Ехать пришлось долго, часа три. Узкое шоссе петляло вдоль океана, и в каждом населённом пункте такси попадало в пробки. Но Еву медленная езда нисколько не раздражала, она с огромным интересом рассматривала жизнь за автомобильным стеклом. Позолоченные купола храмов, статуи Будды, велорикши, туктуки, полицейские-регулировщики, пальмы, цветы магнолии, обезьяны на лианах, девочки в белоснежной форме…
– А вы женаты, Адам? – неожиданно спросила меня Ева, оторвавшись от окна.
– Был. Даже дважды.
– И что стало с вашими жёнами?
– Одна умерла, а другая стала мужчиной.
– Как?!
– Сделала операцию по смене пола.
– Поэтому вы и развелись?
– Ну, да. Я не хочу жить с мужчиной.
– Бедный. Если бы я была вашей женой, никогда вас не бросила.
Я промолчал, и она снова уставилась в окно. Начался дождь. Люди на улице раскрыли над головами зонтики.
А дворники не успевали сбрасывать струи воды с ветрового стекла.
Ева провела пальцем по запотевшему стеклу.
– Я влюбилась в вас ещё в школе, когда вы приезжали в Москву. Вы так отличались от всех остальных. Настоящий американец, а улыбка – русская. Так улыбались актёры старых советских фильмов. Не заискивая, не стремясь произвести впечатление, а просто потому, что им хорошо и радостно на душе.
Ну и сюрприз приготовил мне Моисей! Оказывается, вот зачем ему нужна была кровь Эльзы. Только она могла предложить себя в жёны. Но Ева сделала это тоньше, вскользь, загодя подготавливая меня к принятию важного решения. Если бы Анна захотела выйти за меня замуж, она, вероятно, вела бы себя так. Невероятно увлекательная игра – угадывать в Еве черты её прародительниц – только начиналась.
В отеле нас встретили радушно. Пока портье оформлял документы, официанты принесли подогретые влажные салфетки для рук, порезанные экзотические фрукты на большом блюде, сок, воду и шампанское.
Вестибюли восточных отелей обладают изысканностью и неповторимостью в отличие от стандартного западного комфорта. И только терпкий запах сандала объединяет их в нечто общее, характерное исключительно для тропической Азии.
Носильщик проводил нас до номеров. Один окнами выходил на океан, а другой располагался напротив через коридор, из него открывался вид на парк, переходящий в джунгли. Ева выбрала второй, сославшись, что море производит на неё тягостное впечатление. Но едва за носильщиком закрылась дверь, как тут же раздался стук.
На пороге стояла моя принцесса с дорожной сумкой на плече.
– Я передумала. Одиночество меня тяготит сильнее, чем море. И зачем нам платить за два номера, ведь мы прекрасно поместимся и в одном?
Ужин при свечах. Седой пианист играет Дебюсси. Французское вино тридцатилетней выдержки. Розоватые лобстеры на фарфоровых тарелках. У Евы не получается разломить панцирь серебряными щипцами. Она напрягается, лобстер с хрустом лопается, и мелкие кусочки разлетаются по всему столу, но больше – на её платье, белое в чёрный горошек. Официант приносит влажное полотенце, я стараюсь затереть пятно. Получается плохо. Мы смеёмся от души.
– Мне двадцать три. А я ещё девственница. Стыдно, наверное?
– В наше безнравственное время этим гордиться надо.
Мы стояли возле самого обрыва. Под ногами размеренно дышал океан. Из темноты прилетал прохладный ветерок. Я набросил Еве на плечи свой пиджак.
– Мои подруги, наверное, все давно замужем? Но я почему-то не помню ни одну из них. Родителей помню, а подруг – нет. Так разве бывает, Адам?
«И на старуху бывает проруха!» – подумал я, поймав Моисея на недоработке, а вслух произнёс:
– Наша память – вообще странная штука. Иногда не помнишь, что ел за завтраком, а порой вспоминаешь даже прошлые жизни.
Это была чистой воды провокация. Я хотел проверить Еву: помнит ли она что-нибудь об Эльзе-Виктории-Анне-Софии?
Но она промолчала. Просто прижалась крепко ко мне и прошептала:
– Пойдём домой.
С океана наплывал серый рассвет. Лопасти огромного паука-вентилятора, свисающего с потолка, лениво вращались. Лёгкий ветерок шевелил рассыпанные на взмокшей от пота подушке пушистые волосы Евы. Скомканные простыни валялись на полу.
– Мой, точно мой. Любимый и единственный, – шептала она, и глаза её сияли от счастья в утренних сумерках.
