Вопрос с реализацией был сложнее. Постепенно Валька приходил к такому заключению, что это дело представляет непреодолимые трудности. Прежде всего он отправился в ювелирный магазин и спросил у какого-то старичка, возившегося с кислотами и аптекарскими весами: покупают ли они радий?.. Старичок взглянул и спросил:
— Радий! А известно вам, молодой человек, что такое радий?
И когда Валька сообщил о том, что ему известно, продолжал:
— Знаете ли вы, что за одну крупинку радия величиной с ваш мозг (она должна быть очень мала, такая крупинка!…) следовало бы уплатить в десять раз дороже стоимости всех денег и изделий нашего магазина.
Валька ретировался и несколько дней после этого ходил угрюмый и мрачный. Радий начинал раздражать его. Глупо ведь, в самом деле, носить в кармане состояние, равное рокфеллеровскому, и не иметь возможности пообедать в плохонькой харчевне… В банк идти Валька не решался: там, конечно, сейчас же спросят, откуда у него драгоценный металл. В научные учреждения и институты — явно невозможно; там, конечно, известно об утерянном радии. Наконец, убедившись в полной бесполезности радия здесь, Валька решил выехать за границу.
Собрав маленький чемоданчик, он отправился в Брест, где в порту, после долгих и нерешительных поисков, набрел наконец на какого-то огромного рыжего детину — матроса с английского лесовоза, который был вроде не прочь подработать. Он угостил Вальку отличнейшим «кэпстэном», но когда дело дошло до выяснения вопроса вознаграждения — оказалось, что он путает радий с радио, никаким объяснениям не верит и требует за то, что спрячет Вальку в трюме лесовоза — 500 фунтов стерлингов, что составляет черт знает какую сумму…
Потерпев полное фиаско и в этой своей попытке, Валька окончательно упал духом. Он сделался подозрительным и боязливым. Он старался не попадаться на глаза ажанам и вздрагивал при каждом громком звуке. Ему начало казаться, что все известно о его радии… Он стал дичиться и избегать приятелей. А те, как назло, воспылали к нему нежнейшим чувством дружбы… Несколько раз некоторые из них, приглашали его выпить аперитив, чего раньше почему-то не случалось и, сидя за столиком в бистро, неизменно переводили всякий разговор на радий…
Валька так пугался, что убегал, не допив своего аперитива…
Конечно, все подозревают его, и добром это дело не кончится… Быть ему на каторге…
Наконец нервы Вальки не выдержали и он решил отнести опротивевшее ему богатство его настоящему владельцу в Онкологический институт. Там, все же, была надежда получить вознаграждение за доставку находки, которое должно было покрыть Валькин долг тетке, ибо гнусная баба грозилась, что подаст на него в суд, если он такая дрянь, что не отдает долга.
Когда Валька подошел к зданию института и стоял перед входом, переминаясь с ноги на ногу и не решаясь войти — он почувствовал вдруг, что чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Обомлев от страха, Валька обернулся и увидел одного из своих сокурсников — Кольку Молодцова, который таинственно подмигнул ему и сказал:
— Скажи, друг, что бы ты сделал, если бы у тебя был радий?.. Ты пошел бы за вознаграждением или лучше продал бы его?.. Скажи откровенно своему другу и школьному товарищу…
— Я… Я… — залепетал Валька, дрожа всем теплом. — Я… только что собирался отнести его. Я, правда, немножко задержался, но это потому, что я был болен… Очень опасно болен…
— Что ты мелешь? — удивленно взглянув, спросил Колька Молодцов. — Что ты хотел отнести?
— Ра… Ра-дий… Он попал ко мне честным путем… Я нашел его в трамвае…
— Помолчи, пожалуйста, с глупостями!.. — строго сказал Колька. — Радий из трамвая у меня. Я просто не знаю, что с ним делать?.. Ведь это целое состояние…
— У тебя?.. — заплетающимся языком выговорил Валька.
— Ну да!… Вот он, видишь?!.. — и Колька достал точно такую же пробирку с серым порошком.
У Вальки закружилась голова от страшного подозрения…
— Ты говоришь нелепости!… Я иду к доктору в институт…
— Я — тоже. Я хочу получить вознаграждение.
Они пошли вместе, не решаясь больше разговаривать на тему о радии. На половине дороги, уже в вестибюле института, Валька собрался с духом, остановился и спросил Кольку Молодцова:
— Сколько ты заплатил Ваньке Арбузову за свою склянку?
— Полторы тысячи, — ответил тот, не глядя Вальке в глаза.
— В таком случае, я вдвое глупее тебя, — прошептал Валька.
* * *
Так окончилась история неудачного обогащения Вальки Красовского.
О Ваньке Арбузове известно, что он, собрав изрядную жатву с десятка приятелей за железные опилки — благополучно «эмигрировал» из Парижа.
По ту сторону лужи…
— Да, вот вы говорите: — Суд!.. — Знавал я когда-то одного молодца, который под следствием находился один месяц и остался чрезвычайно недовольным, когда подозрение было с него снято, и сидел он, с вашего разрешения, где-то в «Аркадии» или «Аполло» и глушил пиво.
Я помню, он разглагольствовал о несовершенстве современного судопроизводства и все толковал, что у нас все делается слишком медленно: следствия, допросы, показания, очные ставки, экспертизы. Развалясь в удобном кресле и потягивая из трубочки, он толковал:
— У нас, если даже человек и невиновен, так процесс выяснения его невиновности в чахотку вогнать может… Нет, усложнились человеческие отношения всякими Юстиниановыми кодексами. Науку целую создали, целые сословия судебных крыс — адвокатов и прокуроров всяческих развелось… Раньше лучше было: виноват — голову долой, не виноват — почет тебе и уважение…
Так вот, скажу я вам, что не только раньше такие скорые суды совершались. Есть и теперь такие места на земле, где правосудие вершится со скоростью курьерского поезда, а только добра от этого совсем мало бывает. Если хотите, расскажу я вам сейчас об одном суде без всяких юридических тонкостей, сводов законов и Юстиниановых кодексов…
Не подумайте, что дело происходило где-либо в дебрях экваториальной Африки или другом подобном, Богом и людьми забытом уголке. Нет, суды, происходящие со скоростью, как я выразился, курьерского поезда, имеют место там, где этих самых курьерских поездов — сколько хотите. И не только курьерских поездов, а и прочих, извините на слове, «благ цивилизации»: домов по сотне этажей, жевательной резины, механических бильярдов, свино-бобовых консервов, портативных церквей на автомобилях, саксофонов и пр. — хоть отбавляй. Когда я, как журналист по профессии, ехал за океан, то, должен признаться, никак не мог отделаться от мыслей о всей той американской романтике, что и в наш еще век продолжает пленять воображение и уловлять умы гимназистов и школьников: индейцы, ковбои, прерии, золотоискатели и все прочее, чем заполнены десятки тысяч книг и фильмов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
