— Да-с, жаль, что вы сами это чудо не видели. Ну, ничего, успеете ещё, увидите…
Лена опустила голову. Неужели это надолго? Ну что ж, она сделает всё, чтобы вернуть Бориса в прежнее состояние. Она так углубилась в свои мысли, что даже не заметила, как дверь отворилась и в палату вошёл Орлов.
— Ну, что, молодёжь? — весело спросил он. — Беседуем?
— Да, господин доктор, — в тон ему ответил Кошкин. — Знакомлю Елену Александровну с последними новостями. Она ведь тоже, оказывается, недавно сюда приехала. Уж не вместе ли с вами?
— Угадали, голубчик! — добродушно ответил Орлов. — Мы с ней в некотором отношении родственники.
И уже серьёзно добавил:
— Хочу вас сегодня впервые выпустить на свежий воздух. В сад. Кстати, там все мы и позавтракаем. Не возражаете?
— Конечно, нет. Но как скоро я смогу покинуть сей лазарет? Мне ведь в полк пора.
— Ну, что касается вашей службы в полку, придется пока подождать. Вам ещё отдохнуть надо. Вот и отдыхайте. Развлекайтесь, читайте, гуляйте по саду. Елена Александровна компанию вам составит.
Кошкин задумался.
— Всё это прелестно, — наконец сказал он. — Но ведь я человек подчинённый, господин доктор. Мне с полковником Синцовым поговорить надо.
— С ним всё улажено, — быстро сказал Орлов. — Он вовсе не против.
— Отпуск с сохранением жалования?
— Разумеется.
— Прелестно, прелестно! Но мне бы с Татьяной Ивановной повидаться нужно.
— Вы можете написать ей записку, — торопливо сказал Александр Иванович. — А видеться нельзя.
Кошкин нахмурился.
— Вы слишком распоряжаетесь моей особой, — резко сказал он. — Впрочем, на то вы и доктор… Велите принести мне мундир.
И, повернувшись к Лене, галантно произнёс:
— Пардон, мадемуазель! Я, так сказать, в неглиже. Прошу вас.
И он взглядом указал на дверь.
Лена, сама не зная почему, вдруг покраснела, смутилась и поспешно вышла. Следом за ней вышел и Александр Иванович.
— Мария Павловна, — обратился он к дежурной сестре, — принесите, пожалуйста, больному его одежду. И, кстати, захватите листок бумаги и ручку.
Потом он сел на диван, стоявший у окна, и жестом руки пригласил сесть девушку.
— Ну что, Лена? — участливо спросил он.
— Это ужасно, — тихо сказала девушка и подняла на профессора полные слёз глаза. — Неужели это надолго?
— Посмотрим… — неопределённо ответил он и задумался.
Девушка вытерла слёзы и открыла сумочку, чтобы достать зеркальце и привести себя в порядок. Но зеркальца не оказалось — видимо, Лена второпях забыла его дома.
Она с досадой оглянулась вокруг.
— А где у вас зеркало? Я помню, недавно здесь, у окна, стояло трюмо.
— Мы его убрали, — сказал профессор и тоном приказа добавил: — Хорошо, что вы мне напомнили. Ни в коем случае не давайте Борису зеркала. Слышите? Ни в коем случае!
— Но почему?
— Так нужно, — коротко ответил профессор.
Мимо прошла сестра с одеждой Бориса. Лена рассеянно проводила её взглядом. Дверь палаты плотно притворилась. А через секунду оттуда послышался гневный голос больного.
— Что ты мне принесла, каналья? Что ты принесла? Где мой мундир?
Сестра что-то ответила, спокойно и тихо. Но Кошкин не унимался:
— Да как же я это надену? Разве ж это панталоны? Это же чёрт знает что!
Лена, нервно закусив губу, вскочила с дивана. Но профессор крепко взял её за руку.
— Успокойтесь. Сестра его уговорит.
Голос Кошкина в самом деле стал звучать гораздо тише.
Однако через минуту он снова зазвенел гневно:
— Это — шляпа?! Это же решето, а не шляпа! Мне цилиндр нужен, каналья! Понимаешь? Цилиндр!
Дверь широко распахнулась, и оттуда вылетела модная капроновая шляпа Бориса Стропилина. Описав полукруг, она ударилась о фикус, стоявший в вестибюле и покатилась к ногам Орлова. Старый профессор, кряхтя, поднял её и укоризненно сказал появившемуся в дверях Кошкину:
— Так нельзя, молодой человек.
— Но позвольте, доктор! — запальчиво возразил подпоручик. — Если уж мне предложили одеться в штатское, то будьте любезны приготовить сюртук и приличные панталоны. Я — дворянин, офицер его императорского величества! А вы меня наряжаете чёрт знает как. Нехорошо-с, господин доктор.
Профессор с виноватым видом развёл руками.
— Чем богаты, тем и рады, голубчик.
И чтобы отвлечь внимание обидчивого подпоручика от щекотливой темы о гардеробе, торопливо спросил:
— А вы записку Татьяне Ивановне написали?
— В самом деле! — спохватился Кошкин. — Чуть не забыл. Мерси, доктор.
Он вернулся в палату, подсел к тумбочке и взял пластмассовую ручку.
— Ишь ты! — пробормотал он, разглядывая ручку. — Докторишка-то, видно, человек образованный, гусиных не употребляет… На английский манер: перо железное и вставочка…
Он попробовал ручку на зуб, с любопытством взглянул на свет сквозь красную полупрозрачную пластмассу и глубокомысленно заметил:
— Гм… Видно, дорогая штучка-то… Янтарная, что ли?
Потом осторожно обмакнул перо в чернила и старательно написал:
«Любезная Татьяна Ивановна!
Смею сообщить, что нездоровъ, а посему быть у васъ не смогу. Ежели сможете, пришлите хотя бы записочку съ горничной. Позвольте поцеловать Вашу прелестную ручку.
Съ симъ остаюсь Вашъ преданный и покорный слуга
подпоручикъ Кошкинъ».
Сделав витиеватый росчерк, Кошкин свернул листок и подозвал сестру.
— Послушай, милая! Эту записку отнесешь его высокоблагородию Синцову. Знаешь? Мещанская улица, собственный дом купца Громова. Отдашь дочери полковника Татьяне Ивановне. В собственные руки! Упаси тебя бог кому другому отдать. Ежели его высокоблагородию сия записка попадет — разгневается. А он человек крутой — может и чужую девку высечь. Ясно?
Сестра молча кивнула, взяла записку и вышла. Кошкин секунду помедлил, почему-то вздохнул и распахнул дверь в вестибюль.
— Я готов, господин доктор! А где барышня?
Профессор кивком головы указал на Лену, которая стояла у окна. Она только что сняла больничный халат и теперь оправляла короткое белое платьице, плотно облегавшее её тонкую фигуру. Кошкин глянул на неё, внезапно покраснел и смущённо пробормотал:
— Пардон, мадемуазель! Я не знал, что вы не одеты.
— Нет, я готова, — спокойно ответила девушка. — Можно идти.
— Как! — испуганно воскликнул Кошкин. — Неужели вы пойдёте прямо в этой нижней сорочке?
— Это не сорочка, это платье…
— Позвольте-с! — горячо возразил Кошкин. — В таком случае это просто… неприличное платье… А где кринолин [1]?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
