Близким другом Кэннона был Леонард Гроус, участник войн в Центральной Америке, техасец, который оставил работу надсмотрщика на шахтах компании «La Luz». Эти двое выполнили вместе несколько заданий. После одного их обоих схватили. Они признались, что заложили мину в реку Сан-Хуан с целью взорвать военный пароход «Диаманте», что перевозил пятьсот солдат из правительственных войск для подавления восстания. Кэннона и Гроуса обвинили в нарушении закона в виде мятежа и приговорили к смертной казни.
Селайя отказал в амнистии, и рано утром семнадцатого ноября их расстреляли. Как только известия о казни достигли Вашингтона, Нокс ухватился за эту возможность. Он сразу же направил ноту протеста никарагуанскому министру, заявляя, что США «ни мгновения более не потерпят подобного обращения с гражданами Америки». Затем он сделал правовое заключение: так как восстание под руководством Эстрады дало его людям «статус» воюющей стороны, Кэннон и Гроус считались военнопленными. Таким образом, их казнь сделала Селайю военным преступником.
Нокс попытался убедить Гватемалу, Сальвадор и Коста-Рику отправить войска в Никарагуа, чтобы свергнуть Селайю, но все три страны отказались. Поэтому Госсекретарю и президенту Тафту предстояло решить, должны ли Штаты действовать в одиночку. Долго думать не пришлось. Первого декабря Нокс написал никарагуанскому представителю в Вашингтоне примечательное письмо с требованием сменить правительство Селайи на иное, «совершенно не связанное с прежними вопиющими условиями». Школьники Никарагуа до сих пор изучают это послание:
«Президент Селайя самым злостным образом практически все время держал Центральную Америку в напряжении или поддерживал беспорядки… Общеизвестным фактом стало то, что при режиме президента Селайи республиканские структуры прекратили существование, от них остались лишь названия, общественное мнение и прессу задушили, а тюремное заключение стало наградой для всякого проявления истинного патриотизма…
Двое американцев, которые, по твердому мнению нашего правительства, являлись офицерами, связанными с повстанческими войсками, и таким образом имели право на обращение согласно просвещенной практике цивилизованных стран, были убиты по непосредственному приказу президента Селайи. По словам очевидцев, казни предшествовала совершенно варварская жестокость со стороны тюремщиков. Консульство в Манагуа официально находится под угрозой…
Правительство США убеждено, что именно революция выражает мнение большинства жителей Никарагуа, в отличие от властей, представляющих президента Селайю… В нынешних условиях президент США более не испытывает той уверенности в правительстве президента Селайи, которая позволила бы поддерживать дальнейшие дипломатические отношения в нормированном порядке».
Серьезность намерений США скользила в каждой строке. «Нас поразили в самое сердце, мы связаны по рукам и ногам», – высказался никарагуанский министр, получив письмо. Селайя тоже был поражен. Он обратился к Мексике и Коста-Рике, чьи лидеры поддерживали хорошие отношения с администрацией Тафта, с просьбой за него вступиться, однако они отказались. Затем Селайя предложил создать мексикано-американскую комиссию для расследования дел Кэннона и Гроуса, а также дал обещание оставить президентский пост, если его вина в каком-либо вопросе подтвердится. Ответом Тафта послужил приказ военным кораблям достигнуть обоих побережий Никарагуа и морской пехоте собраться в Панаме.
Нота Нокса, как она стала известна позже, четко дала понять, что США не успокоятся, пока Селайя не исчезнет. Учитывая присутствие американских военных сил у его порога, Селайе ничего не оставалось, как уступить. Шестнадцатого декабря 1909 года он подал в отставку. В последней речи перед Национальной ассамблеей он выразил надежду, что его уход принесет стране мир, и прежде всего остановит враждебность, которую демонстрируют Штаты. Через несколько дней Селайя поднялся на борт корабля в Коринто и отплыл в ссылку.
Новый президент, Хосе Мадрис, выдающийся юрист из либералов, поставил главной целью подавить восстание. Он отправил пехоту в Блуфилдс, а также приказал приобрести в Новом Орлеане пароход «Венера» и переоборудовать его для военных целей. К тому времени, как пароход прибыл к берегам Блуфилдса, в середине мая 1910-го, пехота уже стояла на позициях. Командиры потребовали, чтобы мятежники Эстрады добровольно сдались, иначе им грозила атака одновременно и с суши, и с моря.
