– Дай мне вон тот джемпер! – попросила я, указывая на светло-серый свитер от «Винс Хенли», безумно удобный и открывающий достаточно груди для удовольствия Алекса, но и достаточно скромный, по родительским понятиям. К нему узкие черные джинсы из «Топшоп». Прекрасно. Ну вот, я чистая и одетая. – Чего ты здесь-то ждешь? – спросила я, быстро-быстро нанося на щеки бронзант и румяна и обозначая глаза тушью. – Твой чай остынет.
– Тебя жду, – сказала Луиза, розовея. Эх, вот кому румяна не нужны! Я уставилась на нее, нечаянно выдавив на себя полтюбика бальзама для губ. – А что?
– Ничего, – отозвалась я, бросив взгляд в зеркало. Для хрюшки сойдет! – Я просто не привыкла, что ты стесняешься.
– Я не стесняюсь! – отрезала Луиза. – Я тебя жду!
Интересные дела. За время нашего знакомства именно Луиза вытаскивала меня на все тусовки, от которых в ином случае я бы уклонилась. Я даже пошла в один с ней университет, чтобы три года в общежитии не смотреть «Баффи» в одиночестве. В итоге «Истребительницу вампиров» я все равно часто смотрела одна, но благодаря Луизе играла в нетбол (плохо), участвовала в театральных постановках (скверно) и каждые два дня в хлам напивалась в студенческом союзе (очень успешно). А сейчас она нервно поправляет волосы, прячется в моей комнате и рискует пропустить горячую чашку чая. Это не моя Луиза.
– У тебя же ребенок внизу! – прищурилась я.
– Господи, Грейс! – Луиза вскочила и вылетела из моей комнаты быстрее, чем когда мой папа застукал нас с бутылкой «Киви 20/20» и за просмотром «Ромашкового луга» по видеомагнитофону (мы были любопытными).
Я сошла вниз более расслабленной походкой. Радостное возбуждение оттого, что лучшая подруга и жених теперь рядом со мной, несколько поулеглось при мысли, что лучшая подруга и жених находятся в одном доме с моей матерью. Однако пока до меня не доносилось звона разбиваемой посуды или разговора на повышенных тонах – во всяком случае, никто не говорил громче, чем обычно (Дженни), – так что можно было надеяться, что все обойдется.
– О Боже, какая ты красавица!
Завернув за угол, я увидела Луизу, застывшую на пороге кухни, и крошечного человечка, которого определила для себя как Грейс, сидевшего у Дженни на коленях. Папа суетливо разливал чай и резал кекс, торопясь так, будто от этого зависела его жизнь, а мать сидела за столом и смотрела на Алекса, стараясь отыскать в нем хотя бы что-то плохое. Объекту ее исследования было совершенно наплевать на этот визуальный допрос. Алекс улыбнулся мне, как будто все происходящее казалось ему абсолютно нормальным. Это была, скажу я вам, еще та картина!
– Грейс, – нерешительно сказала Луиза, обернувшись ко мне за помощью. Я ее в общем-то поняла. От рассказов о присутствующей иностранке, которых наслушалась Луиза, у Грейс волосы должны были встать дыбом еще в утробе матери.
– Дженни, не пытайся украсть душу младенца, – сказала я, мягко подталкивая Луизу к столу. – Ее жертвоприношение не искупит твои грехи.
Надувшись, Дженни протянула Луизе ее сверток радости. Новоиспеченная мамаша схватила дочку и сразу расслабилась. Я прижалась к Алексу. При виде того, как он обнял меня за талию, десяток преждевременно накинутых лет мгновенно исчез с лица Луизы.
– Эй, – прошептала она младенцу. – Хочешь познакомиться с тетей Энджел?
Это было уже чересчур. Дженни, Алекс и младенец на кухне моей матери?
Я вспомнила, как стояла здесь в то утро, когда у Луизы была свадьба. Я в платье подружки невесты ходила по кухне, привыкая к каблукам, а Марк с моим отцом возились с машиной. Сигнал «проверь мотор» загорался уже в течение долгого времени, но Марку приспичило заглянуть под капот именно в день свадьбы моей лучшей подруги. А теперь я стою босиком, в джинсах, ко мне тянется пара крошечных кукольных ручек, и чувствую я себя еще менее уверенно, чем в «лабутенах» с каблуками в десять сантиметров.
– Можно мне ее подержать? – спросил Алекс, отодвигая чай. – Луиза, она у вас красавица.
– О, конечно, – согласилась Луиза, снова розовея. – И… очень рада познакомиться с вами по-настоящему.
– Я тоже. – Улыбаясь, он протянул руки к ребенку. У меня подкосились ноги. Даже у моей матери вырвался короткий судорожный вздох. Дженни, набившая щеки ячменной лепешкой, разумеется, осталась совершенно глуха к происходящему. Луиза положила руку мне на локоть и лукаво улыбнулась.
– Значит, вы об этом еще не думали? – прошептала она. Грейс схватила Алекса за палец и засмеялась. Он посмотрел на меня из-под черной челки и помахал мне ручкой малышки.
– Привет, тетя Энджел, – сказал он за Грейс. – Я думаю, ты чудна2я, потому что я такая прелесть, а тебе не до этого.
При этих словах мои яичники словно взорвались.