– Ты – моя воплощённая мечта. Грёзы наяву.
– Я – твоё продолжение, а ты – моё. Мы теперь единое целое, навечно.
– Пока смерть не разлучит нас. Но и она мне не страшна. Я выполнил своё предназначение и легко умру ради тебя.
– Мы будем жить долго и счастливо. Ты спас меня, воскресил к жизни. А я спасу тебя.
– Ты даже не представляешь, насколько ты права.
Хочу быть дерзким, хочу быть смелым,Из сочных гроздий венки свивать.Хочу упиться роскошным телом,Хочу одежды с тебя сорвать!
Хочу я зноя атласной груди,Мы два желанья в одно сольём.Уйдите, боги! Уйдите, люди!Мне сладко с нею побыть вдвоём!
Пусть будет завтра и мрак и холод,Сегодня сердце отдам лучу.Я буду счастлив! Я буду молод!Я буду дерзок! Я так хочу!
Константин Бальмонт
Эту парочку мы заприметили на пляже. Они выделялись из толпы местных жителей, осаждавших территорию отеля, в надежде подзаработать на туристах. Низкий и толстый китаец не снимал улыбающуюся маску со своего лица. А высокий и худой индус всегда был серьёзен и даже слегка надменен. Держались они особняком от остальных. Оба были молоды, лет двадцати от роду.
– Экскурсии в любую точку острова всего за полцены. Мадам и господин не желают? – пролепетал на ломаном английском китаец и расплылся в подобострастной улыбке.
Он положил рекламку с телефоном на столик между лежаками.
– За полцены!
Его и без того круглое лицо стало ещё круглее и походило на арбуз, из которого вырезали лишь один ломоть.
Я отказался и протянул листовку назад, но Ева остановила меня.
– В Канди можете отвезти?
– Конечно, мадам. Куда пожелаете. У моего друга хорошая машина с кондиционером.
Я не очень-то одобрял инициативу Евы знакомиться на пляже с посторонними людьми.
– Так можно нарваться на неприятности, – предупредил я её по-русски. – Лучше закажем экскурсию в отеле. – Там скучно и официально. Затюканный гид будет твердить в тысячный раз надоевшие фразы. Этих двоих можно не опасаться. Они светлые, на преступление не способны. С ними будет интересно.
И я согласился, только вначале на ближнюю экскурсию – на лодке по окрестной реке. Хотелось убедиться в проницательности Евы.
Они оказались пунктуальными. Длинная деревянная лодка с мотором поджидала нас на берегу в назначенное время.
– Меня зовут Кун, а моего друга – Шива. Мы очень рады, господа, что вы выбрали нас, – как заправский гид, произнёс китаец и пригласил в лодку.
– Я – Адам, а это – Ева.
– О! Как в Библии!
– А что, твой товарищ немой или английского языка не знает? – поинтересовался я у Куна.
Лёгкая улыбка тронула губы Шивы. Он слегка поклонился в знак уважения.
– У нас, как в настоящей фирме, разделение обязанностей. Я гид, а он водитель, – пояснил китаец и оттолкнул лодку от берега.
Шива одним рывком завёл мотор и плавно повернул руль в сторону океана.
– Посмотрите. Это – варан, – показал наверх Кун, когда мы проплывали под железнодорожным мостом.
Огромное животное, похожее на тюленя, мы разглядели не сразу. Гигантская серая туша мирно дремала на щедро прогретом тропическим солнцем бетонном перекрытии. Ева даже ахнула от неожиданности, увидев это спящее чудовище на расстоянии вытянутой руки.
– Не бойтесь. Варан на людей не нападает. Это не крокодил, – сказал китаец.
Но меня беспокоил наш безмолвный кормчий. Шива не сводил глаз с Евы, особенно с её ног. Она старалась не смотреть в его сторону.
Наконец индус набрался смелости и спросил её по-немецки, нравится ли ей Цейлон. Ева ответила: «Да» на чистом баварском наречии. Впервые услышав её немецкую речь, я в очередной раз отметил качество работы Моисея. Но виду, что знаю этот язык, не подал. Шива для проформы задал Еве ещё ряд невинных вопросов и, видя, что я никак не реагирую на их беседу, предложил:
– Здесь неподалеку есть отличный ночной клуб. Может быть, сходим туда как-нибудь вдвоём, пока твой старик будет спать?
Ева покраснела и судорожно замотала головой из стороны в сторону. Бедная девочка не знала, как деликатно отказать нахалу.
– Старик еще не так стар, чтобы спать один, юноша. А если вы не перестанете так похотливо смотреть на мою девушку, я попрошу высадить нас на берег.
