– Ждут ответ от Ильина, он обещал подумать, – глухо отозвался Сипягин.
– Ты при их разговоре не присутствовал?
– Я сошка мелкая, – вздохнул Василий. – Все больше подай да поднеси. Меня дальше кухни не пустили.
– Материальные трудности, – посочувствовал я ему. – Вот ты и продался Шульцу.
– Не продавался я, – возопил Сипягин. – Мамой клянусь. Мертвый он был, мертвее не бывает!
– Покойники по гостям не ходят, – хмыкнул за его спиной Колотов. – Эх, Василий… А ведь был честным вором. Рулетка тебя сгубила.
Сипягин побурел от обиды и гнева, еще немного и его вполне мог хватить удар. Ведь он действительно убил Шульца. Причем надежно убил – обрезком водопроводной трубы. А теперь вдруг выясняется, что немец жив, более того свободно разгуливает по Москве. Ну, как после этого не поверить в нечистую силу.
– Врете вы гады! – захлебнулся Сипягин в собственной слюне. – Сдох ваш немец! Сдох!
– Ты не ори, неврастеник, – посоветовал ему Колотов. – Ты Людмилу, экономку Ильина знаешь?
– Ну, – нехотя отозвался Василий. – Она меня кофе поила. Фигуристая бабенка.
– Вот тебе номер Ильиных, позвони и пригласи к телефону Людмилу. Думаю, она точно знает, какого числа Эрнест Шульц навещал ее хозяев.
Разговор Сипягина с Людмилой не затянулся, «фигуристая бабенка» не оправдала надежд потенциального ухажера. Василий едва нашел в себе силы, чтобы распрощаться с ней без мата и истерических воплей типа «Не может быть», после чего ему ничего другого не оставалось, как признать свое полное и безоговорочное поражение.
– Ваша взяла, – сказал он потухшим голосом. – Спрашивайте, шантажисты.
Надо признать, что информацию нам Сипягин слил ценную, в том числе и по очень заинтересовавшему меня делу об ограблении фургона с ювелирными изделиями. Правда, Василий клялся и божился, что «всего лишь на шухере стоял», но мы вольны были ему не поверить. Любопытным здесь было то, что ограбление Певцову заказал какой-то столичный хмырь, которого интересовала во всей коллекции ювелирного ширпотреба только одна вещица. Сам Сипягин ее не видел. Но по слухам, ходившим среди братвы, эта бирюлька стоила дороже, чем все изъятые во время налета изделия из золота и серебра. Ее Певцов передал наводчику, сообщившему как время, так и маршрут передвижения фургона. Все остальные цацки главарь банды реализовал, по бросовой, в общем-то, цене в двести тысяч долларов.
– Не стоила вся эта бодяга такой крови, – вздохнул Сипягин. – Я тогда же Мишке об этом сказал, но он посоветовал мне заткнуться.
В данном случае я с Василием был солидарен. Певцов ведь не мелкий уголовник, падкий на золотые брюлики. Он просто не мог не понимать, что с реализацией награбленного у него могут возникнуть проблемы. И уж конечно он отлично знал, в чей карман запускает руку, а главное, какими неприятностями это для него может обернуться. О Чистопалове я вообще умолчу. Этот умел просчитывать ситуацию на десяток ходов вперед. Но почему-то два опытных и поднаторевших в криминальных делах волка пускаются в отчаянную авантюру, чреватую для них губительными последствиями. Тут было над чем пораскинуть мозгами.
Ильин гостей не ждал, но нельзя сказать, что мой приезд его удивил. Судя по всему, Василий Валентинович уже узнал о нашем предыдущем визите и догадывался, что он не будет последним. После недолгого раздумья Ильин все-таки пригласил скромно стоящего в прихожей гостя в кабинет. Сам он сел за стол, слегка выдвинув ближайший к его правой руке ящик. Возможно, у него там лежал пистолет, следовательно, пришельцу он не доверял и даже присутствие в дверях охранника его не успокаивало.
– Я послал вам, господин Ильин, несколько писем, – вежливо начал я, – но, увы, не дождался ответа.
– Одно из этих писем я прочитал, герр Шульц, оно не показалось мне стоящим внимания. А все остальные ваши письма мой секретарь просто выбрасывал в мусорную корзину.
Скука на холеном лице Василия Валентиновича была написана ярчайшими красками. Он явно пытался показать мне, сколь мало его волнуют поползновения странного немца, вообразившего, что ему удастся запугать одного из столпов нынешней российской экономической жизни. Его волнение выдавали только пальцы, выбивающие нервную дробь из столешницы. По моим сведениям, Ильину уже исполнилось шестьдесят лет, но выглядел он значительно моложе. По всему было видно, что он придерживался здорового образа жизни и даже в молодости не знал нужды. Что, впрочем, неудивительно, если вспомнить его покойного отца, занимавшего в системе МВД вполне пристойную должность. Судьба благоволила к Василию Валентиновичу и в дальнейшем. Он с блеском закончил МГИМО и почти сразу же получил престижное место в министерстве Внешней торговли. Не исключаю, что его карьере поспособствовал Ильин-старший, обладавший не только авторитетом, но и немалыми материальными средствами.
