– Первым делом азербайджанцы угощают гостей, – улыбнулся Степанов. – Не предложить гостю чаю у них считается предельно дурным тоном.
Севиль, помимо чая, подала на стол большую тарелку с восточными сладостями.
– Мои соболезнования, – сказала она Дмитрию Анатольевичу.
– Севиль, – начал Степанов, – в последние дни жизни Елена общалась с тобой… Не уловила ли ты в ее поведении чего-нибудь странного?
– Лена очень нервничала, но не говорила, с чем связаны ее переживания. Что-то явно тяготило ее, – ответила хозяйка.
– Говорят, она отправилась в город за покупками, хотела пойти с тобой… И не вернулась. Мы, конечно, слышали эту историю, но неплохо было бы услышать ее и от тебя – в подробностях.
– Вообще-то, мы предполагали прошвырнуться с ней по магазинам восьмого числа, – задумчиво произнесла Севиль. – У меня как раз в тот день намечалась куча свободного времени. Но Лена почему-то позвонила пятого, выразила желание остаться у меня ночевать, а когда приехала, посидела очень недолго и сказала, что ее планы поменялись, и была такова. Возможно, у нее действительно к тому моменту наметились какие-то нарушения психики.
– Севиль, у нас имеются серьезные подозрения, что причина смерти Елены – не наркомания. Мы думаем, это было убийство.
– Убийство?!
– Да, но не проси меня ничего объяснять. Это слишком долго, а я сейчас не могу себе позволить терять время… Лучше скажи, контактировала ли Елена в Баку с кем-нибудь еще, помимо тебя и моих компаньонов?
– Мне об этом ничего не известно. Хотя… Постой! Ты можешь расспросить моего сына Джейхуна. Не забыл его?
– Нет. А Елена с ним общалась?
– Да. Я не могла уделять ей достаточно внимания. Как-то раз Лена попросила Джейхуна сопроводить ее в прогулке по городу. Мой сын, как истинный джентльмен, не отказался. Он и впоследствии не раз составлял ей компанию. Понимаете, одно дело – пройтись по магазинам, и совсем другое – какие-то культурные мероприятия, занимающие более длительное время. Поговорите с ним.
– Но как мы его найдем?
– Я дам адрес.
Ничего нового, что могло поспособствовать расследованию, Севиль не сообщила. Дмитрий Анатольевич и подруга его покойной жены обменялись друг с другом последними новостями, после чего мы распрощались.
На улице бушевал сильный ветер.
– Похоже, будет шторм, – заметила я.
Дмитрий Анатольевич махнул рукой.
– Подобные шторма здесь чуть ли не каждый день. Апшеронский полуостров продувается с трех сторон морскими ветрами. Вы не видели настоящего урагана. Баку – «город ветров». Сейчас – обычный бакинский ветер. Пойдемте, Евгения Максимовна.
Мне потребовалось пройти всего лишь десяток метров, чтобы понять, что такое «обычный бакинский ветер». Он налетел остервенелым порывом, поднимая тучи пыли. Чтобы просто идти ему навстречу, необходимо было приложить значительные усилия. Пыль забивалась в глаза. Мне пришлось зажмуриться.
– Неужели подобное здесь творится почти каждый день?
– Да.
И тут к нам подошла группа из четырех здоровенных кавказцев. Все они выглядели на одно лицо.
– Ты с какого района? – обратился один из них к Степанову с ужасным акцентом, безжалостно коверкая слова.
Это мне подозрительно напомнило то, что не раз случалось наблюдать в Тарасове.
– Я из Тарасова, – спокойно ответил Степанов. – Но вырос здесь.
– Из Тарасова, а с нашей девушкой гуляешь? – в глазах кавказца сверкнул нехороший огонек.
– Я тоже из Тарасова, – включилась в разговор я.
– А тебя не спрашивают! Женщина! – последнее слово кавказец произнес с особым презрением. – Ты наверняка – дырка! Все русские женщины – дырки! Дырки с мясом!
Мне отчетливо вспомнился мрачный дворик в Заводском районе и семеро бритоголовых юнцов. Похоже, отморозки во всех концах света мыслят и выражаются одинаково.
Кавказец вновь перевел взгляд на Степанова.
– Значит, в чужом городе с девушкой гуляешь? Нехорошо, да… Хочешь в реанимацию отправиться?
Степанов молчал.
Движением фокусника кавказец материализовал в своей руке нож-бабочку. Подобные ножи появились и у его приятелей.
– Урус-кукуруз! – гневно воскликнул главарь, и рука его дернулась в сторону Дмитрия Анатольевича.
Я хотела выбить нож из рук негодяя, но другой кавказец со всей силы двинул мне в живот. Этого я никак не ожидала. Казалось, они заранее знали о моих способностях и были готовы к сопротивлению, которое я могла оказать. Это меня очень насторожило.
