Аско говорил, а Тююкки вспоминала, как ходили они с мужем Йоссиком по магазинам и покупали разные вещи. Как выбирали кровать и стенку. Самые простые предметы мебели и быта, казалось бы, но как тщательно и любовно они их выбирали!
– Эх… – выдохнула она наконец. – Все они – священные реликвии моей жизни. Если бы я раньше знала ваше учение, я бы никогда не выкинула вещи покойного мужа.
– При каких же условиях мусор становится сокровищем? – спросил, не выдержав, Калле.
– При условии любви, – ответил Аско, даже не глянув в сторону сыщика. – Так верная женщина засушивает цветы от любимого. Она никогда не выбросит на свалку, не избавится от того, что связывало ее с любимым. Конечно, если она по-настоящему его любила.
10
После душевного разговора с Аско Тююкки поспешила вступить в новое сообщество – в клуб любителей мусора. А Калле, воспользовавшись ситуацией, попросил всех адептов учения Аско помочь бедной немощной старушке и новоиспеченной сестре найти личные вещи, которые она неосмотрительно выбросила. Вся мусорная туса отправилась на поиски, и вскоре появились результаты. Дырявые варежки, которые они нашли, были вязаны с особой любовью. Их Тююкки связала для своего супруга, когда они вместе ходили на лыжах. А в таких ситуациях, ковыряешься ты лыжной палкой в тлеющем мусоре или в белоснежных сугробах, варежки и вообще рукавицы – вещь просто незаменимая.
Взяв эти варежки у Тююкки под расписку, Криминалле отправился в лабораторию. Выезжая с мусорного полигона, Калле увидел на краю гигантской свалки заброшенные дома. Точнее сказать, не дома уже, а остовы с торчащими над мусором печными трубами. Когда-то здесь была небольшая деревушка, но свалка со временем так разрослась, что поглотила ее со всеми потрохами. Сначала жителей, как тараканов, выгнал ядовитый дух. А потом мусор заполонил все улицы, переулки, огороды и дворы.
Одни дома сгорели, другие были разобраны. Остались лишь печи, которые у финнов Поволжья считаются священными. В этих семейных очагах приносили жертвы домашним духам и родовым покровителям, через них общались с богами, молились и просили заступничества у предков.
Косточки после жертвоприношений складывали в узелках на полочки и в ниши огромных печей: то, что предназначено богам, не должно быть тронуто, осквернено или разрушено.
Картина погибшей деревни навевала лютую тоску. Закатное финское солнце выглядело блином на раскаленной докрасна сковороде, которую только-только вынули из печки. Недалек был час, когда мусорная свалка поглотит и весь Нижний Хутор.
11
Проведя с помощью Паулли экспертизу, Криминалле выяснил, что к дырявым варежкам помимо Тююкки прикасались еще трое. Введя полученные результаты в базу данных, он обнаружил, что это были руки только что освободившегося из тюрьмы бедолаги и замухрышки Упсо, рецидивиста Урко и мусорщика Урно.
«Ясен перец, мусорщик Урно коснулся их, когда закидывал мусор в машину, а вот Упсо только вышел из тюрьмы. Ему наверняка нечего было есть, вот он и покусился на пакеты с мусором».
Имея неопровержимые доказательства, Калле мог смело брать мелкого преступника Упсо и выдвигать обвинение. Только вот стоило ли? Сажать только что освободившегося человека лишь за то, что он украл пакеты даже не с едой, а с мусором? Сажать его за то, что он украл мусор, в то время как Мерве ворует миллионами, – бесчеловечно и подло. Опять же горожане возмутятся и опять обвинят во всем ментов. Скажут, что менты – приспешники власти и ее цепные псы, сажают молодежь из-за всякой ерунды.
И тут Криминалле осенило, почему Мерви, придя к власти, первым делом завладел мусорными полигонами и санкционированными свалками и понастроил мусоросжигающие заводы, так называемые экопарки. И почему во всем мире огромные мусорные мафии контролируют целые страны и диктуют властям свою волю. При помощи гигантских печей Мерви колдует и влияет на судьбу всего Нижнего Хутора! Ему в лапы попадают личные вещи с потом и слезами, ногти и волосы всех без исключения жителей Нижнего Хутора. Недаром в древности зубы, обрезки ногтей, волосы и средства личной гигиены поволжские финны хранили в специальных тайниках, чтобы никто не добрался. А сейчас все выбрасывают вместе с обычным мусором, что позволяет Мерве влиять на любого человека.
