Так, постепенно, слово за словом, Неикка, ободряемая светлыми воспоминаниями и поддерживаемая благодарными слушателями, подошла к главному. Она упустила рассказ о переходе Пятого на службу к королю Морфелона, о гибели Сельвана, отца Никты, о падении Лесного Замка, и о том, как Пятый был обвинён теми, кого считал друзьями в поражении Морфелона в лесной войне. Всё это Марк знал ещё от епископа Ортоса.
– Илемай ничего не ел. Только сидел и молчал. Он так ценил дружбу, так привязан был к своим друзьям, и вдруг остался одинок, а я ничем не могла ему помочь. Он попросил у меня прощения. Сказал, что очень жалеет, что полюбил меня, и теперь я вынуждена страдать вместе с ним. Сказал, что злой рок преследует его, потому что путь миротворцев проклят, и этого проклятия ему не победить. Говорил о каком-то страшном призраке, преследовавшем его… И ещё сказал, что раскрыл тайну некой тёмной силы, которая делает людей несчастными, и его призвание – одолеть её… Наутро я не застала его. Узнала от слуг, что он, забрав Логос, уехал в сторону Мелиса. И тогда я поняла, что он отправился в Белое Забвение – на свою последнюю битву. Как Четвёртый миротворец, о котором он часто вспоминал.
Голос островитянки стал тише.
– Что было делать мне одной в Морфелоне, где все говорили о моём Илемае, как о виновнике всех бед? Я отправилась следом за ним, моля Всевышнего остановить его от безумия… Я не успела. Прибыв в Мелис, я узнала, что он уже покинул город, отправившись в сторону Белого Забвения. Я поспешила следом, дав слово, что вернусь оттуда вместе с ним или не вернусь никогда.
Веки Неикки задрожали. Она вновь возвращалась в тяжёлое скорбное состояние, превратившее её ночи в невыносимую пытку. Никта обняла её за плечи.
– Не бойся. Теперь ты не одна. Мы вместе войдём в Белое Забвение и победим, верь мне… Ты нашла Пятого по Зову Поиска, верно?
Неикка кивнула.
– Да. Но я не могла пройти к нему. Он был окружён непроходимым маревом – густой мглой, какую мне было не преодолеть. Я просто стояла и молилась за него, чувствуя, как он бьётся с кем-то во мгле… и чувствовала, что эта схватка выше его сил.
– Он бился со своим сарксом, – прошептал Марк, чувствуя, как напрягаются мышцы на лице.
– Отчаяние… я ничем не могла помочь ему. Долго, очень долго. Не знаю, сколько времени прошло… А потом мне показалось, что стена мглы стала слабеть. Я встала и пошла сквозь неё. Начался кошмар… мгла обтягивала меня, мне казалось, что на мне нет одежды, нет кожи, что всё моё нутро обнажено перед чьим-то диким, извращённым взглядом… Но я всё равно шла, потому что впереди был Илемай… мне чудилось, что мои мучения не напрасны, что этот кошмар кончится, и мы вместе вернёмся в чудесную сельву…
– Эта сила… эта мгла… она пыталась тебя остановить? – спросил Марк, вслушиваясь в каждое слово. Его пробирал озноб от мысли, что уготовано ему впереди.
– О нет, – женщина покачала головой с суеверным страхом. – Она играла со мной… показывала мне, что со мной будет, когда я подойду к Илемаю. Давала мне шанс одуматься и повернуть назад. Но она знала, что я не отступлю… И я дошла до него. Илемай стоял ко мне спиной: гордые, распрямлённые плечи, вскинутая голова – я никогда не видела его таким. Я позвала его, и он медленно обернулся. Он не ждал меня. И это был не он.
Неикку снова затрясло.
– Гордый, надменный взгляд, жажда безграничной власти, кривая усмешка, предвкушающая триумф, – прошептал Марк, понимая без слов, чем закончилась схватка Пятого со своим сарксом. – И левая половина лица его отличалась от правой.
Неикка судорожно кивнула.
