Сергею оставалось только развести руками.
5
Через пару часов «поправившийся» и посвежевший Аникин сдал дежурство и отправился домой отсыпаться. По дороге ему надо было еще заглянуть к лейтенанту Карасеву в горотдел – занести «передачу» от Гришки-хохла.
В коридоре висела большая доска с портретами находящихся в розыске. Аникин прошел было мимо, но вдруг резко обернулся и впился глазами в портрет молодого армянина. Подпись гласила:
«Саруханов Сергей Тотосович, 1962 г. р., уроженец г. Аштарак Армянской ССР. Разыскивается за совершение умышленного убийства».
Аникин еще раз вгляделся в портрет. Сомнений не было – на него смотрел племянник Вассака, который с утра обслуживал его в шашлычной. Но даже если бы какие-то сомнения оставались, магическое слово «Аштарак», безусловно, рассеяло бы их.
Глава двенадцатая ПЕРЕХОД ПОД КУТУЗОВСКИМ
1
Евгений Точилин был подающим большие надежды молодым врачом-эндокринологом. Это отчасти и определило его выдвижение на место стажера в госпиталь при Колумбийском университете в Нью-Йорке. Разумеется, только отчасти. Главную роль сыграл тот приятный для Жени факт, что когда-то старшая сестра его матери, скромная и застенчивая, хотя и очень хорошенькая Фая вышла замуж за несколько неотесанного Андрея, который при первом появлении поразил всех домашних своим высоченным ростом и трубным голосом.
В целом же Андрей, учившийся тогда в Высшей партийной школе, на фоне остальных слушателей этого заведения, не казался таким уж неотесанным, как другие. Он был достаточно напорист, честолюбив, и все указывало на то, что его ждет хорошая партийная карьера. Но тогда никому и в голову не могло прийти, до каких высот он в конце концов доберется.
Женю, знавшего дядю с детства, всегда поражала его способность улавливать сиюминутное, быстро выбирать правильное решение и упорно доводить его до конца. Со временем, когда он стал подниматься все выше и выше по партийной лестнице, Женя видел его все реже, но и его не могла не поразить перемена во взглядах, которая внезапно произошла с дядей, когда он, убежденный коммунист, вдруг сделался чуть ли не диссидентом.
В семье многие его не понимали. И только после августа 1991-го они увидели, какую тонкую игру он затеял, как ловко повел ее и чего в результате достиг.
Лично для Женьки это значило – стажировка в Соединенных Штатах, и он не мог не быть благодарным за это дяде.
После случившегося в аэропорту Шеннон он, разумеется, как и Вадим Дроздов, не мог не задуматься о том, какая именно опасная примесь попала в капсулу с «тонусином», и пожалел, что во всеуслышание заявил о необходимости экспертизы. Поэтому в Москве он решил добираться до города на правительственной машине. Однако, когда пару часов спустя он уже в простом такси отъезжал от дома на Осенней улице, где находилась квартира Президента, ему показалось, что в то же самое время с места тронулась припаркованная неподалеку машина. Жене почему-то подумалось, что она следует за ним.
Предчувствие его не обмануло. Когда через двадцать минут он вышел из такси на Кутузовском проспекте рядом с подземным переходом, то увидел, что та же самая машина затормозила в нескольких метрах сзади.
Точилин поспешил по туннелю на другую сторону проспекта, в дом, который раньше украшали многочисленные мемориальные доски, а теперь глаз радовала полукруглая надпись: «Магазин НOROSHIY».
Женя был уже в середине подземного перехода, когда сзади послышались торопливые шаги. Он быстро оглянулся – его настигали двое в кожаных куртках и маленьких черных шапочках, надвинутых по самые глаза. Они быстро приближались к нему. В руках у Жени был лишь маленький кейс – остальные вещи дядя обещал прислать ему завтра же со своим шофером.
Сомнений относительно намерений этих двоих не было, и Женя бросился бежать по переходу в надежде достичь улицы раньше, чем преследователи догонят его. В ответ двое сзади также перешли на бег и настигли Точилина уже у самой лестницы, ведущей наверх. Один из них профессиональным ударом сбил его с ног, другой выхватил из рук кейс. После этого оба неспешной трусцой вернулись на противоположную сторону перехода и исчезли.
Чертыхаясь, Женя поднялся на ноги и пошел домой. Слава Богу, ключи, деньги и документы он заблаговременно переложил во внутренний карман пальто.
