увидела Вилли. Я положила голову ему на грудь. Как же хорошо, что он со мной!
— Прости меня, что уговорила тебя участвовать в выборах! До чего мы дошли! Что теперь будет?
Вилли обнял меня, ему тоже было плохо.
— А где Гин? — спросила я мужа, — ему, наверное, тоже тяжело?
Но Вилли ничего не ответил мне. Я вглядывалась в толпу, но Гина не было видно.
Там вдали стоял Кэрн, окружённый керинчанами.
Толпы, которые шли за Вилли теперь вообще нас не замечали. Все мчались к Кэрну, плакали, умоляли простить, бросались перед ним на колени.
— Встаньте! — просил он их, — в случившемся никто не виноват! Это стечение обстоятельств!
Недавние сторонники Вилли целовали ноги Кэрну.
— Не надо этого делать! — повторял он. Все хорошо! Все в порядке! Вы не в чем не виноваты!
— Накажите нас! Пожалуйста! — кричали люди.
— Каждый человек наказывает себя сам! — отвечал Кэрн.
Люди не отпускали его. Всем хотелось получить его прощение.
Наконец он не выдержал и попросил всех разойтись.
Люди виновато брели домой. Мы все испытывали чувство вины перед собой, перед другими керинчанами, перед Кэрном. Но только у нас с Вилли оно было во много раз сильнее, чем у других. Кэрн не взял с собой ни полицию, ни армию. Только одну сказку! Всё-таки он великий оратор, а мы глупые варвары! Одно меня удивляло, куда же исчез Гин? Где его команда журналистов?
Кто-то окликнул нас. Я оглянулась и увидела Кэрна. Его глаза были настолько добрыми, что я на мгновение забыла о том, что произошло.
— Нам нужно поговорить! — сказал он.
— Кэрн! Что с Лутте? — спросила его я.
Он указал на великого ученого, пытающегося выбраться из туннеля. Он был весь в пыли с огромным синяком под глазом, но при этом веселился, как обычно:
— Кэрн всем подарит шарик, а Алла мне фонарик.
Я почувствовала себя такой виноватой, что упала на колени:
— Лутте, прости меня!
Лутте даже прослезился, подошёл ко мне и поцеловал в щечку. Я не пыталась его оттолкнуть. После того, что мы устроили, я готова была смириться с чем угодно.
— Бей ещё! — сказал он, счастливая улыбка не сходила с его лица.
Но, Вилли оттолкнул его от меня и погрозил пальцем. Неужели, мой муж не понимает, что мы зашли слишком далеко, и теперь мы вообще не имеем ни на что прав. Сейчас уже не до ревности! Но Вилли, похоже, думал иначе.
— Ещё раз дотронешься до моей жены…, - он схватил Лутте и хотел ударить. Но Кэрн вдруг встретился взглядом с Вилли. В его глазах не было доброты. Сейчас президент смотрел на бывшего соперника с укором. С каждой секундой я все больше ненавидела себя. Именно этого я больше всего боялась. Лучше тюрьма, казнь, но только не эти строгие глаза. Они как будто проникали внутрь и резали все мое существо.
Но Вилли даже не смутился, он крепко сжимал плечи Лутте:
— Вы не маленькая Доли, Кэрн!
Вилли, похоже, сумел вывести нашего президента из себя! Мне всегда казалось, что Кэрн не способен злиться. Но сейчас он сжимал кулаки с трудом, сдерживая себя. Он начал говорить тихим страшным голосом.
— Вы, Вилли, тоже, увы, не мудрец! Я постараюсь спасти всех, кто остался в тоннеле.
С каждым словом его лицо становилось все ужасней, похоже, он окончательно потерял контроль над собой. Он внимательно посмотрел мне в глаза, это было невыносимо, мне показалось, что я умираю. Это был не Кэрн, а какой-то другой человек, который ненавидел нас.
— Чудовищам здесь не место! — ледяным голосом произнес он, — чудовища, которым безразличны жизни людей не достойны называться не только президентами, но даже просто керинчанами! Покиньте Кернию в ближайшие несколько часов! Иначе вам несдобровать.
Вилли ошарашенно смотрел на Кэрна, продолжая машинально сжимать плечи Лутте. Президент резко успокоился и с сочувствием посмотрел на моего мужа.
— Вилли, отпусти, пожалуйста, моего друга! Он ни в чем не виноват перед тобой!
Лутте сам вырвался из его рук, а Вилли так и продолжал держать их в том же положении.
Кэрн помчался искать людей, оставшихся в тоннеле.
Лутте посмотрел на наши застывшие лица и расхохотался:
— Кэрн меняет конкурента на другого претендента. Не угоден конкурент, он уже не президент!
Лутте улыбнулся нам:
— Да, не грустите вы так! Я за вас похлопочу, и через десять минут Кэрн будет умолять вас о прощении!
— Нам не нужны извинения этого злодея! — взорвался Вилли, схватил меня за руку и потащил прочь из разрушенного тоннеля.
Мы молча шли по обломкам статуй, и по обломкам былого счастья, которого не ценили раньше. У меня не было сил даже плакать. Хотелось проснуться и забыть этот кошмарный сон. Но он продолжался. И хотя было светло, я не видела ни единого светлого пятнышка в конце тоннеля нашей жизни.
Глава 43
Нам удалось выбраться достаточно быстро, но найти свои коньки оказалось непросто. Их была целая гора у входа в туннель. Похоже, часть людей настолько рвались домой, что понеслись по скользкому льду без обуви. А это ещё дополнительные жертвы на нашей совести. Наверное, Кэрн нас действительно отправит на костер! Может, это было бы и к лучшему, жить с такой болью на сердце я долго не смогу. Кэрн считает, что мы чудовища, от этой мысли становилось все хуже. Я вспоминала его страшные глаза, и мне казалось, я не доеду до дома. Этот взгляд врезался мне память на всю жизнь. Вилли ехал молча, он был мрачен, зол, обижен. А у меня больше не осталось сил поддерживать его. Да и зачем? Без Кернии мы не сможем жить. Она будет манить, звать, сниться в каждом сновидении. Эта особенность нашей маленькой ледяной страны. Она притягивает керинчан к себе с такой силой, что они все равно возвращаются обратно. Это злая сила, которая не даёт нам жить нигде кроме родины.
Людей на улице почти не было. Слышен был только звук скользящих коньков. Говорить было не о чем. Вдруг Вилли подъехал ко мне, обнял и тихо сказал:
— Прости меня! Я один во всем виноват!
Я положила ему голову на плечо и тихо заплакала:
— Виновата во всем я! Но теперь уже ничего нельзя исправить!
— Можно, Алла, можно! Мы переедем в Сокко и заживём там спокойной жизнью вдали от выборов, президентов, избирателей. Ты не представляешь, как я устал от всего этого.
Вилли не понимал только одного: иностранцы могут покинуть родину, а мы нет! Керния не даст
