Это было открытие первостепенного значения, и, поскольку доктор Холл не довел раскопки до конца, наша объединенная экспедиция сочла своим долгом как можно скорее завершить начатую им работу. В раскопочный сезон 1923/24 г. на маленьком холме (это был Эль-Обейд) обосновалась специальная партия экспедиции. Мы возобновили раскопки, надеясь собрать дополнительные сведения об этом сооружении, а может быть, даже обнаружить новые предметы, скрытые под землей.
Опыт доктора Холла послужил нам предостережением. Найденные им медные статуи настолько пострадали от коррозии и были так изломаны, что, несмотря на все их значение, представляли собой лишь тень оригинала. От львиных голов осталась только битумная основа с инкрустированными глазами и пастью. От колонн уцелели разрозненные фрагменты мозаики, — только их и удалось извлечь. От большого медного рельефа сохранилась едва оленья голова; все остальное пришлось воссоздавать по кусочкам, а такая реконструкция во многом остается сомнительной. Поэтому мы тщательно подготовились на тот случай, если нам встретится что-либо похожее. Мы должны были быть во всеоружии, чтобы справиться со сложнейшей задачей извлечения и переноски древних предметов.
Холл вел раскопки от угла здания и дошел почти до середины стены. Здесь его рабочие нашли и частично разобрали необычайно плотную кучу кирпича-сырца, где и оказались все медные скульптуры. С этого места мы и решили начать.
Обнажить кирпичную кладку оказалось нелегко, потому что мы не понимали ее истинного назначения. Лишь позднее выяснилось, что перед нами одна сторона лестницы, примыкающей под прямым углом к стене главного здания. Несколько сохранившихся у подножия лестницы ступеней представляют собой крупные блоки белого известняка. Это первый пример использования камня в зданиях Южной Месопотамии, если не считать аналогичной лестницы, соединяющей террасы ступенчатой башни Абу Шахрейна, руины которой находятся километрах в восемнадцати южнее Ура. Дальнейшие исследования показали, что само сооружение представляло собой сплошную кирпичную платформу, на которую вел ряд ступеней. Она служила лишь основанием некогда стоявшего на ней здания. Теперь это здание исчезло.
Обогнув лестницу и двигаясь дальше вдоль стены, мы нашли между лестницей и дальним углом платформы еще одну груду предметов, частично похожих на те, что были обнаружены доктором Холлом. Все они лежали под такой же массой кирпича-сырца, из которого в более поздний период над развалинами древнего здания была возведена новая платформа. В углу между лестницей и стеной здания лежали две двухметровые деревянные колонны, инкрустированные перламутром, сланцем и красным камнем, а также другие пальмообразные колонны и брусья, обшитые листами меди. Сверху были свалены четыре медные статуи стоящих быков с повернутыми назад и прижатыми к плечу головами. Вдоль стены лежали медные рельефы, изображающие отдыхающее стадо, а между ними — фрагменты мозаичного фриза, на котором фигуры из белого известняка или раковин выделялись резкими силуэтами на фоне черного сланца, окантованного полосками меди. И тут же мы повсюду находили разбитые или целые инкрустированные глиняные цветы. Такие же цветы на конусообразном стебле были обнаружены во время первых раскопок.
Как-то раз один из рабочих на моих глазах откопал небольшую продолговатую табличку из белого известняка с высеченной на ней надписью. Я передал ее стоявшему позади мистеру Гэдду, и тот вслух прочел:
«А-анни-пад-да, царь Ура, сын Мес-анни-пад-ды, царя Ура, воздвиг сие для своей владычицы Нин-Харсаг».
Этот мемориальный камень, заложенный в фундамент здания, был нашей важнейшей находкой.
Надпись как будто не сулила ничего особенного: какой-то набор почти непроизносимых имен, и всё. Однако нас она взволновала. Первое имя было незнакомо никому, и нам в том числе. Зато второе мы знали: по шумерийскому списку царей это имя первого царя первой династии Ура.
Во введении к настоящей книге я уже говорил, какое огромное значение имеет находка этой таблички. Благодаря ей мы установили что династия, которую раньше считали мифической, существовала в действительности, была историческим фактом. Но табличка не только подтверждает достоверность списка царей. Поскольку она была обнаружена в развалинах эль-обейдского храма, благодаря этой табличке мы можем правильно датировать время его постройки и отвести всем найденным тут предметам подобающее место в историй развития месопотамского искусства. А это в свою очередь свидетельствует о том, что время правления первой династии Ура было периодом значительной протяженности. Теперь это определенная историческая эпоха, о которой мы можем судить по дошедшим до нас предметам.
