Мартышка осторожно выглянул:
– Розовый тип.
– Какого оттенка?
– Малиноватого.
– Прекрасно. Это не хозяин. В таких домах живут люди, изнуренные работой в конторе. Пойди спроси его, чего он хочет.
– Лучше ты пойди.
– Пойдем вместе, – предложил граф.
Они открыли дверь и увидели молодого человека, спереди – розового, сзади – мокрого.
– Простите, – сказал гость, – дома мистер Роддис?
– Нет, – отвечал Мартышка.
– Да, – отвечал его дядя. – Вечно ты шутишь! Прошу, прошу! Мой сын Дуглас.
– Робинсон…
– Простите, я – Роддис.
– Это я Робинсон.
– Ах, вы! Теперь все ясно. Очень рад. Заходите, разувайтесь. Они пошли в гостиную. Лорд Икенхем развлекал гостя беседой, Мартышка пыхтел от горя. Ему не хотелось быть ни птичьим анестезиологом, ни Роддисом-младшим. А главное – он видел, что дядю понесло.
В гостиной, стоя на одной ноге, гость спросил:
– Джулии нету?
– Нету? – обратился граф к Мартышке.
– Нету, – ответил тот.
– Ее нет, – перевел граф.
– Она прислала телеграмму, – объяснил гость, вставая на другую ногу. – Едет к вам. Что-то у них случилось.
– Да-да, – подтвердил лорд Икенхем.
– Ваша племянница… или вашей жены?
– Не важно. У нас все общее.
– …хочет за меня выйти.
– Это хорошо.
– А они не разрешают.
– Кто именно?
– Родители. И дядя Чарли, и дядя Генри. Я для них плох.
– Действительно, нравственность младших поколений…
– Нет, я чином не взял. Они гордые.
– Да? Странно. Разве они графы?
– Ну что вы!
– Тогда какая может быть гордость? Вот графы – другое дело. Встретишь графа…
– Потом, я поссорился с ее папашей. Слово за слово, и я его назвал… Ой!
Гость отпрыгнул от окна, перепугав нежного Мартышку, который не ждал таких движений.
– Идут!
– Вы не хотите их видеть?
– Не хочу.
– Прячьтесь за диван.
Взвесив этот совет, гость исчез. Звонок надрывался. Граф и его племянник снова вышли в переднюю. Чуткий наблюдатель заметил бы, что племянник дрожит.
– Ты их впустишь? – спросил он.
– Конечно! – отвечал дядя. – Роддисы гостеприимны. Однако с ними лучше вернуться к прежней версии. Точнее, ты к ней вернешься. Видимо, они знают, есть ли у них молодой родственник по имени Дуглас. Итак, ты – ветеринар. Иди к клетке, смотри на птицу. Постукивай палочкой по зубам. Йодоформом пахнуть не можешь? Жаль, это было бы картинно.
Мартышка подошел к попугаю и смотрел на него, когда вошли неприветливая женщина, обычный мужчина и прелестная девушка.
В девушках он разбирался, и если, обернувшись, определил ее именно этим словом, мы можем на него положиться. Одета она была так: черный берет, темно-зеленый жакет, твидовая юбка, тонкие чулки, изящнейшие туфли. Глаза у нее были большие и светлые, лицо – как роза на рассвете. Вряд ли Мартышка видел такую розу, на рассвете он спит, но суть ясна.
– Мы не знакомы, – сказала женщина. – Я – сестра Лоры. Это Клод, мой муж. Это – Джулия. Лора дома?
– К сожалению, нет, – ответил лорд Икенхем.
Женщина на него посмотрела.
– Я думала, вы моложе, – сказала она.
– Моложе кого?
– Себя.
– Это невозможно, – сказал граф. – Но стараюсь, стараюсь…
Женщина заметила Мартышку и тоже не обрадовалась.
– Кто это?
– Ветеринар. Стрижет когти попугаю.
– Я не могу при нем говорить.
– Можете, – утешил ее лорд Икенхем. – Он глухой.
Намекнув знаками Мартышке, что смотреть надо на птицу, он пригласил гостей сесть. Все помолчали. Кто-то тихо всхлипнул, видимо – девушка. Уточнить Мартышка не мог, он смотрел на попугая, и тот смотрел на него без особой приветливости.
Наконец, женщина сказала:
– Хотя сестра не соизволила пригласить меня на свадьбу, я вынуждена войти в этот дом. Взываю к вашим чувствам!
Мартышка с попугаем растрогались – и ошиблись.
– Приютите Джулию на недельку, – продолжала гостья. – Через две недели у нее экзамен по классу рояля, а пока пусть будет у вас. Ей кажется, что она влюбилась.
– Кажется? – возроптала Джулия. – Я его люблю!
Мартышка невольно обернулся, пытаясь понять, чем же так хорош розовый тип.
– Вчера, – говорила тем временем гостья, – мы приехали к ней из Бексхилла, хотели сделать сюрприз. Приходим в гостиницу, и что же мы видим?
– Тараканов? – предположил граф.
– Письмо. Какой-то субъект хочет на ней жениться. Я послала за ним. Вы не поверите! Он заливает угрей.
– Pardon?
