Защитников было 1200 человек, не считая более чем пятьсот женщин и детей (семьи защитников), упрятанных в подвалы. Осаждавших во много раз больше, поддержанных полевой и 105- и 155-миллиметровой артиллерией, к тому же и авиацией. За два с лишним месяца крепость была почти полностью разрушена. Около половины защитников было ранено, 105 человек убито. Но выстояли. 28 сентября подоспевшие войска генерала Варела осаду сняли. Республиканцы отступили за Тахо.
Один из эпизодов обороны. На второй день после начала осады — 23 июля. Телефонный разговор между осаждающими и осажденными. На одном конце начальник милиции республиканцев, на другом полковник Москардо.
Нач. милиции — На вас лежит ответственность за дальнейшие жертвы и преступления. Я требую сдачи Альказара в течение десяти минут. В противном случае будет расстрелян ваш сын Луис, который здесь, в наших руках.
Полк. Москардо — Не сомневаюсь в этом.
Нач. милиции — В доказательство того, что я говорю, ваш сын возьмет сейчас трубку.
Луис Москардо — Папа!
Полк. Москардо — Что происходит, сын мой?
Луис Москардо — Ничего. Они сказали, что расстреляют меня, если ты не сдашь Альказар.
Полк. Москардо — Тогда вручи душу свою Всевышнему, воскликни «Да здравствует Испания!» и умри как патриот.
Луис Москардо — Крепко целую тебя, папа.
Полк. Москардо — Я тоже крепко тебя целую, мой сын. (Нач-ку милиции): Ваш ультиматум бесполезен, Альказар не будет сдан никогда.
Луис Москардо был расстрелян. Ему было 23 года.
Мне, в свое время воевавшему против фашизма, олицетворявшего всё самое бесчеловечное и жестокое, было как-то не по себе, когда я стоял в Альказаре перед портретами двух фашистов — отца и сына — двух героев… Разве могут у фашистов быть герои? Героическая оборона?
Альказар полностью восстановлен. Перед ним памятник. Женщина. Испания… В воздетых к небу руках меч. Такая же женщина, как в Ленинграде на Пискаревском кладбище, торжественная, величавая, спокойно глядящая в будущее — только у этой в руках меч, а у той цветы — а на Мамаевом кургане у такой же, уверенной в победе, но экзальтированной, тоже меч, да еще занесенный.
Мамаев курган…
Казалось бы уже столько о нем сказано, написано, вспомянуто, а я вот опять к нему. Да. Но не к тому, изрытому лопатами и бомбами, исползанному на брюхе вдоль и поперек, усеянному скрюченными, замерзшими трупами, и нашими, и вражескими, нет, не к нему, а к сегодняшнему, где не найти уже следов окопов, где всё подметено и подстрижено, где лестницы и бассейны, устрашающие скульптуры голых и полуголых защитников и над всем этим та самая Мать-Родина с мечом в руке — стометровая, самая большая в мире, больше статуи Свободы…
Я думал, вспоминал о Мамаевом кургане, подъезжая по длинной, вьющейся среди низкорослого сосняка, пустынной аллее, ведущей к Долине Павших.
Valle de los Caidos — Долина Павших — мемориал в честь павших в гражданскую войну. В шестидесяти километрах от Мадрида, недалеко от Эскуриала, на высокой скале, среди лесов, холмов, озер.
Режимы, основанные на силе, не могут без грандиозного. Мощь, величие, циклопические размеры, Нюрнбергский стадион, стадион «Олимпико» в Риме, мемориал в Бресте, Мамаев курган, к счастью, неродившийся Дворец Советов с теряющимся в облаках Ленином.
Памятник, который открылся нам после последнего витка дороги, тоже грандиозен. Скала. На ней крест, видный за десятки километров. 150-метровый. В скале, в самой скале, храм. Перед ним эспланада. Вокруг, насколько хватает глаз, леса, долины, озера, вдали снега Сьерра-Гвадаррамы, над нами небо, жаворонки.
Впечатление сильное — ничего не скажешь. Особенно, когда, пройдя сквозь бронзовые врата, вступаешь в прохладную, гулкую базилику, теряющуюся далеко где-то вдали. Полумрак, с трудом можешь различить гобелены на стенах. Сцены из Апокалипсиса. XVI век. Предполагается, что соткано по эскизам Дюрера. Впереди распятие, сияющее среди сумрака. Ты идешь долго, очень долго. В нишах рельефные изображения Мадонны. Мадонн Кармель и Лоретт — покровительниц вооруженных сил на суше, на море и в воздухе, Мадонны Африки — покровительницы пленных, и четвертой — Пилар. Одна галерея сменяет другую. Крипта… Четыре бронзовых архангела. Михаил — вождь небесной рати, Гавриил — вестник Бога, Рафаил — целитель, и ангел смерти — Азраил с поникшей головой. У Гавриила, возвестившего Деве Марии о рождении Христа, в руках почему-то меч, кажется, единственный во всем этом храме жертвам войны. Посередине алтарь полированного гранита. На нем распятие. Из можжевельника, полихромное — в Испании во всех церквах деревянная скульптура раскрашена. Над головой, на сорокаметровой высоте, купол. Мозаичный — души возносятся к престолу Христа.
