— …под знаменами короля Кирсана. Так вот… Мэтьюр торопился с победоносной войны в свой замок, где его ждала прекрасная Лиллит, дочка его сюзерена барона Старфа. Собственно, война с майстрюками была еще не закончена. Произошла лишь решающая битва, в которой сэр Мэтьюр показал чудеса храбрости. Перед армией короля Кирсана были как на блюде выложены на поток и разграбление беззащитные богатейшие торговые города неприятеля. Все рыцари жили в предвкушении богатой добычи. Но барон Старф понял желание Мэтьюра покинуть победоносные войска и по-отечески благословил. У молодого рыцаря словно крылья за спиной выросли. Он не побоялся, чтобы сократить путь, избрать безлюдную дорогу среди Чертовых гор, о которых ходила дурная слава.
Этвард рассказывал довольно медленно, но его никто не торопил и не перебивал.
— Единственная дорога… Это одно название, что дорога… просто горная полузвериная тропа пролегала мимо замка, у ворот которого стоял жуткий монстр с огромным мечом. Позади монстра виднелся какой-то человек — он что-то показывал жестами и расценить их можно было только как отчаянную просьбу о помощи. Великан был ужасен и мерзок. Он стоял на замковом мосту с мечом в руках, и отвратительная отрыжка оглашала окрестности. Агрессивность намерений монстра не вызывала ни малейших сомнений. «Господин, — подал голос оруженосец Стар, служивший когда-то еще отцу Мэтьюра, — ночь скоро, лучше отступить и заночевать в горах, утро мудренее». Но Мэтьюр уже соскочил с коня… На том, котором он ехал, не было боевых доспехов, а пересаживаться на боевого скакуна он не стал… Так вот, сэр Мэтьюр обнажил меч и направился к грозному монстру, потому что не привык отступать перед неприятелем.
Этвард замолчал, вспоминая, что было дальше. Когда слушаешь сэра Катифена, слова тянутся, как кружева, одно за другим, а когда сам пытаешься пересказать, то рассказ выглядит каким-то глупым, скучным и невнятным. И Этвард, злясь на самого себя, решил отныне каждый вечер рассказывать наедине самому себе одну из баллад сэра Катифена, пока не научится рассказывать так же связно, без пауз и всяких там «так вот»…
— Продолжайте, ваше величество, мы внимательно слушаем.
— Так вот… — повернулся к алголианину Этвард и усилием воли заставил себя не смутиться, а продолжать:
— Заметив юного рыцаря, великан очень тяжело поднял над головой, держа обеими руками, огромный обоюдоострый меч. Воздух рассек сокрушительный удар. Но Мэтьюр не был полным болваном, чтобы дожидаться пока его разрубят на куски, ведь прекрасная Лиллит ждет его живым и здоровым. А удар был поистине богатырским — аж искры высеклись из придорожных камней. Рыцарь мгновенно отскочил в сторону и, пока великан разгибался, вонзил ему в грудь меч, закаленный кровью майнстрюков. Сталь проткнула проржавевшие доспехи монстра, словно кору столетнего дуба. Великан будто и не заметил этого комариного укуса. Тогда Мэтьюр вырвал из жирного тела клинок и, пытаясь не пропустить мгновения, когда великан повторит атаку, быстрым движением снес ему голову — она покатилась под гору, оставляя за собой неприятный темный след.
— И что дальше? — заинтересовался рассказом сэр Таулас.
Этвард продолжил:
— «О, герой! — вдруг произнес человек, стоявший за великаном и до того лишь отчаянно жестикулирующий. — Ты освободил меня и мой замок от страшного чудовища, которое умертвило бы меня, если б не твое чудесное появление! Прошу быть моим гостем». Желание спасенного рыцаря отблагодарить освободителя было совершенно естественным. Время было поздним. Усталое за день тяжелой дороги тело требовало отдыха. Мэтьюр с благодарностью принял приглашение хозяина горного замка. «Ты — мой друг навеки! — говорил спасенный рыцарь, проводя дорогого гостя в трапезную, где слуги уже споро накрыли стол для пира. — Я твой должник по гроб жизни! Дружбу не купишь, и получить друга — наивысшее счастье на земле! Я поднимаю этот кубок за бесстрашного сэра Мэтьюра, освободившего мой замок от чудовищного великана!» Вино на столе хозяина замка было поистине великолепным. Блюда оказались удивительно вкусными и изысканными для тех диких гор. Слуги столь искусно подливали вино и меняли закуски, что создавалось впечатление, что кубки сами наполняются, а печеная дичина и паштеты возникают на блюде из воздуха. Речи хозяина замка очаровывали. Так вот… После трудностей военного похода Мэтьюру вдруг нестерпимо захотелось отдохнуть здесь, наслаждаясь умной беседой и великолепным вином. «Я буду счастлив, если вы погостите у меня до зимы, — говорил хозяин замка. — Не часто в эти горы забредают благородные и бесстрашные рыцари, мне здесь так не достает задушевного общества». На эти слова сэр Мэтьюр честно отвечал: «Я не могу задерживаться здесь надолго. В моем замке меня ждет невеста». На что хозяин замка убежденно говорил: «Если любит, то подождет! А если не хочет ждать, то зачем такому славному рыцарю не любящая женщина, если он всегда найдет ту, которая будет ждать его с войны сколь угодно долго». Мэтьюр согласился с доводами и выпил еще чарку столь приятного, но, как оказалось утром, такого коварного вина…
— И что же дальше? — поинтересовался сэр Таулас, заметив, что рассказчик опять уставился в окно быстро мчавшейся кареты.
— Пробуждение сэра Мэтьюра не было ужасным. Расторопный слуга поставил перед Мэтьюром кадку рассола и сообщил, что хозяин уже ждет дорого гостя в трапезной. Следующий день походил на первый, как одна снежинка на другую — узор беседы был иным, но содержание тем же. Третий вечер повторил второй, а четвертый день — третий. На десятый день оруженосец сэра Мэтьюра заявил, что пора бы и честь знать, что надо отправляться в путь, где господина ждет невеста. Но разгоряченный беседой Мэтьюр запустил в брюзгу золотым кубком, раскроив ему череп. «Браво! — восхищался хозяин замка. — Истинно рыцарский поступок. Каждый должен знать свое место».
Сэр Таулас хмыкнул. Этвард подождал, не скажет ли он чего, и вновь стал рассказывать:
— С деревьев опала листва, выпал снег. Каждое утро Мэтьюру приносили рассол, а хозяин замка, не желающий расставаться с дорогим другом, уже ждал его за богато накрытым столом. Мэтьюр иногда почему-то вспоминал самого храброго героя в армии короля Кирсана герцога Вьетского — тот всегда рубил врагов в мертвецки пьяном состоянии. Когда Мэтьюр как-то спросил его, как герцог борется с похмельем, тот ответил, что просто не допускает похмелья, не выходя из состояния живительно-возбуждающего опьянения. Мэтьюр уже сам напоминал себе герцога, только движения стали замедленными, дыхание тяжелым, ноги опухали. «Завтра, — говорил он себе перед сном, — я отправлюсь дальше, в свой замок к прекрасной и любимой Лиллит». Но на утро слуга поил его неизменным рассолом, а хозяин замка ждал с кубком в руке и горячими изъявлениями дружбы на устах в трапезной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
