Перекатившись на спину, Джилли раздраженно спросила:
— Как можно чувствовать себя спокойно рядом с таким человеком? Всего за час до этого он застал меня за мытьем лестницы, бесцеремонно поставил на ноги и накричал на меня, требуя, чтобы я больше никогда, повторяю, никогда ни до чего не дотрагивалась и не убиралась в Холле.
Она опустила подбородок на грудь и произнесла низким голосом:
— «Когда же ты, во имя дьявола и всех темных сил, осознаешь тот факт, что ты больше не служанка? Вы здесь хозяйка, мадам, и ваша обязанность — надзирать за прислугой, а не нырять вместе с ней в горшки и лоханки», — Джилли снова глубоко вздохнула. — Но самое худшее было еще впереди, мама. Он схватил меня за руку, поставил на ноги и завел разговор о моих руках.
Она вытянула их перед собой и пристально изучала, продолжая говорить:
— Он заинтересовался тем, почему они так распухли и все в болячках. Я, конечно, сразу же заявила ему, что такие руки бывают у всех, кто трудится. Он поднял бровь. Ох, мама, ты бы видела, как он это делает, он одним движением брови может унизить человека так, что тот почувствует себя полным ничтожеством. Я пыталась выразить на своем лице что-то подобное, три часа простояла перед зеркалом и добилась только того, что у меня был такой вид, будто я во что-то грязное вляпалась. Ну так вот, он поднял эту свою проклятую бровь и уставил на меня свой нос — образец совершенства — и сказал: «Твои руки свидетельствуют только о недюжинной физической силе. Каждый осел может таскать тяжести. Я предпочитаю гордиться острым умом». Потом он велел мне что-нибудь сделать со своими руками и отправился восвояси полировать ногти или заниматься еще чем-нибудь столь же бессмысленным.
Джилли провела на кладбище больше двух часов, повествуя, как обычно, о событиях своей жизни. Но каким-то образом этот визит, как и тот, что произошел в день после свадьбы, был полностью посвящен обсуждению ее новоиспеченного мужа. Она рассказала своей матери о том, как Хэтти Кемп, убедившись в том, что Кевин — честный человек, после того как он женился на Джилли, принялась стряпать по-прежнему — простую, но сытную деревенскую еду, для чего из деревни по приказу графа доставляли продукты. Когда Кевин понял, что кухарка подавала ему несъедобную еду из-за того, что считала его плохим хозяином, он страшно разгневался и чуть не выгнал ее, но, в конце концов, успокоился и позволил ей остаться в доме. Трапезы перестали наводить на него ужас, так что Кевин был избавлен от необходимости искать новую кухарку и одновременно заботиться о том, как не Нанести ущерба самолюбию Хэтти, и только Джилли он так и не простил этого инцидента.
В то время как ее законный супруг два дня умирал от голода (будучи убежден, что иначе будет отравлен), Джилли полноценно питалась на кухне вместе с остальными слугами. Памятуя о своем обещании оставить Хэтти Кемп кухаркой, данном в обмен на ее согласие на брак, он обвинил жену в том, что она участвовала в заговоре у него за спиной, и заявил, что не скоро простит ей это.
И тот же самый человек, увидев, как Джилли несет корзины с едой бедным, только добродушно улыбнулся и сказал, что они с Хэтти делают доброе дело, помогая нуждающимся обитателям поместья.
Джилли видела Кевина разъезжающим по полям на своем породистом жеребце — он надзирал за работниками и, казалось, вовсе не был с ними груб. Оказалось, он неплохо разбирается в хозяйстве, что стало сюрпризом для Джилли — она была уверена, что он рожь от овса не отличит.
Вместе с Уолтером Греем, управляющим поместьем, граф объезжал свои владения с восхода до заката, вникая во все: от состояния домов работников до посадок хмеля, ремонта молотилок и севооборота в соответствии с последними тенденциями рационального землепользования.
Джилли, которой поначалу казалось, что мужа вообще нельзя никуда отпускать одного, потому что он может упасть с обрыва или вляпаться по глупости еще в какую-нибудь неприятную историю, пришлось признать — нельзя сказать, чтобы ей это было приятно, — что этот человек, пожалуй, неплохо справляется с управлением поместьем.
Люди, чье существование было связано с Холлом — их было около шести сотен, — тоже начали признавать его. Когда он проезжал по дороге, девочки приседали в реверансе, мальчики снимали шляпы, а взрослые мужчины уважительно кланялись. Что касается деревенских женщин — Джилли корчила гримаску каждый раз, когда думала об этом, — они просто были без ума от него, его платья и манер. А его взгляд? Джилли пришлось признать, что он играет не последнюю роль в его привлекательности.
В результате он полностью прибрал к рукам управление имением, и это особенно сильно уязвило Джилли. Уолтер Грей был хорошим управляющим, но он нуждался в руководстве, и в последние три года это руководство осуществляла Джилли. Почему Джилли? Почему бы и нет, думала она, ведь старый граф отошел от дел, а Джилли была единственным человеком в поместье, не считая самого Уолтера, умевшим читать и писать достаточно хорошо для того, чтобы вести учетные книги.
Если бы мать Джилли была жива, она могла бы рассказать о том, что Джилли с самого раннего возраста испытывала потребность взвалить на себя заботы всего мира, чувствуя себя ответственной за все, что происходит вокруг.
Она добросовестно выполняла свою работу, и не ее вина, что Холл потерял весь урожай из-за дождливого лета 1811 года. С большинством поместий произошло то же самое. Цены на овес и картофель выросли втрое за следующие несколько месяцев, но это не принесло доходов поместью — здесь не выращивали эти культуры, и нечего было продавать на рынке.
Работники не винили Джилли. Она знали: виной всему — беззаботность Сильвестра и потерянный урожай. И если они возлагали все свои надежды на нового графа, что в этом удивительного? В конце концов, что может одна юная девушка?
Джилли оставалось только изливать душу матери и брату, рассказывая о том, какой бесполезной она чувствует себя теперь, когда Кевин взял на себя управление поместьем и запретил ей даже убираться в Холле. Если бы не Гарри и остальные, она бы вообще вынуждена была признать, что никто в ней не нуждается. Этого она матери не сказала — она никогда не упоминала о Гарри во время своих визитов на кладбище, боясь огорчить мать.
Наконец, исчерпав все свои горести, жалобы, страхи и слухи Холла — она знала, что матери понравится характеристика Лайла и Фитча, данная Кевином: «То ли они медлительны от усердия, то ли добросовестно ленивы, я еще не понял», — она поднялась и собралась возвращаться в Холл.
— До свидания, мама, до свидания, Томас. Спите спокойно. Спасибо, что позволили поговорить с вами. Я обещаю, что скоро приду опять и расскажу обо всех новостях. Не беспокойтесь обо мне, со мной все будет в порядке, вот только научусь сосуществовать с мужем.
