Не у каждого владельца дорогого автомобиля есть собственный водитель, а у моего — ну ладно, не моего, у «мужчины с ромашками» — есть. Его Саша зовут, я еще с первого раза запомнила.
Странно, я знаю, как зовут водителя, а как зовут владельца огромного внедорожника, не знала до этого момента.
Но даже в самых смелых фантазиях я не могла представить, что нас с Бодькой подобрал под дождем и подвез к самому дому настоящий миллиардер. И что это он отвозил меня в роддом, а потом прислал огромный букет ромашек. Мне тогда завидовало все отделение. И что он же вытащил меня из-под колес автомобиля в Стамбуле.
И как мне теперь себя с ним вести?
Наверное, надо что-то сказать умное, я ведь учительница его дочки. Или не очень, чтобы не оттолкнуть.
Да хоть что-то сказать, чтобы он не решил, что я слабоумная.
Лучше, конечно, чем-то сразить наповал. А ведь он прогнал жену, давно еще, как только родилась Соня. Запоздало ругаю себя на чем свет стоит. Ну почему я не слушала, что о нем говорила Альбина?
И почему я не оставила распущенными волосы? Они у меня красивые, шелковистые. Сдался мне этот пучок. Еще и Сонечке такой же накрутила. А вдруг он рассердится?
Господи, Полина, да открой уже рот и выдай хоть что-нибудь, пока тебя не записали в идиотки!
Например, что рада его видеть. Или что удивлена. А может, лучше правду? Что я в шоке. Полном.
Но я слишком долго выходила из ступора, и Арсанов меня опережает.
— Бодька? — хмуро указывает он на сына кивком головы.
— Бодька, — отвечаю растерянно, все еще прижимая ладони к щекам.
Спохватываюсь, опускаю руки, а потом прячу за спину, потому что от волнения не знаю, куда их деть. В последний раз такое со мной было в университете на экзамене.
— Я Богдан, — поправляет Бодька, сурово сведя брови на переносице. Это невероятно, но сейчас оба мужчины, большой и маленький, до смешного похожи друг на друга.
— Я знаю, — Арсанов садится перед коляской на корточки и протягивает руку моему сыну, — а я Тимур. Давай знакомится.
— Это мой папа! — хвастливо заявляет Соня и с довольным видом обнимает Арсанова за шею.
— Откуда вы знаете маму? — мой сынок все еще смотрит насторожено, а я понимаю, что не знаю, как обратиться к Тимуру.
— Я и тебя знаю, — отвечает ему Арсанов и, прищурившись, переводит взгляд на меня. — Вы ему не рассказывали о «мужчине с ромашками», Полина?
Пока я соображаю, что он обращается ко мне, пока разлепляю пересохшие губы, проходит целая вечность.
— Не рассказывала, — получается, наконец, у меня выдавить и для верности мотнуть головой. — Но мы так давно с вами не виделись, что я…
— Вы меня забыли? — его взгляд как будто тяжелеет.
— Нет, что вы! — я даже пугаюсь и снова торопливо мотаю головой. Несколько раз. — Разве вас можно забыть?
— Я рад, что сумел произвести на вас впечатление, Полина, — очень серьезно говорит Арсанов, а я краснею до кончиков волос.
— Я не это имела в виду, — заверяю поспешно, но видя как снова мрачнеет Арсанов, безнадежно машу рукой. — Простите меня. Я несу какую-то чушь. Но я действительно не могу поверить, что вы Арсанов.
Поворачиваюсь к притихшим детям.
— Сынок, папа Сони однажды подвозил нас с тобой домой, он увидел нас на остановке, ты тогда был совсем маленький. А перед этим отвозил в роддом. И каждый раз покупал тебе ромашки.
— Зачем? — сын снова нахмуривает брови. — И почему он не сказал, что он папа Сони?
— Потому что мы тогда были незнакомы с Сонечкой. Но он говорил, что у него есть маленькая дочка, такая как ты, — присаживаюсь я рядом с ними.
— Не каждый раз, — вдруг говорит Арсанов и поворачивает голову. Наши лица оказываются непривычно близко. — В последний раз я не купил ромашки, Полина. И очень долго об этом жалел.
— Так вот почему мы с вами так долго не виделись! Это все ромашки виноваты! — решаю я пошутить, но шутка похоже Арсанову не заходит, потому что он сводит брови точь-в-точь как мой сын.
