– Как это у Арнольда? – спросил он. – «Печали вечный звук», да?.. Чего-то там, «...лишь галька мира шелестит вдали»...18 – Он пробежал рукой по лицу, смеясь над собой. – Господи, если уж я начал цитировать стихи, значит, мы дошли до точки! Идем, Пирс. – Оттолкнувшись от земли, он встал. – Бог с ним, с пивом, уходим. Я тебя провожу. До дверей дома. И ты познакомишь меня с твоим... Дядя Хорас, верно?
Дункан представил, как мистер Манди расхаживает по гостиной и, услышав звонок, идет открывать дверь. На страх, смятение или что-либо подобное сил уже не осталось. Он поднялся и вслед за Фрейзером пошел к лестнице; неуклонно темнеющими улицами они двинулись в сторону Уайт-Сити.
3
– Не слыхали, что война кончилась? – спросил мужчина, стоявший за прилавком булочной.
Он пытался пошутить над брюками и стрижкой Кей; подобные реплики, слышанные уже тысячу раз, улыбки не вызывали. Однако манеры продавца изменились, когда он уловил ее культурный выговор.
– Прошу вас, мадам, – сказал булочник, передавая пакет.
Вероятно, за ее спиной он состроил рожу, потому что другие покупатели засмеялись.
К этому она тоже привыкла. Кей зажала пакет под мышкой, а руки сунула в карманы брюк. Лучше всего держаться нагло – вскинуть голову и шагать вразвалочку, строя из себя «оригинала». Правда, это утомляло, когда прикидываться не было ни сил, ни желания.
Нынче же настроение было хорошее. Утром пришла идея навестить подругу. Кей пешком прошла от Лавендер-Хилл до Бейсуотера и сейчас поднималась по Харроу-роуд. Микки работала заправщицей в гараже.
Кей увидела ее во дворе: с книжкой в руке подруга развалилась на складном стуле. Микки сидела, широко раскинув ноги, что позволяла ее манера одеваться – даже не мужская, как у Кей, а скорее в духе парнишки-механика: комбинезон и тяжелые башмаки. Светлые волосы, напоминавшие засаленную веревку, торчали так, будто она только что встала с постели. Микки послюнявила палец и перелистнула страницу. Она не слышала шагов Кей, у которой странно засвербело в груди. Так радостно было увидеть друга, когда неделями видишь только незнакомых. На секунду показалось, что чувства захлестнут и она расплачется. Кей представила, как было бы нелепо свалиться точно снег на голову, да еще в слезах. Она уже подумывала бросить затею и улизнуть, пока Микки ее не заметила.
Но ком в груди рассосался.
– Привет, Микки, – негромко сказала Кей.
Увидев ее, Микки радостно хохотнула. Эта манера беспрестанно посмеиваться, естественно и непринужденно, многим казалась чертовски обаятельной.
– Здорово! – В гортанном голосе слышалась хрипотца – слишком много курила.
– Что читаешь?
Микки показала обложку. Она читала книги, которые клиенты оставляли в машинах, пригнанных на ремонт. На сей раз это было дешевое издание «Человека-невидимки» Уэллса. Кей взяла книжку и улыбнулась:
– Читала в молодости. Ты уже дошла до места, где он делает невидимой кошку, всю, кроме глаз?
– Да. Смешно, правда? – Микки обтерла о комбинезон запачканную ладонь, чтобы поздороваться. Рука маленькой и худенькой подруги выглядела просто детской. Микки наклонила голову и прищурилась, став похожей на Ловкого Плута.19 – Так давно тебя не видела, что уж и надеяться перестала. Как дела-то?
– Подгадывала под твой перерыв. Обед-то у вас бывает? Вот, принесла тебе плюшек.
– Плюшки! – Микки заглянула в пакет и округлила глаза. – С джемом!
– И настоящим сахарином.
Подъехала машина.
– Сейчас, – сказала Микки.
Она поставила пакет и отошла к водителю; переговорив с ним, стала заправлять машину. Кей села на полотняный стул и наугад раскрыла книгу.
– Теперь вы можете себе представить, – продолжал Невидимка, – как невыгодно было мое положение. У меня не было ни крова, ни одежды. Одеться – значило отказаться от всех моих преимуществ, превратиться в нечто странное и страшное. Я ничего не ел, так как принимать пищу, то есть наполнять себя непрозрачным веществом, значило бы стать безобразно видимым.
– Об этом я не подумал, – сказал Кемп.20
Меж тем ожившая бензоколонка всколыхнулась, заскулила и щелкнула; доселе слабый, запах бензина стал гуще. Кей отложила книгу и посмотрела на Микки, принявшую весьма небрежную позу: одна рука на крыше машины, в другой заправочный пистолет, взгляд – на счетчик. Вообще-то не красавица, Микки обладала особым стилем; просто удивительно, скольких девушек – даже натуралок – впечатлила бы и привлекла подобная стойка.
