– Когда прочтешь, сам все поймешь. А теперь свободен.
Максим вернулся в камеру и вскрыл конверт. В нем оказалось письмо, написанное аккуратным маминым почерком:
Здравствуй, сынок.
Прости меня за то, что я долго тебе не писала. На меня обрушилось много бумажной волокиты, которая всегда сопутствует переоформлению недвижимости. Да, я оформила квартиру на тебя и надеюсь, что когда ты выйдешь из тюрьмы, то найдешь девушку, и по нашей квартире вновь затопают детские ножки. Возможно, когда эти стены снова наполняться детским смехом, то здесь станет намного светлее.
Сейчас же наша квартира покрылась мраком. Это не плод моего воображения. Я заметила это еще с того дня, как твоего отца предали земле. С каждым днем квартира становилась темнее, а как только посадили тебя, мрак постепенно окутал всю квартиру. У меня постоянно раздвинуты шторы, но дневной свет упорно не проникает в комнаты. Я потратила уйму денег на люстры и светильники и еще больше уходит на счета за электричество, но в квартире все равно темно. Я так больше не могу.
Постоянно я ощущаю чье-то присутствие, кто-то смотрит на меня сквозь эту темноту, но я не могу разглядеть его. Я уверена, что это Виктор, я думаю, что ему нужна я, и я пойду к нему. Максим, я люблю тебя и понимаю, что сейчас ты считаешь меня сумасшедшей, но я так больше не могу! Я передвигаюсь по собственной квартире на ощупь, и на меня постоянно кто-то смотрит. Твой отец. Я уже в этом не сомневаюсь. Больше всего я боюсь, что во мраке его холодные руки схватят меня за шею и начнут душить. Но твой отец всегда любил меня и я не могу представить его руки, сжимающие мою шею. Я сама пойду к нему.
Я купила несколько упаковок «Клонидина» и бутылку дорогущего вина, так что уйду я быстро. Прости, сынок, и знай, что я тебя не бросаю, просто я так больше не могу. Сейчас я сижу на «почте» и пишу тебе последнее письмо, я не буду отправлять его, надеюсь, что когда мое тело обнаружат, то письмо передадут тебе.
Я люблю тебя. Я люблю тебя!
26. 08. 2007 г.
Вот так. Максим сидел три года в тюрьме и знал, что его кто-то ждет на воле. Что родная мать любит и ждет. Он, конечно, не винил свою маму, ее можно понять. Сперва в ужаснейшей аварии погибает любимый муж, после чего единственный сын начинает пить, а затем садится в тюрьму. Вполне естественно, что женская психика не выдержала такого количества трагических событий, и сознание начало рисовать различные мрачные образы. Читая последнее письмо матери, Максим словно прочувствовал то безумие и сумасшествие, которые одолевали ее, когда женщина находилась одна в пустой квартире. Но он все равно не мог не злиться на мать, хотя она и просила об этом в письме. Максим в порыве злости сжег письмо но, когда последний кусочек бумаги облизнул язык огня и белое стало черным – он пожалел о содеянном. И будет жалеть до последнего своего вздоха.
Максим понял, что не хочет возвращаться в пустую и мрачную квартиру, а единственный верный выход из любой проблемы – поступить так же, как поступила его мать. Кто-то назовет это глупостью, кто-то – отчаянием, но в тот день Максим впервые задумался над высказыванием: «человек, которому нечего терять», и понял, что сам стал именно таким. Он не чувствовал никакой жалости или отчаяния, вообще, ничего не чувствовал. Было только желание умереть, потому что дальше не для кого жить.
В тот же вечер Максим стащил ложку в столовой, из-за чего поднялся большой шум в колонии, но ему хватило ума украсть ложку с чужого подноса. Того заключенного, у которого не досчитались столового прибора, – увели в карцер, и у Максима на мгновение проснулась совесть, принялась звонить во все колокола, но через секунду все затихло. Максим знал, за что сидит тот человек и даже ощутил толику расстройства из-за отмены смертной казни. Несколько дней он точил ложку о сырую бетонную стену и надеялся, что кусок алюминия хоть чуть-чуть станет похож на лезвие ножа, но этого так и не случилось. Получилась лишь обшарпанная алюминиевая ложка, но теперь вполне пригодная для того, чтобы разодрать кожу и вены. Сокамерники видели, чем занимается Максим, но человек пытающийся смастерить из столового прибора орудие убийства – вполне обыденное зрелище для тюрьмы.
