Из Гергебиля Лорис-Меликов вернулся триумфатором. Он получил первый свой орден – Анны 4-й степени «За храбрость», его представили к чину штаб-ротмистра, старик Воронцов на этот раз обратил на него особо благосклонное внимание.
Но сам Лорис-Меликов понимал, что он просто попал на счастливую волну общего успеха. В отличие от прошлогодней неудачи под тем же Гергебилем, осеннего взятия аула Салты, давшегося с большими потерями и изнурительной для обеих сторон осадой, быстрый и блистательный штурм Гергебиля означал начало конца Шамиля, хотя еще двадцать один год мюриды будут терзать Кавказ и реки крови прольются до того дня, когда почетный эскорт отвезет имама в Петербург для торжественной встречи с русским императором – уже не Николаем Павловичем, а сыном его Александром 11. Но именно здесь, в Гергебиле, треснул мусульманский монолит, и все это чувствовали.
Штабс-ротмистр Лорис-Меликов все чаще задумывался о том, что будет, когда наконец непокорные народы устанут от войны и Тифлису придется взвалить на себя заботы о мирном обустройстве полудиких племен. Шамиль и его наибы – герои, а герой, как бы ни был хорош в сражении, не способен к ответственности за толпу, идущую за ним. Грабежами долго и безнаказанно не проживешь, а как иначе прокормить, обогреть тысячи людей, все эти абхазские, черкесские, дагестанские, чеченские вожди не знают и знать не хотят.
Но есть же и в их среде люди достаточно дальновидные и понимающие, что ни одна война не бывает бесконечной и рано или поздно власть упадет в руки не сильного, но умного. И полем деятельности офицера по особым поручениям при Кавказском наместнике постепенно становились сношения с князьями, беками, ханами местных племен. Года два скрупулезной работы – и вот уже в каждом крупном ауле у Лорис-Меликова свои тайные агенты. И не по одному: как ни клянется тебе твой лазутчик в преданности до гробовой доски, его сведения надо тысячу раз проверить, прежде чем положить на стол Воронцову докладную записку о настроении шамилевского наиба или адыгейского князя, готового на словах служить русским.
Сейчас бы такую работу назвали налаживанием агентурной сети. Работа тонкая, скрупулезная, но при всем том не очень чистая.
Молодой адъютант Воронцова поручик Сергей Шереметев застал однажды Лорис-Меликова мирно беседующим по-грузински с каким-то черкесом. В заключение разговора Лорис дал черкесу три золотых и с ласковыми напутствиями быстро спровадил. Вслед за ним явились еще два черкеса. С ними Лорис-Меликов говорил по-русски, и Шереметев понял, что этих двоих Лорис посылает убить того самого шпиона, которому только что вручил меченые золотые монеты: пометы на них доказывали, что этот шпион обманул Лорис-Меликова, предал наши тайны какому-то враждебному нам князю.
К вечеру казнь была исполнена, а золотые вернулись к Лорис-Меликову.
Шереметеву стало как-то не по себе от этой истории, произошедшей у него на глазах.
– А ты что же, душа моя, хочешь, чтобы из-за этого негодяя целый эскадрон наших казаков голову ни за понюшку табаку сложил? – ответил на возмущенные недоумения Шереметева Лорис-Меликов. – Это война, дружок.
Хаджи-Мурат
В ту пору лучшим наибом Шамиля был известный по всему Кавказу аварский вождь Хаджи-Мурат. Когда-то он верой и правдой служил русским и получил даже чин прапорщика милиции.
Впрочем, в просвещенном XX веке слово «милиция» надо объяснять заново. Революционеры, победив в 1917 году, в новом государстве мечтали обойтись без глубоко враждебных свободному миру институтов – полиции, жандармерии, цензуры. Но поскольку мир насилья разрушался насильем же, то очень скоро выяснилось, что свободное государство не может и часу прожить без ненавистной полиции, жандармерии, цензуры. Без институтов нельзя, но без слов, их означающих, еще как можно! У нас нет цензоров, а чем занимается уполномоченный или там редактор Главлита? Как же, оберегает государственную тайну от классовых врагов. И жандармов нет – тех же классовых врагов пытают и расстреливают доблестные чекисты. А вместо полиции покой граждан охраняют не городовые с шашками, а вооруженные дубинками, пистолетами, а теперь и автоматами Калашникова милиционеры. А вообще-то в первоначальном виде в прямом переводе с напрочь забытой нами латыни «милиция» (militia) значит «войско», и в прошлом веке, чтобы различать армию государственную, то есть регулярную, и армию из местных добровольцев – иррегулярную, собирающуюся для зашиты своих аулов от набегов разбойников и враждебных племен, последнюю и называли милицией. К общественному порядку та милиция никакого отношения не имела, скорее наоборот – глаз да глаз был нужен за таким стихийным союзником. В соседней Турции милиционеры, то есть солдаты иррегулярных войск, назывались башибузуками, в буквальном переводе на русский – сорвиголовами.