– …Но в глазах, в самой их глубине царила скорбь. Страшная скорбь, какой никому не вынести… Скорбь, умоляющая меня о милосердии.
– О милосердии? – переспросила Никта удивлённо.
Марк ничего не спрашивал. Сейчас он лучше хранительницы понимал эту женщину. Потерпев поражение в схватке, потеряв любовь и веру, утратив всякую надежду, вырванный из привычного мира, Пятый принял искушение своего саркса. Но даже совершив необратимое, какая-то часть его души ещё продолжала бороться, пока не угаснут в абсолютном эгоизме все остатки человечности. И эта часть души взывала о милосердии. Не сумев умертвить своё «я», спасение для Пятого оставалось только в смерти телесной.
– Я стояла с кинжалом в руке, глядя в его умоляющие глаза, когда злобная, злорадная усмешка появилась на его устах. Эта новая сущность, пробудившаяся в нём, насмехалась надо мной и над его прежними чувствами. Он отвернулся и пошёл во мглу… И тут я почувствовала, что будет дальше, во что он превратится и сколько горя принесёт людям. И я… я… сжала кинжал… – Неикка затряслась, удерживаемая Никтой, шепча сквозь рыдания, – он… он… когда он упал, клянусь, я услышала его облегчённый вздох. Его, настоящего!
Марк сидел, облокотившись о стол и чувствовал в свинцовой тяжести, что нет в мире человека, который понимал бы Пятого так, как он. Ведь стоило ему чуть оступиться тогда, на Башне Мрака, чуть поддаться мерзостной мыслишке о личном могуществе, когда, казалось, весь мир потешается над тобой, а друзья – всего лишь хитрые маски, которым нет дела до тебя – стоило ему ещё чуть-чуть подступить к этой пропасти – и наступило бы не утро преображённой жизни, а тёмный зловещий рассвет живого мертвеца. В котором уже нет места любви, совести и вере. И нет рядом даже такой вот Неикки, которая сможет исполнить последнюю мольбу.
– Когда он утих, начался новый кошмар, – проговорила женщина, утерев слёзы. – Мгла вскружилась вокруг… мгла сотворила передо мной зеркало… Зеркало Мглы…
– Акафарта? – нетерпеливо подался вперёд Марк. – Что она сделала? Как ты противостояла ей?
– Ей невозможно противостоять. Она выворачивает душу наизнанку, как ветхую одежду. Она не оставляет выбора. Её зеркало... оно отражает эту едкую слизь, живущую в душе… Это невозможно выдержать. Ничего не остаётся, ничего. Все чувства превращаются в жгучую отвратительную слизь… вера тщетна и молитвы теряют смысл.
– Но ты же вырвалась! Значит, есть сила, способная противостоять ей!
– Маркос, – предостерегающе сказала Никта.
– Пусть, пусть, я уже испила свою боль до дна, мне больше нечего бояться! – Неикка заговорила с жаром. – Она не держала меня. Она никого не удерживает. Каждый волен уйти. Но я не могла уйти не потому, что меня что-то держало, а потому что мне не было смысла идти. Куда? Опустошённая. Лишённая в один миг любимого, лишённая веры, человечности, души… Но рядом лежал меч Логос. Его нужно было передать новому миротворцу. Наверное, это придало моей жизни чуточку смысла… Не помню дальше. Очнулась уже в Зелёной Идиллии. Как дошла туда, не знаю… оборванная, грязная, волоча за собой меч. Меня подобрали добрые люди, и я жила у них, пока не оправилась. Логос я отдала епископу Ортосу. Он нашёл меня в Зеленой Идиллии и много времени провёл со мной, помогая пережить ужас. Два года я прожила там, пока душа моя лечилась, но след пережитого остался во мне навсегда. Я уходила всё дальше от Белого Забвения, селилась в разных уголках юга, но всё в Каллирое напоминало мне о том кошмаре. Лишь здесь, на острове, вдали от Большой земли, я впервые стала забывать.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
