В ряды военно-медицинской службы Красной Армии вступили наиболее опытные и квалифицированные специалисты — профессора, доктора и кандидаты медицинских наук, ассистенты и доценты клиник и институтов.
Николаю Ниловичу Бурденко в 1941 г. исполнилось 65 лет. Но в первый же день войны он пришел в Военно-санитарное управление Красной Армии.
— Считаю себя мобилизованным, — сказал он. — Готов выполнить любое задание.
Приказом Народного Комиссара Обороны Бурденко было присвоено звание корпусного врача (генералов медицинской службы тогда еще не было). Одновременно его назначили главным хирургом Красной Армии.
Это назначение ни для кого не явилось неожиданностью: Николай Нилович был не только крупным теоретиком военно-полевой хирургии, но и руководителем-практиком, энергичным и инициативным организатором и администратором. Его по праву считали наследником и продолжателем дела замечательных русских хирургов, много потрудившихся в области военно-полевой хирургии. Николай Нилович Бурденко не только творчески развил и обогатил их идеи применительно к новым условиям, но и сам внес много ценного, оригинального в современную военно-полевую хирургию.
Конечно, войны XX века во многом отличались от тех, которые велись раньше, например во времена Пирогова. Теперь в них участвовали многомиллионные армии, вооруженные мощными средствами истребления и разрушения. Поэтому войны сопровождались огромными людскими потерями.
Без возвращения в строй наибольшего количества раненых, т. е. без пополнения армии опытными, обстрелянными солдатами и офицерами, невозможно было сколько-нибудь длительно и успешно вести войну. А возвращать в строй раненых — дело военно-медицинской службы, в которой хирургия играет самую главную роль.
На плечи главного хирурга Красной Армии Бурденко легла гигантская работа. Не клиника, не институт, не одна армия, а огромный фронт, растянувшийся на тысячи километров от Баренцева до Черного моря. Наряду с опытными специалистами из запаса в армию пришло много молодых врачей, недавно закончивших вузы и знакомых с основами военной медицины, с военно-полевой хирургией сугубо теоретически. Эти молодые кадры предстояло в кратчайший срок обучить, переквалифицировать. И делать это надо было в боевой обстановке, во фронтовых условиях.
21—28 июня 1941 г., через несколько дней после начала войны, состоялся пленум Ученого медицинского совета при начальнике Военно-санитарного управления Красной Армии. На пленуме видные ученые и военные врачи рассмотрели важнейшие принципы военно-полевой хирургии, а также вопрос о применении сульфаниламидных препаратов для лечения огнестрельных ранений.
«Как один из участников этого пленума, — пишет генерал-лейтенант медицинской службы Н. И. Завалишин, — я помню, что он проходил с большим подъемом. Основным докладчиком на пленуме был академик Н. Н. Бурденко… В результате уже 7 июля 1941 г. были подписаны к печати и вскоре вышли в свет «Указания по военно-полевой хирургии» (этот документ был разработан под руководством Н. Н. Бурденко накануне войны. — М. М.), а затем «Инструкция о применении сульфаниламидных препаратов в войсках». Еще раньше было подписано к печати «Наставление по санитарной службе». Впервые в истории отечественной медицины врачи получили единые принципиальные положения по лечению раненых».
Николай Нилович активно участвовал в составлении инструкций и методических указаний для фронтовых хирургов, используя свой богатый военно-врачебный опыт, давал им ценные рекомендации по лечению раненых бойцов Красной Армии. Эти «бурденковские» инструкции по краткости и ясности изложения военные врачи часто сравнивали с книгой великого русского полководца А. В. Суворова «Наука побеждать». Да, Бурденко тоже учил побеждать — успешно бороться с осложнениями ран, предупреждать и побеждать болезни.
…Первые месяцы войны были особенно тяжелыми для Советской страны. Под ударами превосходящих сил гитлеровской армии наши войска несли серьезные потери и вынуждены были отступать в глубь страны. Десятки тысяч раненых двигались в тыл. Нужно было наладить эвакуацию и лечение раненых, не забывая в то же время о создании новых госпиталей и о подготовке молодых врачей, только вчера надевших военную форму, к хирургической работе во фронтовых условиях.
