они указали вектор для дальнейших действий, на основе которого Мерози и его команда создавали новое поколение гоночных автомобилей «Альфа-Ромео».
В эти месяцы Феррари часто ездил в Милан, чтобы помочь как Мерози, так и Римини. Если его не было в Портелло или если он не разъезжал по Северной Италии, выполняя какие-либо задачи технического или коммерческого характера по поручению «Альфа-Ромео», он находился в Модене, руководя тем, что осталось от «Эмильянского кузовного ателье» – теперь это было представительство «Альфа-Ромео», недавно открытое на площади Кармине. После ликвидации «Эмильянского кузовного ателье» название предприятия изменилось на «Генеральное представительство “Альфа-Ромео“ в Эмилии». Теперь Феррари продавал только châssis, а о том, чтобы навесить на него кузов, клиенты заботились сами.
В пятницу, 13 апреля, в новом красном свитере, которые «Альфа-Ромео» предоставляла своим официальным гонщикам, Энцо был самым быстрым из пилотов миланской команды в квалификации «Тарга Флорио», первого события сезона-1923. Энтузиазм, охвативший его после достижения отличного результата (легко объяснимый) вскоре пригасил своим комментарием Аскари – высказыванием неожиданным и в некотором роде неприятным: Маэстро заявил, что «Тарга Флорио» – долгая, сложная гонка, и скорость сама по себе необязательно становится в ней ключом к победе.
Под впечатлением от своего великолепного прохода по трассе Энцо воспринял слова Аскари как зависть. Он был раздосадован, и потому не распознал в словах Аскари ценную подсказку. В воскресенье он начал гонку с большим азартом. Завершив первый круг, рискуя в каждом повороте, Энцо смог установить пятое лучшее абсолютное время. Затем, как в некотором смысле Аскари и предрекал, в начале второго круга его подвела именно скорость.
Пытаясь сохранить высокий темп гонки, заданный с самого начала, Энцо слишком быстро вошел в один из первых поворотов на трассе и вылетел с нее. На его счастье, это произошло в нижней части трассы, и гонка для его «Альфа-Ромео» закончилась в сухой канаве, а не в ущелье, как это могло бы произойти, случись сход с трассы всего несколькими километрами дальше. Энцо в аварии не получил ни единой царапины, но машина была повреждена так сильно, что вернуть на ее трассу не удалось.
Энцо вернулся в боксы пешком, ругаясь больше на себя, чем на невезение. Только теперь он понял истинный смысл слов Аскари. Это была не зависть, а честный и бескорыстный совет. Высокомерным оказался он сам – после трех полных сезонов Энцо все еще совершал ошибки новичков. Он был взбешен: своим безответственным поведением упустил возможность отличиться в гонке, к которой он всегда относился с пиететом.
Однако пресса приписала его сход с трассы невезению, сравнив его случай с вылетами Кампари и Брилли Пери и включив его в список «асов руля, попавшихся на глаза капризной богине». Чем бы то ни было – невезением или ошибкой, – но Феррари теперь считался асом.
Вернувшись в боксы, он уже обрел прежнее хладнокровие. Сняв гоночные очки, Феррари предложил свою помощь команде в качестве дополнительного механика. Недостатка великодушия в нем не замечалось никогда. Когда его партнеры заезжали на дозаправку, Энцо сам бегал с канистрами и воронками. И когда Аскари неожиданно заглох меньше чем в двухстах метрах от финиша, Энцо бросился к партнеру, чтобы помочь ему завести машину.
Феррари, Аскари, его гоночный механик и второй механик, который последовал за Энцо из боксов, пять минут провозились с «Альфа-Ромео», прежде чем им удалось снова завести двигатель. К этому времени Аскари, несмотря на утраченное драгоценное время, все еще был в лидерах гонки. Миланский пилот снова сел за руль и быстро проехал двести метров до финиша.
К сожалению для Аскари, в горячке эпизода оба механика и Феррари сели в его автомобиль, и все вместе пересекли на нем финишную черту. Комиссары гонки предупредили его, что если он не вернется и не проедет последние 200 метров заново, с собственным механиком, его дисквалифицируют. Аскари вернул машину на то место, где он остановился. Не найдя своего собственного механика, он взял одного из зевак, собравшихся вокруг его машины. Затем он пересек финишную черту во второй раз. Но за время, которое Маэстро потратил на выполнение этой операции, на финиш приехал Уго Сивоччи, и Аскари осталось довольствоваться лишь моральной победой.
Лечение Лауры, по-видимому, начало приносить некоторые плоды. После возвращения с Сицилии они отправились в Турин, где в субботу, 28 апреля, поженились. Записи о браке были опубликованы 18 марта в городе невесты и 25 марта в городе жениха.
Они уже почти два года были вместе (по крайней мере, в теории), и, несмотря на то, что их жизнь уже около года была отнюдь не идиллической, Энцо, видимо, надеялся, что брак исправит множество неурядиц, главной из которых была болезнь Лауры. Вероятно, он полагался на то, что, когда они оформят отношения официально, ревность Лауры поутихнет. Став синьорой Феррари фактически, она, следуя логике, могла бы смотреть на ситуацию с другой стороны, в том числе и на сложные отношения с тещей. Но Энцо крепко ошибался в оценке происходящего.
Адальджиза с самого начала была против этой истории с Лаурой, другой синьорой Феррари, и с гневом отвергла предложение ехать куда-либо из Модены. Понимая вызов, который бросала ему мать, Энцо все же делал хорошую мину при плохой игре. Лауре нужна была церемония бракосочетания, и церемония состоялась. Но все это очень беспокоило Энцо, и подтверждением тому стало то, что он не пригласил на свадьбу ни одного из своих многочисленных друзей из мира автоспорта, даже ближайшего друга, Сивоччи.
Утром последней субботы апреля 1923 года Энцо и Лаура пришли в «Каза Комунале» в Турине для проведения гражданской церемонии. В 8 часов 35 минут они предстали перед государственным регистратором, который указал профессию жениха «Феррари Энцо Ансельмо Джузеппе Мария» как «промышленник», а состояние невесты «Гарелло Доменики, зовущейся Лаурой» как «зажиточное». В качестве свидетелей свои подписи поставили 32-летний Луиджи Амберти и 29-летний Джованни Гарелло, брат Лауры.
Затем наступила очередь венчания. В маленькой церкви рядом с заводом «ФИАТ» в Линготто присутствовало не более двадцати человек – только родственники и знакомые Лауры. Энцо был один. Мессу провел отец Клеричи. В качестве свадебного подарка семья Гарелло подарила невесте сумочку, инкрустированную золотом.
Пара даже медового месяца не провела. Автогоночный сезон был в разгаре, и Энцо с головой ушел в свою многофункциональную роль в «Альфа-Ромео». В выходные они все же отправились вместе в Кремону, где в воскресенье Энцо официально «открыл» трассу, проехав по ней в своей «Альфа-Ромео» под бурные аплодисменты, адресованные пассажиру, сидевшему рядом с ним – Роберто Фариначчи, местному
