Он остановился, подбежав к границе парка, потом, сунув руки в карманы, с видом солидного джентльмена пошел по тротуару. Он помнил себя и отца, и ту радость, которую он испытывал тогда, бывая вместе с отцом, когда братишки ещё не было на свете, и потом, когда братишка был совсем маленький. А после, когда братишке было два года, отец погиб, и Роджеру пришлось взять на себя заботы о семье – так ему сказала тогда мама, хотя ему было только семь лет. Теперь ты у нас в семье за мужчину, Роджер, говорила она ему. Спускаясь с горы на детских санках, он вновь пережил то время, когда отец был жив, и ту радость – вот для чего ему хотелось прокатиться. А теперь, когда ты идешь по тротуару, держась серьезным джентльменом, ты уже в другом времени, уже после гибели отца в железнодорожной катастрофе, и тебе не до шуток, ты взрослый мужчин, на тебе теперь семья, Роджер.
Мужчина в семь лет, подумал он.
Как, черт возьми, можно стать мужчиной в семь лет?
Да, я всегда выглядел старше своего возраста.
И сейчас тоже.
Роджер встряхнул головой.
На него стала находить депрессия. Он не понимал, почему. Лицо было мокрым от снега. Он вытер его рукой, потом достал из кармана платок и снова вытер лицо. Подумал, что надо бы попробовать позвонить Амелии. И надо бы поговорить с тем детективом.
Роджер заключил сам с собой договоренность. Если следующим автомобилем, который проедет по улице, будет черный «шевроле», то он пойдет в полицию и встретится с тем детективом. Но если следующим будет такси, то позвонит Амелии. Если же пройдет грузовик, то пойдет к себе в номер, соберет вещи и отправится домой, это будет самое лучшее, о нем ведь там беспокоятся. Но, очевидно, из-за снега на улице было пусто, и, когда наконец показалась машина, то ею оказался голубой «форд» с открывающимся верхом. Насчет него у Роджера не было с собой договоренности. Обругав «форд», он пошел дальше, увидел телефонную будку и набрал номер Амелии.
Ответил тот же женский голос.
– Что вы хотите? – спросил голос.
– Это снова Роджер Брум, – начал он. – Я хотел бы поговорить с Амелией.
– Минутку, – ответила женщина. Она прикрыла ладонью трубку, и Роджер услышал, как она позвала: – Мелия! Это твой мистер Чарли![2]
Роджер подождал.
Когда Амелия подошла к телефону, первым делом Роджер выпалил в трубку:
– А кто такой мистер Чарли?
– Потом скажу. Где ты?
– Не знаю. Где-то возле парка.
– Хочешь меня увидеть? – спросила Амелия.
– Да.
– Только сразу я не смогу прийти. Я помогаю маме, мы тут возимся с занавесками.
– Это мама подходила к телефону?
– Да.
– У неё приятный голос.
– Да, она у меня очаровательная.
– А в чем ты ей, ты сказала, помогаешь?
– С занавесками возимся. Она сшила новые занавески, и мы сейчас вешаем их, – ответила Амелия.
– А без тебя она не справится?
– Нет. – Амелия немного помолчала. – Встретимся попозже – если, конечно, хочешь.
– Хорошо. А когда попозже?
– Через часок.
– Хорошо. А где?
– Ой, я даже не знаю. А что если у аптеки?
– О'кей, у аптеки, – согласился Роджер. – Сейчас сколько?
– Сейчас примерно двадцать минут третьего, я думаю. Скажем, в три тридцать – для верности.
– О'кей, у аптеки в три тридцать.
– Это-то ты знаешь, где?
– А как же? А где это?
Амелия рассмеялась.
– На углу Эйнсли и Одиннадцатой Севера.
– Эйнсли и Одиннадцатой. Хорошо.
– В три тридцать.
– Да, в три тридцать. Роджер сделал паузу, а потом спросил: – Так кто такой мистер Чарли?
– Мистер Чарли – это ты.
– Я?
Амелия снова рассмеялась.
– Об этом расскажу, когда увидимся. Прочту тебе лекцию по межрасовым отношениям.
– О, Господи.
– И ещё кое о чем, – шепотом добавила Амелия.
– О'кей, – вымолвил Роджер, сердце которого запрыгало в груди. – В три тридцать у аптеки. Я пока пойду домой, одену чистую рубашку.
– О'кей.
– Пока, – сказал Роджер.
– Пока, – сказала Амелия.
Когда Роджер подошел к дому, у подъезда увидел полицейский автомобиль.
В нем никого не было. Стекло окошка со стороны тротуара оказалось опущенным, и слышались радиопереговоры полиции. Роджер поднял голову и через стекла входной двери увидел миссис Дауэрти, разговаривавшую с двумя полицейскими в форме.
Роджер хотел было развернуться и перейти на другую сторону улицы, но один из полицейских в этот момент повернул голову и взглянул на Роджера. Теперь, раз уж его увидели, сворачивать было поздно, и Роджер как ни в чем не бывало поднялся по ступенькам, сбил с ног снег, открыл дверь и вошел в вестибюль. Радиатор отопления издавал глухой шум и шипение. Спиной к нему стоял полный полицейский. Руки он держал за спиной, расправил пальцы над радиатором. Когда Роджер входил в вестибюль, миссис Дауэрти что-то объясняла полицейским:
– ...Обнаружила только полчаса назад, когда спустилась в подвал, надо было положить там грязное белье, добрый день, мистер Брум.