– Обстоятельства изменились, Василий Валентинович, – сказал я, пристально глядя на собеседника. – Вы, кстати, уверены, что присутствие охранника при нашем разговоре так уж необходимо?
– Николай, выйди, – коротко распорядился хозяин.
Я проводил охранника глазами и продолжал тихим проникновенным голосом:
– У меня есть кинжал, и есть человек с перстнем. Речь идет о Колотове. Вы, конечно, слышали эту фамилию.
– Слышал.
– Я знаю, что он повинен в гибели вашего отца, но дело есть дело. Мне нужна шкатулка. Возможно, вы согласитесь ее продать. Я готов предложить хорошую цену.
– Я человек обеспеченный, – усмехнулся Ильин. – И не торгую подержанными вещами. Кроме того, вы пытаетесь обмануть меня, господин Шульц. Возможно, вы добрались до перстня, но кинжала у вас нет.
– Вы хотите сказать, что он у вас, господин Ильин?
Правая рука Ильина нырнула в ящик стола, но извлек он оттуда не пистолет, как я предполагал, а уже знакомое мне изделие кустарной фирмы Сипягина.
– Что вы на это скажете, герр Шульц?
– Скажу, что ваш кинжал поддельный, Василий Валентинович, а мой настоящий, – отозвался я, выкладывая сокровище на стол. – Сравните сами.
Ильин был потрясен. Похоже, ему и в голову не приходило, что наглые провинциалы надуют его с такой гениальной простотой. Не знаю, продали ему посланцы Чистопалова поддельный кинжал или потребовали свою долю, но до сей минуты Василий Валентинович пребывал в полной уверенности, что держит жар-птицу удачи за хвост, и вдруг такое разочарование. По-моему, его огорчила не столько потеря клада, в существование которого он не очень верил, сколько поведение людей, которых он считал надежными партнерами.
– Подонок, – вырвалось у Ильина.
Поскольку оскорбление относилось не ко мне, то я его проигнорировал. Просто постарался хотя бы мимикой выразить сочувствие человеку, обманутому в лучших чувствах. Возможно, Ильин оценил мои упражнения, во всяком случае, в его глазах, устремленных на меня, вспыхнули веселые огоньки:
– Только не говорите мне, герр Шульц, что речь идет о семейных реликвиях.
– Хорошо, господин Ильин, я буду с вами предельно откровенен. Эти сокровища групенфюрер Клаус Шульц и его люди выгребли из музеев и частных коллекций. Вас такой ответ устроит.
– Вполне.
– Я предлагаю вам двадцать процентов от вырученной суммы, Василий Валентинович.
– А почему так мало, герр Шульц? – нахмурился хозяин.
– Мы можем поторговаться, но прошу учесть, господин Ильин, что вы обо мне практически ничего не знаете, зато я располагаю материалами, серьезно вас компрометирующими.
– Вы меня недооцениваете, дорогой Эрнест, – зло ощерился Ильин. – И уж коли речь зашла о шантаже, мне тоже есть, что вам предъявить.
– Вы имеете в виду убийство вашего зятя, к которому я якобы причастен?
– У меня есть свидетель, – с вызовом выкрикнул Ильин.
– Этот тот самый Сипягин, который сначала убил вашего зятя по моему заданию, а потом прикончил и меня обрезком водопроводной трубы. Но я ведь жив, Василий Валентинович.
– Хотите сказать, что и Степанков тоже воскреснет? – брезгливо улыбнулся Ильин.
– У вас компьютер включен?
– Допустим.
– Вот вам диск с откровениями одного из ваших хороших знакомых. Прослушайте их, и вам многое станет ясно.
Видимо, Ильин полагал, что его пытаются взять на испуг, а потому брал компромат бестрепетной рукой, однако голос Пузыревского заставил его сначала насторожиться, а потом побледнеть. Впрочем, у него достало сил, чтобы удержаться в рамках приличий и дослушать человека, которого в эту минуту он ненавидел всеми фибрами души. Я ждал еще одного ругательства, но Василий Валентинович промолчал.
– Ваш зять действительно был очень большим негодяем, и я не собираюсь ставить его устранение вам в вину.
– Какое благородство, герр Шульц, – криво усмехнулся Ильин. – Должен, однако, вас разочаровать, подобные доказательства суд не станет принимать к рассмотрению. Пузыревский сразу же откреститься от своих слов, скажет, что он оклеветал порядочного человека под угрозой убийства. В его показаниях начисто отсутствует очень важная для любого правосудия деталь – мотив. Зачем мне заказывать убийство зятя, которого я беззаветно любил?