Впрочем, хозяином машины был мужчина. Микки обстучала пистолет, стряхивая последние капли бензина, завернула крышку бака, взяла талоны; затем, волоча ноги, вернулась к Кей и скорчила рожицу.
– Без чаевых? – спросила Кей.
– Дал трехпенсовик и посоветовал купить помаду. Тачка его тоже хлам. Подожди, ладно? Я переговорю с Сэнди.
Микки скрылась в гараже. Вскоре она вернулась, уже не в комбинезоне, а в обычных синих брюках и смешной хлопчатобумажной рубашонке, измятой и в пятнах. Микки ополоснула лицо и причесалась.
– Отпустил на сорок пять минут. Пошли на катер?
– Успеем? – спросила Кей.
– Должны.
Торопливо прошагав пару переулков, они вышли к Риджентс-каналу. Вдоль причальной стенки на сотню ярдов вытянулся ряд приспособленных под жилье катеров и барж. Микки жила здесь еще до войны. Вокруг располагались пакгаузы и лодочные ангары, но образовалось также целое маленькое поселение, жителями которого наряду с настоящими барочниками были художники и писатели, все как один, на взгляд Кей, считавшие себя «интересными» и «живописными» личностями и невероятно довольные контрастом, какой составляли тем, кто жил в обычных квартирах и домах. Возможно, в чем-то они были правы. Катер Микки – «Ирен» – являл собой приземистый остроносый баркас, напоминавший сабо. Латки на его просмоленном корпусе вселяли тревогу. Каждое утро Микки по двадцать и больше минут дергала ручку жуткой маленькой помпы. Ватерклозетом служило ведро за полотняной занавеской. Зимой его содержимое превращалось в лед.
Однако внутри катер был просто прелесть. На стены в отлакированных панелях Микки приспособила полочки с книгами и безделушками. Для освещения использовала керосиновые лампы и свечи под цветными абажурами. Камбуз с его потайными отделениями и раздвижными панелями походил на исполинскую версию школьного пенала. Тарелки и чашки удерживались на местах прутьями и ремнями. Все было закреплено будто на случай шторма, хотя качало здесь весьма нежно, что раздражало лишь непривычных и тех, кто забывал, где находится.
В этом жилище Кей слегка горбилась. Если б выпрямилась, чиркала бы макушкой о потолок. А Микки шныряла по дому легко и непринужденно: раздвинув панели камбуза, достала чай, заварной чайник и две эмалированные кружки.
– Воду греть не буду, – сказала она – не было времени разжигать погасшую плиту. – Возьму у соседки.
Микки с чайником вышла; Кей села. Проплыла вереница баркасов, и катер закачался, глухо стукаясь о причал. Пугающе отчетливо слышались мужские голоса: «..до самого Далстона. Ей-богу! Вверх-вниз, как здоровенная макака на...»
Вернулась с водой Микки, расставила оловянные тарелки. Кей взяла плюшку, затем положила обратно. Достала сигареты, но помедлила и, зажав в руке зажигалку, кивнула на испятнанную рубашку Микки:
– Курить-то рядом с тобой можно? В смысле, целыми днями у колонки крутишься. Ты у нас в факел не превратишься?
– Нет, если осторожно, – засмеялась Микки.
– И на том спасибо. Было бы ужасно неприятно, если б ты вспыхнула. – Кей протянула портсигар. – Неугодно ли самокрутку?
Микки взяла сигарету. Кей поднесла огонь, прикурила сама. Чтобы дым вытягивало, толкнула раздвижное окошко над головой.
– Как там дела у Сэнди?
Микки пожала плечами. В гараже она работала лишь потому, что это было одно из немногих мест, где женщина могла носить брюки. В отличие от Кей, у нее не было состоятельной семьи и собственного дохода, а посему приходилось где-то работать. Сейчас она подумывала найти место шофера. Ей нравилась мысль вновь крутить баранку и выезжать из Лондона.
Покуривая, они обсуждали эту идею. Микки съела свою плюшку, взяла из пакета вторую. Нетронутая плюшка Кей лежала на тарелке, и Микки, дожевав, спросила:
– Ты не будешь?
– А что? Хочешь, бери.
– Я не к тому.
– Я уже поела.
– Ну да, знаем твою еду – чай и курево.
– Еще джин, если повезет.
Микки рассмеялась и закашлялась.
– Ешь, – сказала она. – Давай, ты очень худая.
– Ну и что? Сейчас все худые. Я лишь следую моде.
Вообще-то от вида жирной, обсыпанной сахарином плюшки подташнивало, но ради Микки Кей чуть откусила. Вкус теста показался ужасным, однако подруга не спускала с нее глаз, пока она не съела все.