– Служит в заведении, где продают заливное.
– Это хорошо, – одобрил граф. – Я бы в жизни не залил угря. Какой ум! Да, не каждый, не каждый… Уинстон Черчилль, и тот…
Гостья с ним не согласилась.
– Как вы думаете, – спросила она, – что сказал бы Чарльз Паркер?
Муж вздохнул. Заметим к слову, что он был длинный, хлипкий, с рыжими усами того вида, который окунают в суп.
– А Генри Паркер?
– Или Альф, – прибавил муж.
– Именно. Кузен Альфред умер бы со стыда.
Джулия икнула так пылко, что Мартышка едва не кинулся к ней.
– Мама, – сказала она, – сколько тебе говорить! Уилберфорс служит там временно, пока не найдет чего-нибудь получше.
– Что лучше угря? – воскликнул лорд Икенхем. – Для заливного, конечно.
– Вот увидишь, – продолжала Джулия, – он быстро выйдет в люди.
И не ошиблась. Из-за дивана, словно лосось в брачную пору, выскочил ее жених:
– Джулия!
– Уилби!
Мартышка в жизни не видел более мерзкого зрелища. Посудите сами: такая красавица обвилась вокруг типа, как плющ вокруг шеста. Нет, тип был не так уж плох, но девушка!..
Опомнившись от испуга, который испытает всякий, когда из-за дивана выскакивают заливщики угрей, несчастная мать разняла влюбленных, как рефери – боксеров.
– Джулия, – сказала она, – мне стыдно!
– И мне, – прибавил муж.
– Какой позор!
– Именно. Обнимать человека, который назвал твоего отца носатой рожей…
– Прежде всего, – вмешался граф, – надо выяснить, прав ли он. На мой взгляд…
– Он извинится!
– Да-да! Я себя не помнил.
– Прекратите, – сказала мать. – Если вы меня слушали…
– Да, да, да! Дядя Чарли, дядя Генри, кузен Альфред. Снобы собачьи!
– Что?!
– Собачьи снобы. Подумаешь, загордились! А чем? Деньги есть, вот чем. Интересно, как они их добыли?
– Что вы имеете в виду?
– Не важно.
– Если вы намекаете…
– Он прав, моя дорогая, – вмешался лорд Икенхем. – Ничего не попишешь.
Не знаю, доводилось ли вам видеть бультерьера, который вот-вот схватится с эрделем, но тут керри-блю кусает его в зад. Бультерьер смотрит на пришельца именно так, как смотрела на графа сестра хозяйки.
– Наверное, – продолжал граф, – вы не забыли, как разбогател наш Чарли.
– О чем – вы – говорите?
– Да, это тяжко, это скрывают, но помилуйте! Давать деньги под 250 %! Так нельзя все-таки.
– Я ничего не знала! – воскликнула дочь.
– А, – заметил граф, – дитя не в курсе? Правильно. Одобряю.
– Это ложь!
– Теперь – Генри. Как мы спасали его, как спасали! Между нами говоря, вправе ли банковский клерк брать чужие деньги? Видимо, нет. Понимаю, понимаю. Взял он пятьдесят фунтов, выиграл – пять тысяч, но вернул? Ни в коей мере. Изящно, ничего не скажу, – а вот честно ли? Что до Альфреда…
Несчастная мать издавала странные звуки, вроде бутылки шампанского, если его взболтать. То ли бульканье, то ли пальба.
– Это ложь, – повторила страдалица, когда ей удалось распутать голосовые связки. – Вы ненормальный.
Пятый граф пожал плечами.
– Что ж, дело ваше, – сказал он. – Конечно, судью подкупить нетрудно, но мы-то знаем. Я никого не виню. В конце концов, что такое наркотики? Можешь провозить – провози. Но не нам смотреть свысока на честных людей. Спасибо, что берут. Да и чем плох этот молодой человек?
– Да, чем? – поддержала Джулия.
– Надеюсь, – спросила мать, – ты не веришь дяде?
– Верю, верю.
– И я, – присоединился Уилберфорс.
– Видит Бог, – сказала старшая гостья, – я никогда не любила сестру, но такого мужа я ей не желала.
Все помолчали, если не считать птицы, которая предложила погрызть орехов.
– Фиг вы теперь запретите, – сказала Джулия. – Уилби слишком много знает. Милый, ничего, что я из такой семьи?
– Ничего.
– В конце концов, мы не будем с ними видеться.
– Вот именно.
– Не в дядях счастье.
– То-то и оно.
– Уилби!
– Джулия!
Повторив свой номер «Плющ на шесте», они забыли обо всем. Мартышке это не понравилось, равно как и матери.
– На что вы будете жить? – сказала она.
– Он разбогатеет!
– Ха-ха!
– Будь у меня сто фунтов, – сказал Уилберфорс, – я бы завтра же купил долю в самой лучшей фирме. Разносят молоко.
– Бы! – сказала мать.
– Ха! – сказал отец.
– Где вы их возьмете?
– Ха-ха!
– Где, – повторила гостья на бис, – вы их возьмете?
– Как это где? – удивился граф. – У меня, конечно. Когда он захрустел бумажками, племянник жалобно вскрикнул.
