Добравшись до фасада этой стены, мы обнаружили здесь множество глиняных кувшинов, алебастровую вазу и едва заметные серые линии, очерчивающие прямоугольный след, который оставил деревянный ящик. Снимая землю слой за слоем, мы нашли в ящике два кинжала с золотыми лезвиями и золотыми заклепками на рукоятках, а между ними цилиндрическую печать из белого перламутра с надписью: «Царь Мес-калам-дуг». Рядом с ящиком стоял деревянный гроб с телом мужчины, однако найденные в нем предметы ничем не напоминали убранства царственной особы. Стена не только уходила дальше в глубь почвы, но и продолжалась в стороны. Когда мы обнажили ее верхний контур, выяснилось, что стеной обнесен огромный квадрат, в котором деревянный гроб занимает весьма скромное место в углу. Нам стало ясно, что до царской усыпальницы мы еще не дошли. Под глинобитным полом, на котором стоял гроб, оказался новый довольно толстый слой с глиняной посудой. По-видимому, он занимал всю огороженную стеною площадь. В этом же слое, но в противоположном от гроба углу, мы нашли еще одно погребение мужчины с оружием и каменными и медными вазами. Сняв глинобитный пол, мы обнажили новый слой посуды и погребение. Под ними было еще несколько слоев жертвоприношений, чередующихся с прослойками глины. Ниже и до самого основания стены шла чистая земля, которой засыпали могилу. В этом слое мы нашли только большой глиняный сосуд, перевернутый вверх дном, а под ним — две-три маленькие чашечки для еды, расставленные на циновке, — остатки жертвенной трапезы властелина подземного царства.
Мы начали копать дальше вглубь. Внезапно перед нами появились известняковые блоки, скрепленные зеленой глиной. Они образовывали свод. Так как камни быстро оседали, мы сначала испугались, что свод проломлен грабителями, но еще через полчаса работы с облегчением увидели: каменная кладка не тронута. Перед нашими глазами предстал совершенно целый маленький купол. Это был волнующий момент. Купол опирался на венец из толстых деревянных балок, концы которых выступали наружу. Балки истлели, и в каменной кладке кровли осталось с полдюжины отверстий. Сквозь них можно было заглянуть внутрь усыпальницы: лучи электрических фонариков достигали пола, выхватывая из темноты позеленевшие медные сосуды, среди которых то тут, то там искрами вспыхивало золото. Продолжая раскопки, мы добрались до верхнего края стен усыпальницы. Здесь по углам на вязкой глине, заполнявшей пространство между усыпальницей и стенами шахты, мы нашли золу, остатки костров, разбитые глиняные сосуды и кости животных. Перед входом в усыпальницу лежали скелеты трех овец.
Каменная кладка, закрывавшая вход, была разобрана. В усыпальнице под обвалившимися деревянными балками лежало пять скелетов. Четверо мужчин, судя по их бедным украшениям, были слугами. Пятый скелет оказался женским. На этой женщине был золотой головной убор, какой носили только самые знатные особы. Длинная изогнутая булавка, неизвестной нам еще формы, скрепляла ее накидку. В руках она держала рифленый золотой кубок, украшенный резьбой. Рядом с нею лежала цилиндрическая золотая печать, единственная из когда-либо найденных нами золотых печатей. Несомненно, здесь покоилась царица.
Теперь весь обряд погребения стал нам понятен. Тело царя вместе со слугами, число которых могло быть различно, помещали в усыпальницу, запечатывали дверь, и на маленькой площадке перед входом совершали жертвоприношение. Затем могилу начинали засыпать. Когда над поверхностью оставался только купол усыпальницы, вокруг него зажигали костры и справляли тризну. В глиняную трубу, уходившую вниз к подножью усыпальницы, совершали возлияния в честь умершего. Затем в могилу ссыпали новый слой земля. В нем оставляли приношение подземному богу, прикрыв его перевернутым глиняным горшком, чтобы в пищу не попала земля. А сверху, в наполовину засыпанной могиле, возводили из кирпича-сырца подземный покой, который постепенно заполнялся. Сначала в него приносили глину и утаптывали ее, чтобы на твердом полу расставить дары и положить принесенного в жертву человека. Все это засыпали землей, делали новый глинобитный пол, приносили новые дары и еще одну жертву во славу покоящегося внизу мертвеца. Так продолжалось до тех пор, пока могила не оказывалась заполненной почти до самого верха. Тогда половину могилы перекрывали сводом из кирпича-сырца и в эту верхнюю могилу ставили гроб с телом человека, который был, по-видимому, главной жертвой. Здесь же царь Мес-калам-дуг оставил в дар безымянной царице свои золотые кинжалы и печать со своим именем. Верхнее погребение в свою очередь засыпали землей, заполняли всю могилу доверху, а над нею, возможно, возводили нечто вроде погребального храма, дабы место это было свято и неприкосновенно.
