А. С. Лаппо-Данилевский рассматривает систематическую и эволюционную интерпретацию, анализируя множество разнообразных исследовательских ситуаций.
Выше мы уже обращали внимание на важность сопоставления баденского и русского неокантианства для понимания путей развития европейской и российской (советской) исторической науки в XX в. Здесь же отметим схожесть рассуждений А. С. Лаппо-Данилевского и Г. Риккерта, который также писал о необходимости экспликации культурного контекста и о подвижности его границ. Немецкий философ расценивал внимание к культурному контексту как атрибут научного знания:
Донаучное индивидуализирование часто вырывает свои объекты из окружающей их среды, отграничивая их друг от друга и тем самым изолируя [здесь и далее выделено автором. – М. Р.] их. Изолированное, однако, никогда не бывает предметом научного интереса, и нет ничего неправильнее, чем отождествлять индивидуализирующий метод с простым сопоставлением изолированных фактов <…>. История, наоборот, стремится подобно генерализирующим наукам, понять все в известной связи. В чем, однако, заключается историческая связь? Историческая связь всякого исторического объекта имеет, так сказать, два измерения, которые можно было бы назвать измерениями широты и долготы, т. е., во-первых, история должна установить отношения, связывающие объект с окружающей его средой, и, во-вторых, проследить от начала до конца в их взаимной связи различные стадии, последовательно проходимые объектом, или, иначе говоря, изучить его развитие. Конечно, изображенный таким образом объект является сам опять-таки частью более широкой окружающей среды и более долгого развития, и то же самое можно сказать и об этой более обширной связи, так что в конце концов получается ряд двух измерений, который в пределе приводит нас к последнему историческому целому. Во всяком специальном историческом исследовании прекращение поисков исторической связи зависит от выбора темы. Здесь для нас лишь важно пока твердо установить понятие исторической связи вообще, понимаемой нами как известный ряд развития, имеющий различные связанные между собою стадии, связанные также с окружающей его средой[122].
Мы видим, что Г. Риккерт оперирует понятием «объект», не конкретизируя его. Принципиальное различие концепций двух методологов заключается в том, что А. С. Лаппо-Данилевский пишет об интерпретации исторического источника, а Г. Риккерт – о включении в контекст уже имеющихся (полученных наукой раньше) сингулярных (единичных) исторических фактов.
Совершенно очевидно, что типизирующего метода интерпретации недостаточно; поскольку исторический источник – произведение автора (творца), необходима индивидуализирующая интерпретация. При рассмотрении этого метода А. С. Лаппо-Данилевский уделяет особое внимание личности автора (равно и так называемому коллективному автору) исторического источника:
При истолковании источника нельзя упускать из виду личность, которая породила его и запечатлела в нем индивидуальные особенности своего творчества; но в той мере, в какой всякий исторический источник признается продуктом более или менее цельной индивидуальности, он нуждается в особого рода интерпретации – индивидуализирующей: без такого метода легко просмотреть или ложно истолковать наиболее характерные особенности источника, в силу которых он и получил, однако, свое историческое значение[123].
В историческом исследовании разные методы интерпретации выступают в разнообразных сочетаниях и комбинациях, которые зависят как от исследовательских задач, так и от особенностей исследуемого объекта – исторического источника.
Критика исторических источников
А. С. Лаппо-Данилевский подчеркивает, что понимание исторического источника, достигаемое путем его интерпретации, не снимает задачу критики. Однако он против того, чтобы придавать критике чрезмерное значение или даже сводить методологию источниковедения к учению о критике исторических источников, как, на взгляд русского историка-методолога, поступали его предшественники, сводя при этом критику по преимуществу к техническим приемам. Функции интерпретации и критики как двух источниковедческих процедур А. С. Лаппо-Данилевский разграничивает следующим образом:
…интерпретация стремится установить только то именно значение источника, которое автор придавал ему, а не то, какое источник действительно имеет для познания исторического факта, сведения о котором почерпаются из источника: она дает возможность, например, одинаково войти в мировоззрение или отдельное показание данного автора, будет ли оно истинным или ложным, и предоставляет критике решить вопрос, можно ли воспользоваться таким пониманием для построения той именно действительности, которая имеет историческое значение[124].
В ряде случаев процедура источниковедческой критики необходимо предшествует интерпретации:
…индивидуализирующий метод интерпретации находится в довольно тесной связи с критикой источника. В самом деле, для того, чтобы исходить из личности автора и таким образом объяснять его произведение, надобно знать, что последнее действительно принадлежит данному автору, а не другому лицу, а это уже входит в задачи исторической критики источника, его подлинности или неподлинности; вместе с тем индивидуализрующая интерпретация задается целью выяснить, чтó именно данный автор хотел высказать в своем произведении; но, если иметь в виду, что он хотел сказать правду или хотел солгать, решение такой задачи окажется в зависимости от критической оценки источника, а именно от критики достоверности или недостоверности его показаний[125].
В теоретической разработке понятия «историческая критика источников» А. С. Лаппо-Данилевский стоит на позиции неокантианства, определяя критику как «теоретическое отнесение данного объекта к общезначимой ценности, а не чисто утилитарную или произвольно-субъективную его оценку». Таким образом, он (как и Г. Риккерт) разграничивает понятия ценности и оценки, что современные историки делают не всегда. Научная критика устанавливает ценность объекта с точки зрения истины, соответственно историческая критика устанавливает научную ценность исторического источника, тем самым решая важнейшую задачу источниковедения:
Методология источниковедения стремится выяснить критерии, на основании которых историк может утверждать действительное существование того факта, которым он интересуется; но историческая критика преследует такую задачу с иной точки зрения, чем интерпретация: историк-критик входит в оценку научного значения источника, поскольку, на основании сообщаемых им данных, он получает право утверждать, что этот факт действительно был, вместо того, чтобы, подобно историку-истолкователю, стремиться только понять, какой именно факт мог бы быть восстановлен на основании данного источника. Историческая критика, значит, определяет научную ценность источника для построения действительности, что она и может сделать только путем отнесения его к научной ценности, называемой «фактической» истиной; с такой точки зрения историк стремится установить, в какой мере данный источник может служить для познания действительности, а не только желает уразуметь его содержание[126].
А. С. Лаппо-Данилевский выделяет две разновидности исторической критики, различая их по познавательным целям:
…источник может иметь научно-историческую ценность в двояком смысле: в качестве исторического факта или в качестве показания об историческом факте. С такой точки зрения можно различать и два рода критики: критику, устанавливающую научно-историческую ценность источника как факта, и критику, устанавливающую научно-историческую ценность показаний источника о факте[127].
Как можно заметить, речь идет об установлении подлинности исторического источника и оценке достоверности его информации. Эти понятия А. С. Лаппо-Данилевский трактует так:
Понятие о подлинности источника можно формулировать следующим образом: если историк имеет основание утверждать, что действительный источник есть тот самый факт, каким этот источник представляется ему, он и признает его подлинным. В самом деле, утверждая, что источник есть действительно тот самый факт, каковым этот источник представляется ему, историк признает, что автор его есть действительно то самое лицо (единичное или коллективное), которым он представляется; что этот источник действительно возник в то время и в том месте, которые в нем означены; что этот источник действительно сохранил ту самую форму и то самое содержание, какие он получил при своем появлении; что этот источник действительно имел то самое значение, какое он сам себе приписывает, хотя бы, например, значение оригинала, а не копии, и т. п. На основании таких суждений историк и приходит к заключению, что данный источник – подлинный[128].
