Только дети спокойно бегали в одних надеваемых через голову мешкообразных рубашках по колено. Впрочем, были и взрослые в чем-то подобном: в перепоясанной или свободно свисавшей рубахе навыпуск, а также штанах или юбке. Причем, женщины – исключительно в штанах, а мужчины наоборот. Женщины распоряжались, мужья и прочие спутники умело справлялись с возложенными задачами. Думаю, минут через двадцать царберам можно будет поспать в полной тишине до очередного вечернего аврала, когда прибудет следующая партия жаждущих переночевать в безопасности.
Отбывая, мы попрощались с Шуриком. Я склонился над перевязанным соратником.
– Мы вернемся. Обязательно вернемся. Выздоравливай быстрее.
– Только не надо ой. Я вас умоляю, – мотнул он всклокоченной рыжей шевелюрой. Пробивавшаяся щетина делала щеки красными. – Прекратите этих глупостев. Неужели не понимаю. Это вам не при румынах двери на ночь колбасой закрывать.
И на прощание, когда расстояние еще позволяло:
– Зай гезунт!
– Что?
– Будьте здоровы, в смысле: до свидания!
Тома утерла пальчиком уголок глаза. У меня тоже в носу щипало, а на душе скребли нагадившие кошки.
Свита цариссы Дарьи оказалась маленькой, словно это не царисса в короне, а какое-то недоразумение. Зато – с двумя развернутыми над головами штандартами. На одном – буква Д на зелено-оранжевом фоне, на втором, бесцветном – гриб на фоне буквы А. Ну да, она же госпожа школы и Грибных рощ, как ранее проинформировала Зарина. Не лучше ли на месте буквы изобразить книгу? Стоп, где я видал здесь книги? Еще не изобрели, если глядеть на уровень технологий.
Свита Дарьи включала трех царевичей-мужей (да, так их здесь называли, мужьями цариссы, при этом – царевичами), царевну-подростка по имени Варвара, шестерку превосходно снаряженных войников, внешне не отличавшихся от царевно-царевичей и принцев ничем, кроме меньшей заносчивости, трех белобалахонных бойников-«ку-клукс-клановцев» и нас, четырех членов переходящего звена Варфоломеева семейства. И никакого багажа, кроме седельного. Умеют же путешествовать. У нас, четырех Варфоломеивцев, было всего два мешочка, уложенных на лошадях царевен. Учитывая небрежность, с которой к ним относились, ценностями внутри не пахло.
Плотно сбитая Карина, на земле казавшаяся тяжеловатой и оттого неповоротливой, взлетела на коня, словно у нее пружина в одном месте. Когда она сурово огляделась с высоты, я не успел отвести завистливого взгляда. Уголки девичьих губ тронула тень ухмылки. Впрочем, до меня ей не было дела. Глубоко посаженные карие глаза глядели вокруг твердо, несгибаемо и абсолютно равнодушно. Еще бы жвачку в зубы… Карина напоминала бычка, закованного в доспехи.
К тому времени мужья-царевичи нетерпеливо гарцевали поодаль. Они сопровождали цариссу на манер телохранителей: куда она, туда и они, без разговоров и приглашений. Думаю, и отхожее место берут в кольцо, когда дражайшая половинка… гм, в нашем случае четвертинка посещает указанное заведение. Подобно цариссе и царевне каждый обладал превосходным доспехом, выделяясь в вооружении чем-то особенным. Один, невысокий и гибкий, обходился без щита, вместо этого у него крепились за плечами два одинаковых меча, они торчали в стороны, словно обрезанные крылышки. Второй – свирепый верзила – обходился одним мечом, зато огромным двуручным, тоже удобно расположившимся за спиной в простой защелке вместо ножен. Третий царевич, удивительно шустрый здоровяк, только что откликнувшийся на имя Руслан, был со щитом, но не убирал руки с рукояти кривого меча, не характерного для этих мест.
