— …скажешь? — негромко буркнул Ланнек, зная, что Муанар рядом.
— Нда! — только и ответил старший помощник.
Оба они, как, впрочем, и вся команда, думали об одном и том же. Ланнек опять сменил рулевого у штурвала и вел «Гром небесный» так, чтобы пройти впритирку к останкам «Франсуазы», а потом уж решить, что можно предпринять.
Матросы еще держали в руках кружки с кофе, в воздухе пахло подогретым ромом, но посуда исчезла, как по волшебству, едва с «Грома небесного» разглядели людей на траулере.
«Франсуаза» накренилась так, что стоять на палубе было немыслимо. Матросы, числом около дюжины, лежали и полусидели, цепляясь за фальшборт и брашпиль.
На всех были спасательные жилеты, придававшие людям какой-то чудовищный облик, и такой же чудовищной казалась их неподвижность. Волны перехлестывали через борт, разбивались о плечи и головы, но моряки не шевелились и только впивались глазами в медленно надвигавшийся пароход.
Они провели так всю ночь и теперь, несомненно, отдавали себе отчет, что спасти их будет непросто. Наступил момент, когда «Гром небесный» и «Франсуазу» разделяло не больше пятидесяти метров. Стало уже достаточно светло, чтобы можно было разглядеть искаженные лица тех, кому, быть может, не суждено покинуть обломки траулера. Ланнек, насупив брови, прикидывал, какой маневр выгодней всего предпринять, как вдруг увидел поднявшуюся во весь рост фигуру на траулере.
Сам он ничего не расслышал в грохоте океана, но всем остальным показалось, что до них донесся пронзительный вопль.
Высокий худой рыжий парень, так внезапно вскочивший на ноги, оказался юнгой: потеряв голову от ужаса, он бросился в воду и теперь изо всех сил плыл к пароходу.
Продержался он на плаву меньше минуты, и все-таки лицо его навсегда запечатлелось в памяти у каждого.
Никому до самой смерти не забыть этого широко раскрытого рта, этих безумных глаз и волос, разметавшихся по ветру.
Люди, оставшиеся на «Франсуазе», подползли к фальшборту посмотреть, что станет с мальчиком.
Попутная волна подхватила его и несла так долго, что у многих забрезжила надежда: сейчас парнишку прибьет к пароходу. Бедняга отчаянно работал руками. Никогда еще человек не выглядел столь маленьким и беспомощным.
Вот он вынырнул в десяти, нет, в пяти метрах от «Грома небесного». В воду полетели три спасательных круга, один из которых шлепнулся совсем рядом с мальчиком.
Но тот не успел схватиться за круг. Волна прошла стороной. Несчастного пронесло вдоль кормы, отшвырнуло в сторону, а Ланнек лишь бессильно сжимал руками штурвал.
Юнге ничем уже не помочь! Шлюпку не спустишь — тут же опрокинется.
— Вот, тот, длинный, у цоколя трубы, что закрыл лицо руками, — это его отец, — забубнил где-то рядом феканец. — Он уже потерял одного у Ньюфаундленда, два года будет.
Ланнек обернулся и рядом с Кампуа увидел Матильду, которая, выпрямившись, неподвижно смотрела в пространство. Он не знал, откуда она взялась. Не представлял себе, где она провела последние часы. Вид у нее был, как у всех, помятый; верхнюю губу безобразил простудный прыщ.
— Эмиль! — окликнула она.
Ланнек даже ухом не повел. Он в очередной раз огибал станки траулера, лихорадочно обдумывая маневр.
— Эмиль!
Матильду трясло. Ее каштановые волосы мокрыми космами свисали на щеки.
— Послушай, Эмиль, надо уходить. Мне страшно.
Ланнек вздрогнул. Он никогда не слыхал, чтобы два эти слова произносились таким тоном. Они подействовали на него, как если бы были сказаны не его женой, а чьим-то таинственным нечеловеческим голосом.
— Замолчи!
— Мы должны уйти!
Муанар, стоявший в нескольких шагах от них, повернулся к ним спиной. Кампуа отошел подальше.
— Слышишь, Эмиль? Я не хочу умирать!
А тем временем Ланнек наблюдал, как все больше кренится сносимое судно без трубы.
— Заткнись! — взвыл он, топнув ногой.
Неужели и он позволит себе поддаться панике? У него нет больше сил ощущать за спиной присутствие жены.
— Убирайся!
И тут стало еще хуже. Как юнга, который прыгнул со страху в воду, Матильда потеряла всякий контроль над собой и бросилась к штурвалу, пытаясь положить его на другой борт и вопя:
— Я требую, чтобы мы ушли! Я хочу назад, во Францию, слышишь? Корабль мой! Ты знаешь, что мы погибаем!..
— Муанар! — позвал Ланнек голосом, которому силился придать твердость.
Муанар смотрел на обоих и молчал.
— Избавь меня от этой бабы! Запри ее куда-нибудь!