Разбойничье, вероломное нападение гитлеровских захватчиков создало сложную обстановку и для военно-медицинской службы приграничных округов. Здесь не удалось развернуть многие госпитали и другие медицинские учреждения. У медиков порой не хватало медикаментов и перевязочных средств, мало было санитарного транспорта. В этих условиях только героические усилия военных медиков помогали обеспечить надлежащую медицинскую помощь раненым.
Например, в Тарнопольский гарнизонный госпиталь, рассчитанный на 200 коек, только за 5 суток — с 22 по 27 июня — поступило около 5 тысяч раненых: все они получили здесь медицинскую помощь. Полевой подвижный госпиталь № 64, обслуживавший части 6-й армии Юго-Западного фронта, за три месяца войны, работая под артиллерийским обстрелом и непрекращающимся налетами фашистской авиации, оказал медицинскую помощь 17,5 тысячам раненых бойцов и командиров.
Далеко не у всех гражданских врачей, призванных из запаса в ряды Красной Армии, были достаточные знания и практические навыки по военно-полевой хирургии. Поэтому нередко они применяли самые различные, а то и не всегда обоснованные методы лечения раненых. Вот что увидел на фронте в первые месяцы войны армейский хирург А. А. Вишневский (ныне — главный хирург Министерства обороны):
«Смотрел, как врачи производят хирургическую обработку огнестрельных ран, и еще раз убедился в том, что многие врачи не имеют ясного представления о том, как надо производить это важнейшее в условиях войны хирургическое вмешательство. У неопытных хирургов чрезмерный радикализм при обработке поверхностных слоев раны сменяется чрезмерным консерватизмом при обработке глубоких ее частей. В результате получается, что кожи иссекают слишком много, а поврежденных мышц не трогают» *.
Это была одна из самых частых ошибок, об опасности которой много писал и говорил Бурденко в первые годы Великой Отечественной войны. Опытный хирург А. А. Вишневский тотчас собрал врачей и разъяснил им, что хирургическая обработка раны должна заключаться в иссечении мертвых и умирающих тканей, в первую очередь мышечной ткани. Всюду следовало, как говорил Бурденко, «установить образцовый хирургический порядок». В июле 1941 г. Бурденко выехал на фронт, на Западное направление. Враг рвался к Москве. Особенно упорные и кровопролитные бои развернулись тогда под Ярцевом и Вязьмой. Непрерывный поток раненых шел с передовых позиций. Военные врачи полевого госпиталя оперировали по 16–18 часов в сутки — и все-таки не справлялись; часть раненых приходилось отправлять в другие госпитали без операции.
Бурденко, прибыв сюда, не мог оставаться равнодушным свидетелем: он сам стал к операционному столу. Врачей и медицинских сестер поражала его железная выдержка и колоссальная работоспособность.
«Я вспоминаю те дни горячих боев под Ярцевом, — писала Николаю Ниловичу несколько лет спустя медицинская сестра Комарова-Пименова, — когда вы, несмотря ни на что, на передовых линиях творили чудеса, спасая раненых. Пушки грохочут, пулеметы трещат, бомбы летят, а вы не отходите от операционного стола…»
Так повторялось на многих участках фронта. Николай Нилович не был инспектором, «высшим начальством». Всегда и везде он учил, показывал, помогал — брал в руки скальпель и оперировал. Во время только одной поездки на фронт Бурденко проехал почти 2 тысячи километров, осмотрел свыше 40 госпиталей.
На Западном фронте, в большом сортировочном госпитале, Николай Нилович зашел в перевязочную: сюда только что принесли раненого с повреждением бедра. Вот как об этом пишет сопровождавший Бурденко в поездке на фронт военврач I ранга А. М. Геселевич.
«Вопросительно смотрит он на врача, снявшего повязку и постукивающего пинцетом около раны.
— Газовая инфекция? — спрашивает Николай Нилович.
— Да, сомнений нет, — отвечает врач.
— Что намерены делать?
— Сейчас придется оперировать.
Врач уходит, чтобы отдать распоряжение о подготовке к операции. Бурденко садится за столик в углу перевязочной. Я ожидаю, не вполне понимая, зачем понадобилось ему оставаться здесь. Проходит 5—10 минут, врач не возвращается. Николай Нилович продолжает молча сидеть. Его лицо краснеет, губы сжимаются. Он нервно перелистывает истории болезни.
Наконец возвращается врач, подходит и становится в позу внимательного ученика. Академик Бурденко смотрит на него в упор. И вдруг резко:
