Все эти умозрительные конструкции выглядят смешно. Мышление «свидомых», деформированное априорными пропагандистскими установками и политическими мифологемами, вообще штука весьма смешная. С ними разговаривать приходится как с маленькими детьми. По‑другому просто невозможно. Иначе — крики, слезы, сопли, обиды и т. п. Хотя среди них есть и такие, которые понимают, что говорят чушь, но считают, что во имя великих национальных идей можно пламенно, до остервенения, до приступов диареи и чушь нести, лишь бы утвердить свою правоту. Как писал когда‑то вождь малорусских украинофилов Драгоманов о популяции первых «украйинцив» Галиции, «в Галиции к праздности мозга приобщаются еще явные болезни, которые выносят люди из школ поповской и адвокатской, через которые обычно проходят образованные галичане. Эти болезни: поверхностная болтовня и партийность, при которой человек и сам знает, что говорит ерунду, но довольствуется тем, что так, мол, надо для дела, которое мы теперь защищаем»[67].
А с другой стороны, ну как можно без улыбки слушать мудреные рассуждения «свидомых фахивцив» об особенностях звучания языка, которого никто не слышал? Ну, скажите на милость, откуда они могут знать звуковые особенности живого, разговорного языка запада или востока древней Руси? Об этом можно лишь строить догадки и слагать мифы. И не более того. Тем более что историческим фактом является то, что русские южной Руси прекрасно понимали русских восточной или северной, и наоборот.
Делать какие‑то выводы можно лишь на основании письменных источников, но тут‑то «свидомые» как раз вынуждены признать, что в XI–XIII веках на территории всей Руси существовал один общий письменно‑литературный язык, называемый древнерусским. И создан он был на основе слияния местного разговорного с пришлым старославянским (церковнославянским) языком.
Странно. Отрицается существование общего разговорного языка, но признается общий письменный язык. Какая‑то несуразица.
Конечно, несуразица. Но дело в том, что отрицать наличие общего для всей Руси письменного древнерусского языка просто невозможно. Ведь другого, альтернативного ему, тогда не существовало, и это доказывается дошедшими до нас письменными памятниками средневековой Руси. Они написаны только на древнерусском языке (с незначительными региональными отличиями). И от этого никуда не деться. А вот фантазировать о разговорном «древнеукраинском» языке, которого из нас никто не слышал и не услышит, можно. Тут открывается огромное пространство для мифотворчества.
Честно говоря, лингвистические конструкции «свидомых украинцев» выглядят крайне запутанно, надуманно и очень мутно.
Как и вся их идеология в целом. Ведь доказывать им приходится совершенно недоказуемые вещи. Отсюда и вся эта изощренность.
А может, древнерусский язык все‑таки как‑то близок к современному украинскому?
Это легко проверяется. Берем, к примеру, «Слово о полку Ігоревім» XII века. Читаем: «съ зараніа до вечера, съ вечера до свЂта летять стрЂлы каленыя; гримлютъ сабли о шеломы; трещать коша харалужныя, въ полЂ незнаемЂ среди земли Половецкыи. Чръна земля под копыты, костьми была посЂяна, а кровію польяна; тугою взыдоша по Руской земли… Бишася день, бишася другый: третьяго дни къ полуднію падоша стязи Игоревы … Ту кроваваго вина недоста; ту пиръ докончаша храбріи Русичи; сваты попоиша, а сами полегоша за землю Русскую. Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли приклонилось. Уже бо, братіе, невеселая година всътала…»[68]
Или, к примеру, возьмем летопись‑автобиографию Владимира Мономаха «Поучения Мономаха своим детям» (приблизительно 1066–1117 гг.). Читаем: «Уклонися отъ зла, сотвори добро, взыщи мира и пожени, и живи в вЂкы вЂка». «И єще мало — и не будетъ грЂшника; взыщешь мЂста своєго, и не обрящеть. Кротции же наслЂдять землю, насладяться на множьст†мира»[69]. «О, Владычице Богородице! Отьими от убогаго серца моєго гордость и буєстъ, да не възношюся суєтою мира сего; в пустошнЂмь семь житьи научися, вЂрный человЂче, быта благочестию дЂлатель». «Смертни єсмы, днесь живы, а заутра в гробЂ; се все, что ны вдалъ, не наше, но твоє, поручилъ ны єси на мало дний»[70].