Но старший помощник не шевелился, а полуобезумевшая Матильда надсаживалась:
— Убийцы! Да, да, все вы — убийцы! Вы знаете, что мы погибнем, и нарочно идете на это!
Матросы насторожились на палубе.
— Я хочу, чтобы мы ушли! Хочу! Вы не имеете права…
Видя, что Муанар неподвижен, Ланнек выпустил из рук штурвал и сгреб жену за плечи.
— Замолчи! Марш за мной!
— Я требую, чтобы мы ушли!
— Хорошо. Сейчас мы уйдем. Только замолчи, Бога ради!
Он подталкивал ее. Она отбивалась, царапала ему лицо и руки. Он не знал, куда ее деть, потом втолкнул в штурманскую и запер дверь на защелку.
Весь бледный, Ланнек вернулся к штурвалу, за который на время его отсутствия встал Муанар.
— Только этого не хватало! — громыхнул он, разыскивая глазами тонущий траулер. И добавил, обращаясь к старшему помощнику:
— Что будем делать?
Чтобы покончить с этой пыткой, Ланнек был даже готов спустить на воду шлюпку, но это означало почти верную смерть для тех, кто окажется в ней.
Можно было, конечно, и дальше ходить вокруг «Франсуазы», выжидая, пока океан поутихнет, но в такое время года здесь штормит по целым неделям, а то и дольше.
Оставалось одно — вторично завести буксир, у которого, как и ночью, есть все шансы лопнуть.
На мостике появился подавленный Ланглуа, тусклый от усталости взгляд, плечи обвисли, — вздохнул:
— Фекан вызывает каждые десять минут. Не знаю, что отвечать…
Там тоже наступил день. Леон открыл свое заведение, в кофеварке булькает вода, и промокшие рыбаки в тяжелых сапогах один за другим входят в кафе.
— Готовь бросательный конец! — приказал Ланнек Муанару. — Предупреди их семафором.
— Ты слышишь?..
— Да! Опять…
Ланнек слышал шум уже добрых пять минут В трюме снова что-то сорвалось с места, но теперь было уже не до этого. С наступлением дня начал крепчать ветер, и океан забелел от пены.
Радист, прикидываясь, будто ничего не понимает, с дурацким видом искал Матильду взглядом и наконец обнаружил ее в штурманской. Прижавшись к стеклу лбом, она, судя по движениям губ, вопила:
— Убийцы!
Ланнек почувствовал нечто вроде угрызений совести.
Нет, пора кончать. Он и сам уже не уверен, какое решение примет через минуту.
Если в часы дремоты у него почти всегда наслаивались друг на друга два пласта мыслей: один — относящийся ко сну, другой — к яви, то теперь он непроизвольно жил как бы в двух разных планах.
Глаза его не отрывались от «Франсуазы», и судном своим он управлял с несокрушимым хладнокровием.
А в другом уголке его мозга гвоздил вопрос: «Кто мог ей это сказать?»
В конце концов во всем виноват тот неизвестный, который наплел Матильде, будто муж намерен перепродать корабль и не возвращаться во Францию.
Разумеется, это чушь! Такое Ланнеку и в голову не приходило. Но ведь жена не сама выдумала…
Кто? Не шутник ли, предсказавший ему, что «Гром небесный» не придет в порт?
Ланнек поочередно брал на подозрение всех окружающих: Муанара, г-на Жиля, радиста, боцмана, даже Кампуа.
Не забыл ни мамашу Питар, ни Оскара, который…
— Есть! — крикнул снизу Муанар.
Маневр Ланнек осуществил с точностью, так сказать, до сантиметра. Широко расставив короткие ноги, вцепившись руками в штурвал, он не шевелился, и только взгляд его стал еще напряженней.
— Малый ход! — скомандовал он в переговорную трубу.
«Гром небесный» подошел к «Франсуазе» так близко, как ни разу еще не подходил. У каждого, кто был на палубе, стеснилось дыхание и защемило в груди.
Один порыв ветра, и толчея бросит суда друг на друга.
Все, что происходило на траулере, было видно теперь до мельчайших подробностей.
— Их пятнадцать, — подсчитал Кампуа. — А должно быть двадцать восемь.
Пятнадцать человек, ожидающих, что им бросят трос, и, возможно, уже потерявших надежду! Они тоже дрожали — им-то горячий кофе утром не выдали, и Ланнек заметил, как один из них жадно глотал спиртное прямо из горлышка.
— Пошел!
Конец, как кнут, прочертил в воздухе кривую и шлепнулся на палубу траулера. Рыбаки чуть ли не ползком приняли его, выбрали и закрепили потравленный трос.
— Господи, благослови! — прошептал Ланнек.
Он не был ни религиозен, ни суеверен, а просто соблюдал старинный морской обычай. Потом обернулся, проверил, нормально ли вытравливается буксир, и увидел в иллюминаторе прильнувшую к стеклу жену.