Однако, прежде чем успел прогреметь первый выстрел, вновь вмешались Штаты. Уильям Моффетт, американский консул, направил командиру «Венеры» ноту, в которой сообщал о том, что из беспокойства о жизни американцев, обитающих в Блуфилдсе и округе, он объявил эту местность нейтральной зоной. Последовав примеру Джона Л. Стивенса, американского дипломата, который запретил правительственным войскам атаковать или арестовывать мятежников на Гавайях, Моффетт запретил командиру корабля стрелять по береговым позициям и вмешиваться в дела торговых судов. Это означало, что «Венера» не может ни ударить по мятежникам, ни остановить корабли, что перевозят для них оружие.
Пока Моффетт писал ноту, у него не было военных сил для ее подкрепления. Через несколько дней два американских военных корабля, «Дубук» и «Падука», появились около Блуфилдса. На берег высадилось несколько рот морпехов. Ими командовал майор Смедли Батлер, мастер подавления внутренних беспорядков, который в возрасте двадцати восьми лет уже успел пройти Испано-американскую войну, Филиппинский конфликт и вторжение в Панаму 1903 года. Люди Батлера взяли Блуфилдс без всякого сопротивления. Быстро оценив обстановку, Батлер заключил, что у мятежников не было ни малейшей возможности выстоять против атаки со стороны армии.
«Без радикальных мер революция провалится, – позже написал Батлер. – Ясно, как божий день, что Вашингтон хочет видеть революционеров победителями».
Чтобы это осуществить, Батлер разработал простую схему. Он отправил письмо командованию никарагуанской армии на позициях у Блуфилдса, в котором сообщил, что они, конечно же, могут нападать в любое время, но потребовал, чтобы никарагуанцы не использовали огнестрельное оружие, ведь шальные пули могут «случайно ранить местных американцев».
«Как же нам взять город, когда запрещено стрелять? – просили ответа командиры. – А мятежников, засевших в городе, вы тоже разоружаете?»
«Защитники города не представляют опасности для американских войск, – спокойно заверял их Батлер, – ведь они будут стрелять наружу, а вот ваши солдаты – прямо в нас».
Таким образом, никарагуанским солдатам, стоящим за чертой Блуфилдса, было запрещено нападать на мятежников внутри. Солдаты отступили в город Рама, в двадцати пяти милях выше по побережью. Батлер, во главе отряда морпехов, последовал за ними.
«Мы отправили в Раму бродягу-американца, чтобы и там повторить фарс с защитой жизни наших граждан. Мы запретили правительственным войскам стрелять, и они постепенно исчезли из виду, убедившись, что противостоять революционерам, которых поддерживают морпехи, бессмысленно. Революция закончилась в тот же день, на том самом месте».
Президент Мадрис, посвятивший всю жизнь юриспруденции, полагал, что сможет вести с США переговоры согласно букве закона. Он не ожидал, что американские лидеры так открыто выступят против его правительства. Когда это произошло, Мадрис предложил несколько компромиссов, однако американские дипломаты их отвергли, настаивая, что правительство Никарагуа должно полностью очиститься от «селайистского влияния». Говорить было больше не о чем. В конце августа Мадрис подал в отставку и отправился в ссылку вслед за Селайей.
Когда Манагуа лишилась президента, генерал Эстрада смог беспрепятственно войти в город. Еще на марше он отправил телеграмму Госсекретарю Ноксу с сердечным поклоном американским лидерам от победившей в революции стороны. Эстрада вошел в столицу, а двадцать первого августа 1910 года уже принес президентскую присягу.
«В тот день, – позже писал корреспондент „New York Times“ Гарольд Денни, – началось американское правление Никарагуа в политике и экономике».
Двадцать первое августа стало куда более значимым, чем представлял Денни. Этот день можно считать началом новой эпохи: правительство США впервые открыто организовало свержение лидера зарубежной страны. На Гавайях американский дипломат сумел устроить революцию, однако он не получал прямых приказов из Вашингтона. На Кубе, Пуэрто-Рико и Филиппинах «смена режима» произошла в рамках более крупного военного конфликта. Свержение президента Селайи в Никарагуа стало первым настоящим госпереворотом под руководством Штатов.
Декабрьским вечером 1910-го, спустя почти год после поражения Селайи, четверо одетых с иголочки господ вышли из отеля в Новом Орлеане и направились в поисках наслаждений в знаменитый квартал Сторивилль, где сосредоточились бордели, джаз-клубы и игровые залы. На улицы лилась музыка. Женщины расточали распутные улыбки, особенно в сторону мужчин в шелковых костюмах и с бриллиантами в булавках для галстуков. Самое место для четверки авантюристов, что решили провести последнюю ночь в Штатах и отправиться свергнуть правительство.
