружены изрядно.
— Ладно. Выделю тебе из обоза, да сопровождающих дам. Путь неблизкий, места лихие. И как только ты не побоялся один сюда добираться.
— Так оружие с припасом при мне, ваше высокоблагородие.
— Все одно, в одиночку не дело. Ладно, иди покуда к ротному сержанту Хромову, он вас на ночь определит, а с рассветом готовься выезжать. Нечего тянуть кота за хвост.
— Слушаюсь, господин полковник.
* * *
Странно все же. Куда ни кинь взгляд, повсюду одна белая равнина, убегающая вдаль то затяжными пологими подъемами балок, то перемежаемая невысокими возвышенностями. Он конечно и раньше видел подобные пейзажи, да и в этих краях бывать приходилось. Но все же отсутствие лесов, не внушало оптимизма. Дикое поле, оно и есть дикое.
С другой стороны, земля здесь благодатная, плодородная. А по его нынешнему положению, это дело первейшей важности. Нынче он в первую голову крестьянин и уж только потом солдат. Той солдатской службы ему в год положено не больше месяца, когда проводятся учения, чтобы воинская наука не выветрилась окончательно.
Полтора года назад, Император дал укорот крымским татарам и вернул под свою руку Запорожье. Тогда же он издал указ, определяющий срок службы солдат в армии двадцатью годами. Правда, это вовсе не значило, что после этого они становились абсолютно свободными. Как бы не так. Петр, он сам себе на уме и всюду имеет свои думки. Бережлив и рачителен. Уж этого у него не отнять.
Понимая, что удержать можно только те земли, которые ложатся под крестьянский плуг, он решил организовать поселения на присоединенных территориях. А кого можно здесь поселить? Полковник ничуть не лукавил, когда говорил об опасности края. Хватало здесь лихого народца. Сюда хаживали за добычей и татары и казачки. Потому, простым крестьянам тут делать нечего. А вот бывшие служивые здесь вполне смогут выстоять.
Именно из-за постоянной опасности и частых набегов, самое скромное поселение включало в себя не меньше сотни дворов. Считай полная рота бойцов. Так оно куда проще отбиться, от беспокойных соседей. Конечно, если тех окажется слишком много, то беды не миновать. Но на то и стоит полк в Веселовском. Тут главное выстоять, пока подмога не подойдет.
— Чудные у тебя кони, Евсей Иванович, — поравнявшись с ветераном, задорно произнес молодой солдат, едва достигший двадцати двух лет.
Всего их было пятеро. Полковник сдержал свое слово и выделил сопровождающих, с одними санями, груженными положенным провиантом. Вот один из солдатиков, что побойчее, и подвалил с разговорами. Половину дня держался в сторонке, как и остальные, да как видно, все же не выдержал.
Евсей смерил его взглядом и не выдержав ухмыльнулся. Господи, конями он интересуется. Как бы не так. Нет, кони и впрямь загляденье. Сани у него не привычные розвальни, в таких можно увезти куда как больше. Если найдутся под стать им и кони.
Но вот кони-то у Громова как раз были что надо. Невысокие, неприхотливые, широкие в кости, отличающиеся необыкновенной силой и выносливостью. Вообще-то, солдату уволенному от службы, полагалась одна лошадь и одна корова. Но ветерану повезло.
Когда они были в пути, под Курском, ему посчастливилось отбить от лихих людишек молодого дворянина, некоего Борзенкова. И как только у аспидов поднялась рука на горбуна. Не повезло парню, зашибло деревом, вот горб и вырос. Но он оказался весьма деятельным молодым человеком.
В восемнадцать лет, неожиданно унаследовав родовое имение, он занялся тем, о чем мечтал с самого детства, но не имел возможности. Его страстью оказались лошади. У него была мечта вывести свою породу, которая носила бы его имя. Такую, чтобы и в плуг, и в повозку, и в артиллерийскую упряжку. Как землевладелец, он прекрасно понимал все нужды крестьян, а потому еще одним условием, были небольшие размеры, сравнительно с другими породами, и неприхотливость.
Набравшись смелости, он обратился к императору за помощью, и нашел ее. Правда, в тот момент казна была абсолютно пустой, поэтому поддержка императора оказалась не такой уж значительной. Впрочем, это с какой стороны поглядеть. Молодой дворянин получил позволение выбрать любых лошадей из любой казенной конюшни, в том числе и императорской. В результате этого налета, Борзенков обзавелся двумя огромными тяжеловесными жеребцами и тремя десятками кобыл…
В благодарность за свое спасение, дворянин одарил гвардейца двумя жеребцами из первых, как он утверждал, неудачных скрещиваний. Громов знал толк в лошадях, во-первых сам из крестьян, во-вторых, служба в гвардии неизменно была сопряжена с этими животными. Поэтому оценив жеребцов, он лишь подивился тому, что Борзенков признавал их непригодными для дальнейшего скрещивания.
Вот благодаря именно этим коням, ставшим его собственностью в Курской провинции, он и сумел обзавестись парой вместительных саней. Потом израсходовал практически все сбережения, чтобы наполнить потребным на будущее. О том, что согласно указа государя его должны были обеспечить по самую маковку, он разумеется знал. Но так же знал и то, что в жизни оно всяко обернуться может. Мало, что места лихие, так еще и нужду терпеть. Ну уж нет, на это он не согласен.