К сожалению, с этими предметами, получившими столь большое значение после находки мемориальной таблички, нам пришлось вдоволь помучиться. Они лежали в земле так густо, что по мере раскопок появлялись на поверхности иной раз сразу по полдюжины. А ведь каждый предмет требовал особой обработки! А состояние предметов оправдало полностью наши опасения.
Верхний из четырех медных быков был вообще ни на что не похож: о его существовании мы догадались только по обилию зеленого порошка и по одной частично сохранившейся ноге. Второй бык выглядел более обнадеживающе, однако на поверку он оказался разбитым на тысячи кусочков, и металл настолько размягчился, что рассыпался в прах от малейшего прикосновения. Три недели провозился я, пытаясь его сохранить, но когда мы извлекли статую, она распалась на атомы. Со следующими двумя нам больше повезло, и теперь в Британском и Филадельфийском музеях стоят пусть изуродованные и разбитые, но все же прекрасные фигуры быков, дающие представление об изяществе оригинала. Это древнейшие медные статуи из сохранившихся до наших дней.
С медными рельефами дело обстояло проще. Лишь один из них пришлось бросить, так как он распался, но и в этом случае удалось извлечь первоклассную по исполнению голову животного: в отличие от тела, кованного из тонкого медного листа, она оказалась литой, а потому более прочной.
Инкрустированные колонны были раздавлены в лепешку, дерево истлело, но большинство мозаичных узоров осталось на своем месте; только на концах колонн мозаика оказалась перепутанной и разбросанной. Мы извлекали колонны по частям, заливая воском мозаику верхнего и нижнего слоев одновременно. Такие пласты можно было затем разделить и перенести с помощью провощенного холста на новую основу, не изменяя положения ни одного камешка или кусочка перламутра. С одним пластом мы так и поступили, причем основой нам послужила круглая бочка из под керосина, оказавшаяся точно такого же диаметра, как истлевшие колонны. Остальные пласты мозаики и отдельные ее частицы, найденные в земле, мы сохранили для более тщательной реконструкции.
Мозаичная панель
Мозаичный фриз
Медный рельеф орла с двумя оленями
Мозаичные фризы был просто скреплены воском и провощенным муслином, а восстановление их мы оставили на усмотрение музейных реставраторов. Всего мы нашли два фриза. Один простой, изображает ряд птиц, очевидно голубей, из белого известняка, на темном фоне. Известняк, по-моему, в древности был раскрашен. Второй фриз сложнее по рисунку и тоньше по исполнению. Большую его часть занимают идущие коровы, вырезанные либо из известняка, также, по-видимому, некогда раскрашенного, либо из раковин, которые скорее всего оставались белыми. В середине фриза изображена сценка. По одну сторону тростникового хлева, откуда выглядывают два теленка, мужчины доят коров; они сидят ни низеньких скамеечках, поставленных сзади, под коровьими хвостами, а перед коровами привязаны к стойлам телята в намордниках, словно для того, чтобы матери отдавали побольше молока. По другую сторону хлева двое бритых мужчин в плиссированных юбках, которые позднее стали ритуальным облачением жрецов и царей, льют молоко сквозь сито в стоящий на земле подойник, а двое других сливают процеженное молоко в большие сосуды.
Это типичная сценка из пастушеской жизни, однако одеяние действующих лиц наводит на мысль, что она означает нечто большее. Во всяком случае в более поздние времена при храмах существовали священные коровники, и на этом фризе, возможно, изображены жрецы, приготовляющие молоко богини-праматери Нин-Харсаг, которое считалось пищей царей. Таким образом, простая домашняя сценка вполне могла иметь религиозное значение. Это подтверждается еще одной особенностью того же фриза. Здесь между фигурами идущих коров вставлена небольшая панель с казалось бы весьма странным изображением. Бородатый бык пробирается среди холмов, а на его спине сидит вцепившийся в бычью холку львиноголовый орел. Сценка явно мифологическая, и ее присутствие лишь подтверждает наше мнение о значении фриза в целом.