Вот и не уследил опытный кавказский генерал Франц Карлович Клюки-фон-Клюгенау за своим любимцем, прапорщиком аварской милиции Хаджи-Муратом. К генеральской любви ревновал аварский князь Ахмет-хан Мехтулинский. И в один прекрасный день, стоило генералу отлучиться из Хунзаха – главной аварской крепости – на недельку в Тифлис, Ахмет-хан арестовал Хаджи-Мурата, обвинив его в измене. Отважного прапорщика приковали к орудию и неделю держали в голоде. А накануне возвращения Клюки-фон-Клюгенау с усиленным конвоем отправили на суд и неминуемую казнь в Темир-Хан-Шуру.
Напрасно радовался Ахмет-хан, напрасно торжествовал победу. Не знал он, с кем имеет дело. По дороге в Темир-Хан-Шуру Хаджи-Мурат вместе с солдатом, к которому был прикован, сиганул на глазах у всех в пропасть. Солдат разбился насмерть, Хаджи-Мурат переломал ноги и через двое суток приполз в аул Цельмез.
На другой день подвиг Хаджи-Мурата стал известен имаму Шамилю, который тут же послал своего человека уговорить отважного аварца поднять восстание против русских, обещая свою милость. Подчиняться имаму, преемнику кровных своих врагов, Хаджи-Мурат не хотел и до ответа не снизошел.
Клюки-фон-Клюгенау наветам Ахмет-хана не до конца доверял и очень сокрушался потерей такого воина. Узнав, что Хаджи-Мурат жив, Франц Карлович тотчас же отправил к нему письмо, в котором выражал прощение прапорщику и звал вернуться на русскую службу. Преисполненный гордости, Хаджи-Мурат отослал генеральское письмо Ахмет-хану: вот как меня ценят! И сделал глупость.
Письмо это Ахмет-хан в приступе гнева порвал, а генералу объяснил, что черного кобеля не отмоешь добела и Хаджи-Мурат потерян для русского правительства навсегда. И хорошо бы послать отряд в буйный Цельмез, пока бывший прапорщик со своими сорвиголовами не совершит налета на Хунзах. Клюки-фон-Клюгенау еще колебался, но как раз в это время из Петербурга явился генерал по особым поручениям при генерал-фельдцейхмейстере великом князе Михаиле Павловиче Бакунин. Очень ему не терпелось вернуться в столицу представленным к званию генерал-лейтенанта артиллерии. По петербургской привычке не считать горцев ни за воинов, ни за людей, Бакунин, застав эти разговоры, сам напросился возглавить отряд против Хаджи-Мурата.
Спорить с лицом, приближенным к особе великого князя, было бесполезно, на него не действовал даже тот аргумент, что наскоро в Хунзах большого отряда не соберешь, а враг не так прост, каким его представляют в петербургских салонах со слов гвардейских поручиков. Отказ же чреват был тем, что заслуженный генерал Клюки-фон-Клюгенау в тех же салонах предстанет просто-напросто трусом и все его ратные и дипломатические труды рухнут в одночасье.
Бакунин со своим наскоро собранным отрядом окружил Цельмез – аул маленький, не на каждой карте и отыщешь. Да только встретили Бакунина сотни умелых и вооруженных горцев, бились они отчаянно, хотя силы были неравны, и к вечеру пол-аула заняли русские. Но тут вдруг пришла помощь от Шамиля, пославшего на выручку войска из Андийской области, и в полчаса картина переменилась. Отряд вынужден был отступить, а сам Бакунин погиб.
С того дня Хаджи-Мурат стал отчаянным и удачливым противником русской Кавказской армии.
Было это давно, когда Лорис-Меликов после аудиенции у Бенкендорфа готовился к экзаменам в Школу гвардейских прапорщиков, но уже на первых же каникулах в Тифлисе только и разговоров было о том, какой грозный наиб служит Шамилю и треплет наши войска. А в знаменитом Даргинском сражении именно Хаджи-Мурат разбил наш отряд с обозом продовольствия и подбирался к осажденному лагерю главнокомандующего, пока не подоспела подмога и спасла наместника от гибели в его первом же деле на новой должности. Сам же Лорис-Меликов увидел впервые этого героя под Гергебилем, когда этот мощно укрепленный аул вроде бы был уже взят, но тут из садов налетела горская конница во главе с Хаджи-Муратом, и князь Аргутинский послал поручика с авангардом отражать дерзкий натиск не ведающих страха мюридов. Лорис участвовал и в последующих стычках с грозой Дагестана и Чечни и многое знал о наибе Шамиля.