– Добрый день, миссис Дауэрти, – ответил Роджер. – Что-нибудь случилось?
– О, ничего серьезного, – сказала миссис Дауэрти и снова повернулась к полицейскому, когда Роджер прошел мимо. – Не скажу, что это новая вещь, да и вообще... Но долларов пятьдесят-семьдесят это стоило, я думаю, а там кто его знает, – рассказывала она полному полисмену. Роджер открыл следующую дверь, ведущую из вестибюля. – Что неприятно – что кто-то смог проникнуть в подвал и...
Роджер закрыл дверь и поднялся по ступенькам в свою комнату.
Не успел он снять пальто, как раздался стук в дверь.
– Кто там? – спросил он.
– Это я, Фук.
– Кто?
– Фук. Фук Шэнехен. Откройте.
Роджер подошел к двери и отпер её. Фук был маленьким лысым человеком лет сорока пяти с горящими глазами. На нем была белая рубашка, поверх неё – коричневый джемпер. Когда Роджер увидел Фука, на лице того сияла улыбка. Он вошел в комнату с видом заговорщика и немедленно закрыл за собой дверь и запер её.
– Полицию внизу видели? – спросил он сразу.
– Да, – ответил Роджер.
– Вот то-то! – радостно сказал Фук, продолжая сиять.
– А чего им надо?
– А вы не знаете, что случилось?
– Нет. А что?
– Кто-то грабанул нашего кровососа.
– Вы кого имеете в виду?
– Дауэрти. Дауэрти – нашу хозяюшку, кого же еще?
– Приятная леди, – сказал Роджер, пожав плечами.
– Ой-ой-ой, – запричитал Фук, – ой-ой-ой, приятная.
– Мне она кажется приятной леди, – уточнил Роджер.
– Это потому что вы живете здесь всего несколько дней. А я живу тут, в этом болоте, уже шесть лет. Шесть лет! И я говорю вам, что это кровосос, скряга, таких жадных людей свет ещё не видывал, это я вам говорю. У, старая ведьма!
– Ну и в чем же дело? – Роджер недоуменно пожал плечами.
– Я очень рад, что почистили эту старую ведьму.
– А что взяли?
– Да мало, – недовольно произнес Фук. – У вас тут выпить нет?
– Что? А, нет, извините.
– Тогда я сейчас мигом.
– А куда вы?
– В свой номер. У меня там есть бутылочка. Стаканы есть?
– Один только. Вон, на раковине.
– Ладно, свой принесу, – сказал Фук и исчез.
Так, подумал Роджер, я был уверен, что она рано или поздно обнаружит это, но не думал, что так быстро. Или, пожалуй, не ожидал, что она вызовет полицию, если и обнаружит. Но она и пропажу обнаружила, и полицию вызвала. Полисмены сейчас на первом этаже, так что, может быть, сейчас самое подходящее время напиться с Фуком. Нет, я же договорился с Амелией на полчетвертого.
Надо было мне быть поосторожнее.
В тот момент казалось, что я поступал как надо.
Может быть.
Вновь в дверь постучали.
– Входите, – крикнул Фук.
Это был Фук. Он нес в руках полупустую бутылку бурбона, на горлышко которой был надет стакан. Он поставил бутылку на туалетный столик, потом подскочил к умывальнику и взял стакан Роджера, снял свой стакан с горлышка и поставил оба стакана рядом, затем взял в руки бутылку.
– Скажете, когда хватит, – предупредил он.
– Я много не пью, – сообщил ему Роджер.
– Я тоже, – в тон ему ответил Фук, при этом подмигнув, и налил полстакана.
– Для меня это слишком много, – заметил Роджер.
– Хорошо, этот я возьму себе, – ответил Фук и стал наливать другой стакан.
– Достаточно, – остановил его Роджер.
– Еще немножко. Праздник все-таки.
– А что празднуем?
Фук налил Роджеру ещё на палец виски и подвинул ему стакан, затем поднял свой и произнес:
– За убыток миссис Дауэрти, и чтобы он для старой ведьмы оказался невосполнимым.
– Невосполнимым?
– Чтобы страховку не получила. – Фук подмигнул Роджеру и сделал внушительный глоток виски. – Пусть также это будет началом целой серии убытков. Пусть этот несчастный жулик проникнет в подвал этой ночью и украдет у нее, скажем, корыто для стирки, а в следующий раз – печку, а потом – её нижнее белье, которое висит там на веревке. Пусть все бродяги и жулики этого паршивого города ночь за ночью совершают набеги на подвал миссис Дауэрти и очищают его, как стая стервятников, слетевшихся на падаль. Пусть множатся убытки до тех пор, пока у старой ведьмы не останется ничего, кроме нижнего белья. И пусть однажды ночью отважный насильник заберется к ней через окно, сделает свое дело и оставит её в одной ночной рубашке, чтобы совсем не замерзла. Аминь, – закончил Фук и осушил свой стакан. Потом он снова налил себе, на этот раз полный стакан, почти до краев. – Вы не пьете, мой друг, – заметил он Роджеру.