— Вы правы, Полина. Только это не ромашки виноваты, это я идиот. Почему я раньше не сообразил? — и смотрит на меня долгим взглядом, от которого начинает гулко стучать сердце, так что хочется накрыть его руками.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не сообразили… что? — говорю, чтобы заглушить этот стук.
Арсанов наверняка его тоже слышит, он просто хорошо воспитан и не подает виду. Но все равно слишком долго меня рассматривает. И от этого сердце стучит уже где-то в желудке.
— Не сообразил, что вы та самая Полина, — наконец отвечает он после паузы, — хотя должен был, когда говорил с вами по телефону. У меня было чувство, что мне знаком ваш голос. Вы сказали, что у вас сын. А еще Соня никогда бы не согласилась ночевать у людей, которые ей не нравятся.
Он замолкает. Поднимается с корточек, девочка обхватывает его ногу и прижимается щекой к отцовскому бедру. Арсанов накрывает ладонью голову дочери, и у меня щемит сердце от того, какой счастливой она выглядит.
Теперь я понимаю, откуда вся ее колючесть. Надо обязательно поговорить об этом с Арсановым, девочке явно не хватает общения с отцом. И что там все-таки произошло у них с женой, неужели она такая негодящаяся мать?
Моей руки касается детская ладошка, спохватываюсь и забираю обеими руками ручку сына. Конечно, я понимаю, что сейчас чувствует мой мальчик — то ж самое, что Соня, когда была у нас.
Становится до слез жаль обоих детей. Они у нас у обоих недолюбленные, но у Арсанова хотя бы нет повода терзаться чувством вины. Что бы там ни было с его женой, вряд ли он заказывал себе суррогатного ребенка.
Поднимаюсь встаю рядом с коляской Богдана, сжимаю маленькую ладошку.
— Тимур… Простите, — тушуюсь, — я не знаю вашего отчества.
— Просто Тимур, без отчества, — говорит он, в упор меня разглядывая.
— Пожалуйста, не смотрите на меня как на экспонат в музее, — снова тушуюсь и отвожу взгляд. — Я чувствую себя нескладным подростком.
— Когда не знаешь, куда деть руки? — улыбается Арсанов, и я ахаю про себя. У него оказывается широкая и открытая улыбка.
Он раньше не улыбался, или я просто не замечала, слишком сумбурными были наши встречи.
— Я тоже с вами себя так чувствую, — вдруг признается Арсанов. — Простите меня, конечно, вы не экспонат. Я залюбовался, глядя на вас с Богданом. Ваш сын и в детстве был похож на вас, а сейчас и вовсе одно лицо.
Мы с Бодькой переглядываемся, он растягивает губы в довольной улыбке.
— Мамины ямочки! — подмигивает ему Арсанов, и мне становится легче. — Вы что-то хотели сказать, Полина?
— Я не смогу обращаться к вам по имени, Тимур. Мы будем видеться с вами в садике, я у Сонечки веду занятия по английскому языку. Я обязана соблюдать субординацию и обращаться к вам по имени-отчеству.
— В садике можно и с субординацией, — кивает Арсанов, — там будете говорить на меня Тимур Демидович. А вы?..
— Полина Александровна, — подсказывает отцу из-под его руки Сонечка.
— Прекрасно, — Арсанов и в самом деле выглядит довольным, — вот и договорились. Но я надеюсь, мы сможем видеться не только в садике? Тем более, как я понял, Соня вас уже пригласила.
— Да, Бодя, Полина Александровна! Вы приедете к нам в гости? — хлопает в ладоши Соня и заглядывает мне в глаза. — Приедете?
Щеки пылают, хочется снова закрыть их руками. Даже неловко становится перед Арсановым. Что я веду себя как малолетка, которую впервые пригласили на свидание?
Тимур очень корректен и вежлив, он ничего не позволяет лишнего. Вот только когда я даже мысленно называю его Тимуром, внутри пробегает незнакомая дрожь. Как странно на меня действует этот мужчина…
Он ничего не делает, стоит и гладит по голове свою дочку. А у меня ноги подкашиваются, когда смотрю на его ладонь, из-под которой выглядывает сияющая девочка. Никогда не думала, что меня могут так взволновать мужские руки.
Арсанов без пиджака, наверное, оставил его в машине. Рукава рубашки закатаны по локоть, руки у Арсанова прокачанные, рельефные мышцы обвиты тугими венами. Кожа покрыта ровным морским загаром, запястье красиво схвачено крупными и явно дорогущими часами.