У подножья алтаря, с одной и другой стороны, две плиты. Франсиско Франко и Хосе-Антонио Примо-де-Ривера. Цветы.
Идея памятника — идея Франко. Он задумал, при его царствовании и воздвигли. Памятник всем павшим на войне. И тем, и другим. Церковь благословляет всех проливших кровь испанцев. Она не делает различия. Крест на скале осеняет Испанию, всю, всех ее сынов.
А всех ли? — слышу я голоса. Учтены ли две тысячи испанцев, погибших уже после войны по воле этого маленького властолюбивого генерала, лежащего под плитой у подножия распятого Спасителя? Кто ответит на это? Азраил — ангел смерти?
…На кладбище это мы натолкнулись совсем случайно. Искали Усть-Камчатский рыбокомбинат. Нам сказали, что он в конце длинной пыльной улицы, именуемой «Комсомольской», возле кинотеатра «Родина». Мы пошли по длинной пыльной улице и натолкнулись на кладбище. В самом центре площади — громадной, бесформенной, песчаной. Возле самого комбината, напротив «Родины».
Я видел много кладбищ в своей жизни. Разных. Тихие ухоженные рижские, где за оградами на волнообразно причесанном песке лежат как бы невзначай брошенные хризантемы. Заросшие деревенские погосты с черными, покосившимися крестами. Новодевичье с часовенкой над могилой Чехова и двумя холмиками рядом — большим и маленьким — Станиславского и Лилиной. Видел Арлингтонское в Вашингтоне, где похоронен сейчас Кеннеди. Там холмиков нет, только маленькие плитки бесконечными, уходящими вдаль рядами. Средневековое пражское, в самом центре города, где древние каменные плиты с полустертыми надписями подпирают и выталкивают друг друга. Видел по ранжиру построившиеся белые кресты «айзенкрейцтрегеров» — кавалеров Железного креста — у развалин универмага в Сталинграде. И старое, разрушенное еврейское в Киеве, у Бабьего Яра. Видел Трептов-парк в Берлине, Вечной славы в Киеве, одинокие крестики на Мамаевом кургане, поставленные окрестными жителями, Марсово поле в Ленинграде и десятки, сотни маленьких кладбищ на околицах сел и деревень со стандартными фигурами печально склонившихся воинов.
Кладбище, на которое мы натолкнулись, не имело ни тропинок, ни дорожек. Десятка два воткнутых в землю железных труб, колючая проволока. Внутри с полсотни почти сравнявшихся с землей холмиков, кресты из тех же ржавых труб, полусгнившие деревянные пирамидки. Здесь давно не хоронят. С трудом можно разобрать надписи на табличках. Их почти не видно — ветер, дождь, снег, годы…
В. С. Пекарский
р. 1933, ум. 1940
(Погиб в пургу в своем дворе)
Семилетний мальчишка вышел, очевидно, по нужде во двор и не вернулся. Пурга. На Камчатке снегом заносит дома иногда по самые трубы…
Рыжков А. И.
р. 1912 Погиб I/IX-40 от удара лошади
Кому-то показалось необходимым сообщить нам, — отчего умер двадцативосьмилетний Рыжков.
Вот мрачный, некладбищенский юмор:
Здесь покоится прах умерщвленного Бахусом
моряка р.р. «Юпитер» Михайлова С. К. 1902–1954
Написал друг и собутыльник. И крепко выпил, когда заказывал табличку. И очевидно, так же кончил…
На кресте спасательный круг. Внутри круга табличка, сохранившаяся почему-то лучше других. Может, круг и спас от непогоды. Надпись:
Погибли в барах 27/1–36
Туманов, Степаненко
Спасая товарищей, погибли вместе с ними,
Спасая Андреева, Сидоркина, Зиновьева, Слюняева, Кочергина.
Бары — это подводные наносы песка у устья реки. Это очень опасные места, рыбаки это знают. И все же гибнут. Вот так же и эти ребята погибли.
Кто они? Никто не знает. Никто не помнит. Это было так давно, почти тридцать лет назад.
Еще одну надпись удалось разобрать. Тоже погибли в барах.
Моряки к/р «Исследователь» —
Куртин Д. Р. 1912, Воскресенский И. П. 1915 г.