Каждый этап этой тщательно разработанной церемонии, по-видимому, сопровождался религиозными обрядами, и все погребение должно было продолжаться довольно долго. Погребальные обряды в деталях, возможно, менялись, однако находка второй, к сожалению ограбленной, царской гробницы с точно такими же слоями жертвоприношений над усыпальницей доказывает, что первая гробница была не случайным явлением. Она достоверно иллюстрирует обычный погребальный обряд царей.
В Месопотамии никто до нас не находил подобных гробниц, и нам не с чем было их сопоставить. Археология не знала тогда ничего похожего. Царские погребения были уникальны по времени, по богатству, по архитектуре и тем более по сложности связанного с ними ритуала. К тому же в шумерийской литературе нет даже намека на человеческие жертвоприношения во время царских похорон. Этот обычай, насколько нам известно, противоречит всем традициям шумерийцев.
Раскопки кладбища навели меня на мысль, что погребения, столь значительно отличающиеся от обычных могил, могли быть только царскими гробницами. В отчете о предварительных результатах наших исследований я без колебаний выдвинул эту точку зрения, даже не предполагая, что она может вызвать возражения. Но в действительности так оно и случилось. Немедленно появилась другая теория, и до сих пор ученые не могут прийти к соглашению.
Эта теория гласит, что найденные нами массовые погребения представляют собой могилы жертв праздника Плодородия. Действительно, в Шумере исторической эпохи одним из главных религиозных обрядов была ежегодная церемония моления о плодородии полей, стад и рода человеческого. Во время этого обряда великого бога — покровителя города — выносили из его храма и праздновали его свадьбу с богиней. Предполагается, что роль бога играл сам царь.
В мифологии многих народов жатва связывается с представлением о боге, который умирает зимой и оживает весной. Таков, например, миф о Таммузе, или Адонисе. Следовательно, обряд праздника Плодородия предполагает гибель главного действующего лица. Если этим лицом был действительно царь, то вряд ли он пошел бы на добровольную жертву. Гораздо вероятнее, что при жертвоприношении в праздник Плодородия у него был заместитель, который, по-видимому, некоторое время пользовался титулом и правами царя, чтобы затем умереть вместо него.
Таким образом, согласно этой теории, гробницы Ура представляют собой погребения ритуальных «царей», принесенных в жертву ради блага страны вместе с их ритуальными «придворными». О том, что «цари» были не настоящими, якобы можно судить, во-первых, по отсутствию в шумерийских текстах каких-либо упоминаний о человеческих жертвоприношениях во славу земных владык, а во-вторых, по тому, что ни одно из имен, обнаруженных на цилиндрических печатях в гробницах, не встречается в списке шумерийских царей.
На мой взгляд, эта теория жертвоприношений в честь праздника Плодородия не выдерживает серьезной критики. Действительно, в шумерийских текстах не упоминается о человеческих жертвоприношениях на похоронах царей. Но ведь ни один из текстов и не описывает царских похорон! Следовательно, такое негативное свидетельство ничего не доказывает. Зато нам хорошо известны тексты с описанием ежегодного праздника Плодородия, в которых тоже нет ни единого слова о человеческих жертвоприношениях. В данном случае такое умолчание приобретает силу доказательства и позволяет сделать вывод: значит, никаких жертвоприношении во время праздника Плодородия и не было.
Далее. В соответствии с этой теорией в захоронениях погребали обоих участников «свадьбы богов». Значит, мы должны были находить в каждой гробнице прах «мужчины и женщины». Но ничего похожего мы не нашли. Во всех гробницах всегда был прах только одного владельца — либо мужчины, либо женщины.
Далее. В невесты богу явно выбирали девственниц, по-видимому самых красивых и уж наверняка молодых. Но Шубад была женщиной около сорока лет.
И, наконец, последнее. Праздник Плодородия, несомненно, был ежегодным обрядом. Наше кладбище с тысячами могил, зачастую расположенных в пять-шесть слоев друг над другом, существовало на протяжении длительного времени. Однако мы обнаружили здесь только шестнадцать царских гробниц, о которых можно спорить. Неужели жители древнего Ура справляли этот важнейший обряд лишь время от времени, а большую часть лет не заботились о плодородии своих полей, полагаясь на волю случая? В это трудно поверить.