Как только Максим решил, что нож готов, то в первую же ночь и испробовал его. После того, как объявили отбой, он лег на свою шконку и начал выжидать, пока заключенные разбредутся по своим местам и затихнут. Когда в камере наконец-то наступила тишина, и послышался первый храп – Максим решился. Он выудил из глубин матраса заточку и, собравшись с мыслями, поднес ее к запястью, где под тонким слоем кожи проложены артериальные магистрали. Он надавил заточенной стороной ложки на кожу и с силой резанул по венам. Это оказалось больно. Будь у парня заточенный нож или бритвенное лезвие, то, возможно, боль оказалась бы менее заметной, но грубый алюминий буквально раздирает кожу и рвет вены, как пила – гитарные струны. Густая кровь полилась из пореза, и Максим обратил внимание, как по матрасу расплывается темное пятно. Казалось, что оно расползается с невероятной скоростью. Затем черная кровь полилась на пол, и лужа становилась все больше и больше, постепенно стены и потолок растворились. Когда камеру окутал холодный непроницаемый мрак, Максим провалился в сладкую смертельную дрему.
Он открыл глаза и решил, что умер и попал в то место, которое восхваляется библией и всеми христианами мира, но белые кафельные стены вернули к реальности. Максим находился в тюремном госпитале, а здоровая рука оказалась крепко пристегнута наручниками к койке. Он пролежал в светлой палате несколько минут, затем послышался звук открывающейся двери, а за ним – стук каблуков по полу. Максим повернул голову и увидел девушку, ее русые волосы волнами опускались на плечи и, встретившись с большими красивыми глазами, Максим долго не мог оторвать от них взгляда. Конечно, это была не красавица, но милой девушкой ее можно называть с легкостью.
Надежда трудилась в тюремном госпитале второй год и в свои двадцать шесть лет думала, что ее вполне устраивает эта работа. Она жила в соседнем поселке и до колонии добиралась на стареньком автобусе, который возил посетителей к заключенным. К осужденным она относилась, как к пациентам, и девушку мало интересовало, за что человек попал в места лишения свободы, ведь единственная задача – вылечить больного. Но когда Максим Смелков посмотрел на нее, Надя впервые в жизни ощутила сострадание, ей показалось, что она влюбилась. Максим ощутил примерно то же самое, что и Надежда (правда, тогда он еще не знал ее имени) только без чувства сострадания и долго не мог оторвать взгляд, чем сильно смутил девушку.
У них начался тюремный роман, и парня не волновало, что Надежда старше на целых пять лет. Максим почувствовал себя кому-то нужным и, как ему казалось, счастливым, даже несмотря на то, что его родители уже гниют на глубине двух с половиной метров. После того, как Максима вернули в камеру, Надежда всегда находила медицинский предлог для того, чтобы любимого привели к ней на осмотр. И вот спустя несколько месяцев таких тайных встреч Максима вновь вызвали в санчасть. Толстый конвоир, которого осужденные между собой прозвали Маргарин, отвел заключенного к врачу и, усадив на кушетку покрытую пленкой, вышел из кабинета.
Надежда обняла Максима и поцеловала в губы.
– Мне надо тебе кое-что сказать, – она улыбнулась и прошла к своему столу. – Я беременна.
Максим не знал, что на это ответить. Его переполняли эмоции. С одной стороны он чувствовал несказанную радость и готовность пожертвовать всем ради того, чтобы его ребенок получил правильное воспитание и не повторял ошибок отца. А вот, с другой стороны, – ему сидеть еще два года, а когда выйдет, то с уголовной статьей за плечами работу будет сложно найти.
– Ты хочешь этого ребенка? – Надежда стала очень серьезна, и она неотрывно смотрела в глаза Максиму.
– Да, – уже не раздумывая, ответил тот.
Через двадцать восемь недель Надежда написала заявление на «отпуск по беременности и родам», и спустя еще два месяца родила здорового мальчика ростом пятьдесят девять сантиметров и весом в четыре килограмма шестьдесят пять граммов. Родители назвали свое чадо Романом.
Когда Максим вышел из колонии, Роману уже исполнился годик, и отец впервые увидел своего сына. Ребенок оказался больше похож на маму – белобрысые волосы и серые глаза, которые со временем, возможно, станут голубыми.
Максим не раздумывая перевез Надежду и Романа в Санкт-Петербург, и всей семьей они поселились в квартире, где два года назад покончила с собой мать. Также с собой пришлось взять и пса Надежды по кличке Красавчик. Она заявляла, что Красавчик – это чистокровная немецкая овчарка, но Максиму казалось, что пес все-таки с примесью другой породы, хотя он и не мог это утверждать наверняка. И, вообще, Максим как-то сразу невзлюбил Красавчика: слишком добрый для такой породы и очень тупой. Возможно, среди собак тоже встречается «синдром Дауна».