Возможно, ему передалось удивительное свойство дяди – выходить сухим из воды. Во всяком случае, оказавшись дома за металлической дверью, Точилин вздохнул и, прислонившись к стене, закрыл глаза– все прошло как нельзя более удачно.
– Но передвигаться-то он самостоятельно может? – спросил капитан Сивыч. – Нельзя же проводить допрос в палате, где лежат еще десять человек.
– Я могу освободить свой кабинет, – сказал завотделением. – Но там придется сидеть, а это ему, безусловно, будет трудно. Так что, – врач задумался, – могу предложить процедурный кабинет. Но, – он поднял вверх указательный палец, – вам придется помыть руки и надеть халат.
– Пожалуй, это даже кстати, – кивнул Василий Васильевич. – Не будет вопросов – к кому пришел милиционер да зачем.
– Вот именно.
Через десять минут по коридору хирургического отделения прошествовал новый доктор. Никто не обратил на него никакого внимания. А еще через минуту в третью палату вошла процедурная медсестра и гаркнула:
– Шевченко! В процедурный!
– Уже кололи сегодня! – заворчал Шевченко. – Да вы просто садисты.
– Без разговоров у меня! – одернула его сестра. – На консультацию.
Шевченко с трудом поднялся на ноги и, как был в синей больничной пижаме, медленно поковылял по коридору в процедурный кабинет.
Незнакомый врач не понравился ему с первого взгляда – было в нем что-то сугубо неврачебное. Первые же слова заведующего отделением подтвердили его самые худшие подозрения.
– Вот капитан милиции Сивыч хотел бы с вами поговорить. Сидеть вам трудно, так что прилягте на кушетку, – сказал он и вышел из процедурной.
Шевченко остался один на один с милиционером.
– И тут нашли, – проворчал он. – Вы и из-под земли вытащите, если вам понадобится. Ну чего там у вас, спрашивайте.
– Александр Юрьевич, – начал Сивыч, – что вы знаете о Гамлете Карапетяне?
Шевченко растянулся на жестком топчане и закрыл глаза. Василий Васильевич терпеливо ждал.
– Ну, в общем, дело было так. Мы с Витькой – Станиславским – обезденежели совсем. Витька предлагал с шапкой в переходе сесть, да, знаете, по первости как-то трудно… Думаешь, вдруг знакомый кто пройдет, да и вообще… А выпить охота. В общем, стоим мы у Курского вокзала, холодные, голодные. А тут этот подваливает: «Привет, мужики». Сказать по правде, не больно-то он мне понравился, но угостил – что тут скажешь. Денег, правда, не дал. И говорит: «Дело есть». Мы спрашиваем: «Какое такое дело?» Если уголовщина какая – не-е, это не для нас.
Он, Гамик то есть, повел нас к ларьку, пива взял, сосисок и объяснил, что к чему. В общем, должны мы с Витькой поселиться в квартире и мешать соседями – кричать, шуметь в общем. А он нам обеспечивает и выпивку, и закусон.
– И вы согласились? – спросил Сивыч.
Шевченко почувствовал в его словах неодобрение и стал оправдываться:
– Так Гамик все это эдак расписал – мол, такие склочные люди, он им чуть ли не дворцы предлагает, а они все воротят нос. Так что надо им показать, что коммунальная квартира – это тебе не фунт изюму. Чтобы стали посговорчивее. Ну мы подумали-подумали и согласились. Деваться-то все равно некуда.
На самом деле думали они тогда не более минуты, но об этом Шевченко не стал распространяться.
Но вышло так, что роль квартирных дебоширов и хулиганов оказалась им не по плечу. Стыдно бывало по утрам, да так, что бежишь по коридору в туалет и не знаешь, куда и глаза спрятать. Да и Гамик на поверку оказался вовсе не таким щедрым, как они рассчитывали сначала. Они думали, каждый день будет водка и пиво, колбаса, сосиски, а вышло – пара бутылок какой-нибудь гадости вроде напитка «Оригинальный» по тыще двести, а на закусь в лучшем случае колбасный сыр, а то и просто пачка китайской быстрорастворимой лапши. Но Гамику казалось, что и этого для друзей-дебоширов многовато. Он, что ни день, пилил их за то, что они не создают соседям невыносимую жизнь.
– Ты водка хочишь? – спрашивал Гамик Шуру Шевченко, который ходил к нему чаще. – А ты заработал водка?
В конце концов Гамик поставил их перед фактом – или они выбирают новую, более эффективную тактику мучения соседей, или он выставляет их из квартиры и селит там других, более подходящих ему людей.
Это было как раз накануне той ночи, которая так плачевно закончилась.