Дмитрий Анатольевич ловко увернулся. Я подумала, что, возможно, ему и раньше случалось оказываться в подобных переделках.
Я быстро пришла в себя после удара, подпрыгнула и выдала один из моих любимейших приемов – «вертушку». Два придурка свалились наземь. Ситуация с «гоблинами» из Заводского района удивительным образом повторялась. Я отобрала у одного из нахалов нож и зажала его в левой руке, очень надеясь, что мне не придется его использовать. А обращаться с ножами подобной конструкции я умела не хуже любого из этих молодцов.
Тем временем тип, инициировавший драку, наступал на Степанова. Я с ужасом отметила, что они успели удалиться от меня на порядочное расстояние. Казалось, меня намеренно пытаются отделить от Дмитрия Анатольевича.
Степанов пятился. Нападающий с довольной ухмылочкой на лице непринужденно вертел «бабочкой». Двое противников вышли из строя. Я хотела броситься на помощь Дмитрию Анатольевичу, но дорогу преградил парень, обескураживший меня в самом начале ударом в живот. Я нанесла ему несколько последовательных «ударов-молний» в лицо. Подобный напор привел его в замешательство, он не успел отреагировать, отпрянул назад и получил «довесок» ногой в нос. Бедолага зашатался, получил последний боковой удар правой рукой в челюсть – и рухнул, подобно двум своим товарищам, на асфальт. Краем глаза я засекла тонкую струйку крови, сочащуюся из-под его затылка. Вполне возможно, что я его убила, но в данный момент это не особо меня волновало. Я побежала к Дмитрию Анатольевичу.
Мерзавец, наступавший на Степанова, словно почувствовал мое приближение. Его нога дернулась назад, и я вновь согнулась от удара в живот. Подонок уже собирался покончить со Степановым. Боевая позиция нашего противника была безупречной, но тут я подскочила к этому гаду сбоку и нанесла ему «маваши-гири» в висок, тем самым лишив возможности совершить роковой выпад.
Возник тот редкий случай, когда исход схватки предрешен, если, конечно, человек, занимающий выгодную позицию, не является полным дураком. А ситуация сложилась явно не в нашу пользу, кавказец же на дурака, по крайней мере в вопросе ведения боя, никак не походил. Короче, ему требовалось совершить круговое движение рукой, которым он сначала перерезал бы горло мне, а потом спокойно разделался с Дмитрием Анатольевичем. И никто ничего не смог бы изменить. Иначе нападающий сам стал бы жертвой: поступи он как-то иначе, мне ничего не оставалось бы, кроме как перерезать ему горло. А в том, что я не беспомощная дурочка, впадающая в истерику при виде капельки крови из пальца, думаю, он уже убедился – и не раз. Чтобы осознать все это, мне понадобилось одно мгновение, и я приготовилась к неизбежной смерти.
Я заглянула в глаза убийце и в глубине их узрела нечто очень похожее на отчаяние. Похоже, он понимал все не хуже меня. И тем не менее поступил по-другому: резко дернулся, направляя руку, стискивающую нож, в сторону Степанова. Это движение поражало очевидной бессмысленностью и… безысходностью. Нападающий попробовал нагнуться, отклониться в сторону, чтобы избежать моего удара, но его попытки заранее были обречены на провал. Я должна была защищать клиента…
Нож легко вошел в горло. Я услышала звук, напоминающий бульканье молока, переливаемого в кружку, и отпрянула. Кровь веселым фонтанчиком била из-под кадыка убитого.
И тут я наконец-то все поняла. То, что с нами произошло, не было случайной стычкой с местным населением. Это было спланированным покушением на моего клиента, причем парни были заранее предупреждены о моих бойцовских способностях, и им строго-настрого было приказано оставить меня в живых. Возможно, даже под страхом смерти. А отсюда и тот отчаянный, бессмысленный поступок главаря, стоивший ему жизни. Однако ситуация требовала дальнейшего разрешения, и я выкинула все эти мысли из головы до более подходящего момента.
Между тем выведенные на время из строя ребятки пришли в себя. Тот, что ударился затылком об асфальт, оказался живучим. Покачиваясь из стороны в сторону, словно пьяные, «горячие азербайджанские парни», угрожающе оскалившись, вновь двинулись на нас.
– Бежим! – схватил меня за руку Степанов. – Я хорошо знаю этот район! Мы оторвемся.
Дмитрий Анатольевич потащил меня через бесконечные подворотни и улочки, способные завести в глухой тупик, если, конечно, не знать, в какую спасительную дверь повернуть. Район Кубинки, а я не сомневалась, что это все еще был именно он, казался безбрежным. Вскоре я окончательно потеряла ориентацию. Думаю, никто не догнал бы нас в любом случае. В тот момент, когда я бросила на лихих пареньков последний взгляд, чувствовали они себя неважно.