– Тоже хочу нескольких мужей, – зашептала Тома. – Представляешь: сижу такая, вокруг – офигительные мужчины, каждое слово ловят, каждый каприз выполняют… И все – мои!
Я выразительно скривил губы и отвернулся к шестерке собиравшихся войников. Как и мужья цариссы, они различались лишь в мелочах, экипировкой, а в основном снаряжении напоминали высшее сословие: на каждом – чешуйчатые доспехи с оплечьями, перегибавшимися из-за спины и крепившимися на груди бронзовыми застежками, сапоги с поножами до колен, наручи по локоть и островерхие шлемы. Из-под нашитого на кожу металла кое-где проглядывала нижняя полотняная одежда в зелено-оранжевой гамме.
Тома перехватила мой взгляд.
– Думаю, второй, третий и пятый мне подошли бы, как считаешь? – Озорная улыбка расползлась по витавшему в облаках лицу, шепот продолжился: – Прикинь: забила мне стрелку Настюха-Брынза из десятого-«бэ», а за меня выезжают такие красавцы в броне, как у Васнецова на «Трех богатырях». Представляю ее физиономию!
– Если что, картина Васнецова называется просто «Богатыри».
– Зануда. Еще скажи, «Три медведя» Репина называется просто «Медведи».
– Их там четыре. Четыре медведя.
– Как это? Почему же ее называют «Три медведя»?
– Кто называет?
Тома задумалась, смутилась, умолкла.
– Картина с четырьмя медведями называется «Утро в сосновом бору», – с мстительным превосходством сообщил я. – Ее автор – Иван Шишкин.
– А я что сказала?
Отряд быстро собрался, взоры обратились на нас, новеньких, выставленных посреди лужайки, как на продажу. Стало неуютно.
Ведя на поводу запасную лошадь, к нам подскакала царевна Варвара. Возрастом она превосходила Тому, но до Карины не дотягивала. Зато чудесно совмещала насупленую агрессивность второй с едва распустившейся женственностью первой. Если старшая из оставшихся Варфоломеиных напоминала ощетинившийся жерлами орудий, идущий на таран броненосец, а Тома – стремительную яхту, то Варвара была быстроходным фрегатом, готовым сразиться с броненосцем или сбежать от него, но не дать спуску ни одной яхте в пределах видимости. Начищенные латы сверкали бронзой, а ряды крупных зубов – отменной белизной. На щеках при улыбке проявились обаятельные ямочки, но симпатии не вызвали: улыбка вышла надменной и фальшивой. Высокая, отлично сложенная, с выпирающими вперед коническими нагрудниками и прикрытыми броневой юбкой широкими бедрами, девица одарила нас покровительственно-колючим взглядом:
– Ангелы, конем править умеете?
– Нет, – откликнулась Тома.
– Да, – одновременно выдал я. – Чуть-чуть. И только шагом.
– Тогда вот вам на двоих.
Мы стали обладателями низкой послушной кобылки, почти пони. Скорее, размером с ослика. Назову ее Тойота. Надо же как-то называть, если имени не сказали.
Вспомнив свою единственную конную прогулку, по примеру Карины я решил легко вспорхнуть в седло… и едва не перевалился на другую сторону. Меня до обиды весело придержали посторонние. Сзади привалился приятный груз, Тома обхватила меня вокруг пояса и затихла. При поворачивании головы мое ухо улавливало ровное дыхание. Впрочем, голова Томы тоже не оставалась на месте: вертелась, как вентилятор на перегретую материнку.
Карина демонстративно уехала вперед. Ее мелкая сестренка, мой странный заложник, держалась рядом. Почти впритирочку. Остальные растянулись в длинную колонну, оставив нас практически одних. Только Варвара сзади следила за порядком в нашем Варфоломеином царстве.
– Что такое школа? – спросил я.
Должны же быть подводные камни. Если волки – это собаки, то школа может оказаться магазином, пограничной заставой или подпольным казино.
– Это… школа, – не смогла подобрать слов Зарина. – Где учат.
– Чему?
– Всему.
Ну, хоть