12
Криминалистического опыта и образования Калле вполне хватало, чтобы вспомнить о принципе контагиозной магии, согласно которому вещи, раз пришедшие в соприкосновение, сохраняют связь на расстоянии. Если такую вот проклятую вещь закопать на дороге, где все ходят, получится нечто вроде магического капкана, в который легко может угодить любой житель Нижнего Хутора. Тогда опытный колдун легко поработит бедолагу или расправится с ним. Захочет – нашлет порчу, а захочет – и проклянет. У Калле давно сложилось ощущение, что Мерве злобно ненавидит всех горожан и через средства массовой информации унижает их и проклинает. Тут Калле вспомнил, что одновременно со свалками и мусоросжигающими заводами Мерве прихапал дорожные предприятия с заводами шлакоблочными и битумными. Асфальт ведь делают из битума.
«Вот куда идет переработанный мусор, – рассуждал Криминалле. – Из него делают дороги и стройматериалы, подкладывая туда проклятые вещи и другие магические предметы. А потом эти стройматериалы влияют на простых горожан, множа их несчастья. Люди ходят по дорогам, сделанным из мусора, и живут в заколдованных мусорных домах».
Теперь понятно, как мэр Мерве из простого лесного колдуна-карта стал хозяином большого города! И как удерживал свою власть. Через сжигаемые в печи личные вещи горожан, через чужую любовь, приносимую в жертву, он общается с богами и предками. Он нагоняет на Нижний Хутор мрак коррупции и держит жителей в черном теле и полной зависимости от его воли.
От такого открытия Криминалле чуть не подавился куриной косточкой, которую обсасывал в процессе размышления. Вот взять хотя бы злосчастный «Дом» – о нем в народе рассказывают черт те что. Может, он тоже построен из шлака с мусорного завода? Может, так вот в жизнь его обитателей и вмешиваются неземные силы? Может, они мстят обитателям Нижнего Хутора и «Дома», направляя их печальные судьбы?
13
Едва только сыщик Калле Криминалле стал рассуждать о «Доме» и о том, что следует срочно нанести мощный удар по мусорной мафии и написать служебную записку, и подготовить доклад о нарушениях, замеченных на свалке… Едва только сыщик задумался, как бы обстряпать это дельце с умом – ведь если он в открытую выступит против системы, пойдет против колдуна Мерви, то вряд ли долго удержится на своем посту, вряд ли вообще останется в живых… Едва он стал обдумывать практические шаги, как сам «Дом», точнее, его жильцы вмешались в воображаемую пока борьбу сыщика Калле и мэра Мерви.
Жильцы «Дома» просто завалили полицейский участок жалобами, что из квартиры самогонщицы Синники нестерпимо смердит. Мало того, что Синники варит самогон и продает местным синякам, так еще с недавних пор она начала таскать весь хлам и мусор к себе в дом. Жаловались на ужасный неистребимый запах и Нера, и Кайса, и Сирка, и Люлли. Все соседи Синники не раз уже писали на нее доношения, но особо усердствовали в этом деле чистюли Венники и Ванни.
Выслушав розовощекого помощника Ментти, сыщик Калле тут же предположил, что старуха на почве учения Аско сошла с ума и теперь тащит к себе всё, что другие выбрасывают! Ведь Аско, прикупая горючую смесь у Синники, наверняка прозудел ей уши своим учением.
«Раз уж я мусор, то мне мусором и заниматься», – решил Криминалле и отправился к старухе Синники по заваленной мусором набережной. Пыль, поднимаемая ветром, заволакивала бледное финское солнце – на открытых гладях ветер всегда неистовствует, – норовила залепить и ранить крошками-соринками глаза, чтобы Калле заплакал и не видел под ногами ни битого стекла, ни пустых зажигалок, ни рваных пакетов, ни прошлогоднюю листву.
Этот мусор, эти ошметки жизнедеятельности, эту опыль и падаль можно было счесть симптомами разрушения Нижнего Хутора. Смрад и сор, заполонившие улицы и набережную, были квинтэссенцией гражданской войны, которую вели жители Нижнего Хутора с властями и друг с другом. Были замесью и завертью будущих страданий и разрушений, как предвестники великой беды, уже сейчас ранили сыщика Калле в самое сердце, заставляя катиться неосознанные слезы.
«Впрочем, бедных немощных бабушек, всех этих любительниц и рассадниц мусора, еще можно понять, – рассуждал Криминалле, стоя в подъезде «Дома» и глядя на свалку старья на лестничной площадке. – Голодное военное детство, хроническое недоедание, затем времена сплошного дефицита, когда все приходилось добывать в очередях с интригами и с боями или из-под полы».
«Если в молодости не удавалось прилично одеваться и наедаться досыта, это непременно скажется в старости», – благосклонно настраивал себя Криминалле, поднимаясь по лестнице и перешагивая через тюки с хламом. К запаху он уже немного привык. «А социальное жилье всегда так попахивает», – подумал он, нажимая грязную кнопку звонка.