– Ну что, куда пойдем обедать? – с обычным изяществом разрядила обстановку Дженни. – Я ужасно голодна.
– Дэвид как раз собирался за рыбой с картошкой, – отозвалась мать, все еще совершенно ошарашенная. Редкое, надо признаться, зрелище. – Этого хватит? Или можно куда-нибудь сходить, если хотите.
Аннет Кларк уступала Дженни Лопес!
Луиза в изумлении сжала мою руку. Так вот в чем состояла наша многолетняя ошибка – мы спрашивали разрешения, вели себя уважительно, волновались, что она скажет. А надо было с самого начала без обиняков говорить ей, что к чему. Судя по выражению папиного лица, до него это тоже дошло.
– Это просто здорово, – просияла Дженни. – Рыба с картошкой. И чай! И ячменная лепешка. Здорово.
– Называть поочередно все, что стоит на столе, утомительно, – заметил Алекс, качая Грейс на колене, чем вызвал у меня неконтролируемые спазмы матки. – Рыба с картошкой – это хорошо, миссис Кларк, но прогуляемся за ней мы с Энджел. Вы не обязаны менять свой привычный ритм ради нас.
– Ну, если вы так хотите… – И снова моя мать уступила! И улыбнулась, если это можно назвать улыбкой. – Энджел знает, куда мы ходим.
– Знает, – согласилась я, – но Грейс я с собой не возьму. Можно ли представить себе что-нибудь более душераздирающее, чем младенец, пахнущий развратом[14]?
– Я отвезу ее домой! – Моментально поняв намек, Луиза забрала малышку у Алекса. Я воспользовалась возможностью потыкать пальцем в круглые щечки. И в носик-кнопку. И в животик. Трудно было оторваться. – Но завтра мы увидимся?
– Обязательно, – подтвердила я, целуя Луизу в щеку, а Грейс – в макушку. Какая мягкая! Такая мягкая… – Кинь мне сообщение, когда доедешь.
За Луизой закрылась дверь. Алекс надел куртку и встал рядом со мной.
– Ну что, пять порций трески и чипсы. – Я взяла сумку с кухонного стола и мазнула по губам гигиенической помадой. Мне не хотелось выходить на улицу не во всей красе.
– Я могу съесть часть твоей картошки, – сказала мать, хлопоча вокруг Дженни и намазывая ей хлеб маслом. – Точно не хочешь весь пакет?
– Конечно, хочет, – ответила за меня Дженни. – Но нам предстоит втискивать ее задницу в свадебное платье, правда, Аннет? Поэтому обязательно делимся картошечкой, Энджел.
Мать расхохоталась. Не сдерживаясь и не стесняясь. Так, что люди слышали. Отец промолчал.
– Пошли! – Алекс взял меня за руку и повел к двери, не дав прикончить родную мать силой взгляда в духе Дарта Вейдера. – Покажи мне, где этот ваш притон.
Глава 8
Вечер оказался теплее, чем я ожидала, но я порадовалась, что надела джемпер. Папин сад переживал наступление лета, и я невольно улыбнулась запаху роз и свежескошенной травы. Не только потому, что мама заставила отца подстричь газон к моему приезду, но и потому, что это пахло домом. Нью-Йорк может пахнуть тысячью запахов, но чистый, душистый запах только что срезанной травы вы найдете, только если будете целый день ходить за одной из гигантских косилок-мутантов в Центральном парке. А здесь он разлит в воздухе прямо за порогом.
– Кому заплатить, чтобы ты почаще вот так улыбалась? – спросил Алекс, обнимая меня рукой за плечи и очень нежно целуя в губы.
– Да когда же я не улыбаюсь? – возразила я, возвращая ему поцелуй и обнимая покрепче. Солнце клонилось к закату, и, хотя я поспала, силы быстро таяли.
– Мы оба перенапряглись в последнее время. – Алекс раскинул руки так широко, что полы рубашки вылезли из-под ремня, показав полоску его твердого, плоского живота. – Даже с улыбками было напряженно.
– Лучше не привыкай к ним, пока мы в этом доме, – предупредила я, схватив его за руку и потянув по садовой дорожке. – Рыба с картошкой – и спать.
– Двумя руками «за», – сказал он, послушно следуя за мной.
Ощущение странности происходящего, которое возникло у меня на кухне, сохранялось и всю дорогу до кафе. По этим улицам я бесчисленное количество раз ходила подростком. Провинциальный Суррей с его большими, на всю семью, машинами, изгородями из бирючины и белейшими тюлевыми занавесками… Я шла в библиотеку с матерью и возвращалась с руками, полными книг, по мнению родительницы, совершенно мне не нужными. По этим улицам мы с Луизой гуляли в велосипедных шортах и больших футболках, набивая щеки «Пуш попс» из магазинчика на углу и гадая, нравимся ли мы мальчикам, которые нравятся нам. По этим улицам я ездила с Марком, выслушивая его стенания по поводу необходимости наносить визиты моим родителям. Меня и эти улицы объединял большой кусок истории. Алекс резко контрастировал с полноприводными автомобилями и детскими городками «Литтл тайкс», мимо которых мы шли. Его рубашка была слишком обтягивающей, джинсы – слишком узкими, и держался он чересчур уверенно. Расслабленные плечи, широкий шаг, черные волосы. Он выделялся, как небоскреб в ряду одноквартирных домишек.
