мне сейчас необходимо это. И Лена делает это с удовольствием, хорошая жена, короче говоря.
Лена на все руки мастер. И с дрелью ловко управляется, и с отверткой, и «болгаркой» умеет работать…
Когда телевизионные мастера увидели, как она провела дома антенну для телевизора, просверлила дырки в стенах для антенного кабеля, подсоединила все разъемы и провода, они решили, что это сделал профессионал… «Наверное, вы плохо готовите», – озадаченно предположили они. А вот и нет! Она и готовит прекрасно! Может при необходимости и кран починить, хотя по профессии она – преподаватель английского языка. На даче и дома у нее целый арсенал инструментов: и разводные ключи, и здоровенный газовый ключ купила, чтобы закручивать большие гайки. Жена старосты нашего дачного поселка говорит: «Лена мастеровитая, как деревенский мужик». В детстве и юности она жила с бабушкой и многое научилась делать сама…
По отношению ко мне, несмотря на большую разницу в возрасте, она – мамка. Мумочка моя. Один наш знакомый назвал ее как-то волчицей, мол, за своего Маугли порвет любого. Вот за меня она и порвет…
Владимир Этуш. Про Дом актера
В Доме актера всегда собирались очень известные и уважаемые люди из всех театров. И от Центрального Дома работников искусств он отличался своей избранностью, какой-то интеллигентностью и утонченностью. Как-то, выступая на одном заседании Совета, мхатовец Борис Петкер говорил, что он потому предпочитает Дом актера, что в ЦДРИ можно встретить собачку, волка или еще какого-нибудь зверя, а в Доме актера – нет. ЦДРИ объединял все виды искусства – и цирк, и эстраду, и театр, – и все это, естественно, сказывалось на его имидже и, как бы сейчас сказали, на его стилистической особенности – там царила какая-то всеядность.
В Доме актера вечера были всякие: штатные, юбилейные и политические, что, конечно, было обязательно, например посвященные строительству БАМа. Дом актера непремеменно отмечал все события, которые происходили в стране. Александру Моисеевичу Эскину, директору-распорядителю Дома, даже удалось собрать как-то американских космонавтов, или, правильнее сказать, астронавтов, как они себя называют, и тех, которые участвовали в совместной космической акции «Союз – Аполлон», и тех, которые во главе с Армстронгом впервые ступили на поверхность Луны, – у меня даже некоторое время сохранился автограф «прилунившегося» астронавта. Я уж не говорю о наших космонавтах, которые были там частыми гостями.
Жизнь, кипевшая в стенах Дома актера, была настолько интересна и привлекательна, что одно время телевидение даже организовало серию передач из Дома актера, где выступали известные актеры – читали, пели, беседовали, разыгрывали шуточные сценки.
Александр Моисеевич очень увлекался капустниками, просто обожал их. Он часто приглашал группу актеров из Ленинграда во главе с режиссером Александром Белинским. Они сами придумывали капустники и замечательно их представляли. Это были капустники очень острые по содержанию и сделанные с большим вкусом. Александр Моисеевич очень любил такого рода представления, за что имел нарекания от московского партийного руководства: «Слишком остро!»
Сам Эскин был милейшим, интеллигентнейшим человеком. В молодости он окончил два курса медицинского института, затем бросил медицину занялся тем, к чему лежала его душа: театром, а точнее, людьми театра.
У него был свой круг близких ему людей. Я частенько заходил к нему после репетиций и всегда находил его в ожидании одного из своих друзей – таким образом они поддерживали отношения.
Именно в Доме актера я познакомился со многими замечательными артистами, выдающимися людьми, общение с которыми очень обогатило мой внутренний мир. Прежде всего, речь идет о непременных друзьях Эскина – Иосифе Михайловиче Туманове, Леониде Осиповиче Утесове, Ростиславе Яновиче Плятте.
Я тоже с удовольствием участвовал во многих вечерах, которые устраивал Александр Моисеевич.
Я пришел в Дом актера до войны – через год после его создания. Я хорошо помню те времена, когда там председательствовали Москвин и Качалов, а потом много лет я был рядом с Эскиными и впитал тот дух и традиции, которыми жил наш Дом. Поэтому после смерти Маргариты Эскиной правление предложило мне возглавить Дом актера и единогласно избрало меня директором Дома. И это было сделано под лозунгом «Сохранить традиции». В сезоне 2011 года в Доме возникли финансовые проблемы, и я предпринял целый ряд серьезных мер для упорядочения финансово-хозяйственной деятельности.
Разъяснить предпринятые мной действия я намеревался осенью, когда соберется правление. Но на заседании правления у меня сложилось впечатление, что мои доводы услышала лишь Вера Васильева. Только она выступила в мою поддержку на том собрании, которое, мягко говоря, проходило на повышенных тонах, совершенно не в дружеской обстановке. Многие другие (Жигалкин, Ширвиндт, Добронравов, Золотовицкий, Табаков, Васильев) даже слушать не хотели моих слов и не собирались вникать в ситуацию. Я совершенно явственно ощущал, что они пришли, заранее сговорившись и настроенные против меня. Они почти все единодушно стали говорить, что творческая жизнь Дома актера их не устраивает, что при Эскиной все было иначе. Тогда я показал им план уже прошедших и еще предстоящих вечеров и зачитал, чтобы они убедились: я сохраняю традиции и делаю все, как было заведено при Маргарите. Тут были такие мероприятия, как дни первокурсников, вечера памяти Юрия Катина-Ярцева, Татьяны Панковой, Мариса Лиепы, творческие встречи Элины Быстрицкой, Александры Пахмутовой и Николая Добронравова, Александра Михайлова и многих других. Но Табаков сказал в ответ, что «все это поминальный список». Тогда началось голосование, скорее, напоминающее расправу, и большинством голосов мою деятельность признали неудовлетворительной. Тогда я встал и сказал, что являюсь инвалидом Отечественной войны, а руководство Домом взял на себя по их же просьбе. И раз они произносят такие тенденциозные и обвинительные речи, то я вынужден сложить с себя полномочия. После этого я ушел.
Однако что говорили на заседании правления после моего ухода, я знаю, поскольку есть стенограмма того заседания, с которой читатель может ознакомиться. Так, например, Табаков сказал мне вслед: «Есть ли еще инвалиды Великой Отечественной войны здесь?» На что Максакова ответила: «Нет, есть просто инвалиды». Но я не хочу разбирать их реплики, а хочу ответить по существу, поскольку факты гораздо красноречивее любых слов и эмоций.
Вскоре после моего ухода с поста директора было еще одно заседание правления, на котором директором выбрали Игоря Золотовицкого, а директором-распорядителем – Александра Жигалкина, Владимир Иванов стал художественным руководителем, а некий Рустам Забиров стал управляющим директором по эксплуатации здания. Говорят, что его посоветовали какие-то бизнесмены, чтобы он решил все проблемы с арендой и повысил арендную плату. Но это же полный абсурд, поскольку в плане,