И где тут хоть малейший намек на «украйинську мову»? В этом тексте можно увидеть лишь присутствие, в той или иной мере, орфографии и морфологии церковнославянского. Но именно под его влиянием, как я уже говорил, сформировался древнерусский, ставший своеобразным прототипом современного русского литературного языка.
Как писал в 1920 году граф Александр Волконский: «Нам нет надобности останавливаться на характеристике нашей древней литературы. Нам важно лишь отметить, что памятники ее писаны на русском языке. Все мы, учившиеся в русских школах, читали их в их подлинном тексте, и читали, поверьте, без словаря, ибо и словарей таких не имеется. На странице встретится три‑четыре архаических слова или название предмета, вышедшего из употребления, — тогда требуется толкование; но это русский, древнерусский язык, стоящий на полпути между нашим современным и церковнославянским. Когда украинофилы утверждают, что «Поучение» Мономаха есть «образец украинской литературы», это не более как неприличная выходка, рассчитанная на неосведомленность иностранной публики»[71].
Таким образом, сам собой напрашивается вывод, что все заявления «свидомых» идеологов украинства о том, что на юге Древней Руси с центром в Киеве населением использовался древний украинский язык («украинскорусский»), являются откровенной ложью. Средневековая Русь говорила и писала на едином древнерусском языке, имевшем, однако, в западных, восточных и северных регионах государства некоторые отличительные особенности, что, впрочем, присуще любому живому языку. Ну, еще на территории Русского государства использовался церковью в литургиях, обрядах, проповедях и т. п. старославянский (церковнославянский) язык. И все.
Но «свидоми» украинофилы, как запрограммированные на самоуничтожение терминаторы, соорудив в своей теории миф о древнем «украинскорусском» языке, в фанатическом угаре набросились на русский, вырывая из него с мясом то, что им не понравилось, а затем за несколько лет сотворили из оставшихся «ошметков» и польско‑немецких заимствований «ридну мову».
Рецепт подобного «креатива» крайне прост. Необходимо взять какое‑нибудь региональное наречие, а лучше поднаречие, выудить из него в качестве будущей основы все отличающие его от литературного языка черты, заимствовать как можно больше слов из какого‑нибудь иностранного языка, параллельно выдумав новые, тщательно это смешать, а затем зафиксировать данный микс в системное целое при помощи нового алфавита. Опля! Вот вам и «ридна мова»!
Вы знаете, что во второй половине XIX века в среде украинофилов шла мощная дискуссия относительно создания «подольского», «волынского», «литвинского» «языков»? Кстати, на основе великорусского наречия тоже можно «сварганить» отдельный, самостоятельный «язык». И не один. А какое пространство для творчества открывается на ниве великорусских поднаречий!
Между прочим, когда‑то Лев Толстой хотел написать азбуку на «тульском» поднаречии для крестьянских детей Тульской губернии. Дабы облегчить им овладение грамотой. А там, глядишь, нашлись бы тульские патриоты‑самостийники и «свидоми» литераторы, которые бы принялись бороться с «москалями» за «ридну мову» и творить литературу на «древнем тульском» языке.
Ну, хорошо, с языком мы более‑менее разобрались. А что вы можете сказать о литературе Киевской Руси? Насколько я понимаю, если в те времена не существовало украинского языка, то и с украинской литературой была та же ситуация?
Вы совершенно правы. Украинской литературы в средневековой Руси не было. Тут даже дискутировать не о чем. Но дело в том, что и термин «древнерусская литература» по своей сути весьма условен.
Что вы имеете в виду?
Культура домонгольской Руси в целом — это всего лишь калька с греческой, византийской культуры. Русская культура той эпохи не была чем‑то оригинальным и самодостаточным, она представляла собой совокупность заимствований. Даже древнерусский литературный язык, о котором я только что говорил, в значительной степени был некой региональной, стилистической разновидностью древнеславянского. Культура высокого стиля Руси не возникла самостоятельно на русских землях, а была привнесена греческим христианством. И это в первую очередь касается письменной культуры.
К примеру, церковнославянский язык создавался в течение нескольких столетий на основе кириллицы — продукта сложной, творческой переработки греческого алфавита. Первоначально кириллица состояла более чем наполовину из греческих букв. Графика букв кириллицы близка греческому, византийскому алфавиту. Со временем в соответствии с особенностями славянской фонетики в нее вносились новые оригинальные славянские буквы, а греческие вытеснялись. Болгары придали ей завершенную, системную форму. От них кириллица попала к нам.
