пролепетала я, взволнованная, как стрекоза под стеклом, – сама приеду.
Ой-ой-ой-ой.
Я заметалась по комнате, стремительно соображая, что же делать.
Никакого красного, это точно. Кто же бежит навстречу собственному греху, размахивая флагом «возьми меня скорее»?
Кажется, Антон просил меня соблюдать какой-то дресс-код.
Черный.
Да, я должна быть мрачной и неприступной, иначе все становилось чересчур очевидным.
Да и щекотки под ребрами все-таки недостаточно, чтобы…
Чтобы – что?
Это всего лишь ужин, а не вакханалия!
Все люди ужинают.
Некоторые даже в ресторанах.
У меня было два черных платья, и ни одно из них не подходило для сегодняшнего Антона.
Одно простенькое, траурное, в нем я ходила на похороны старушек по соседству.
Второе – маленькое черное платье, которое, как известно, должно быть в гардеробе каждой девушки. Ни разу его не надевала, уж очень откровенное.
Отчаявшись, я решила прибегнуть к крайним мерам – бабушкиному комоду.
У нее точно было платье в стиле «Шапокляк» – черное с белым воланом по низу и белым отложным воротничком. Жарковато для лета, но надежнее брони не придумать, а я точно нуждалась в доспехах, раз уж самый обычный разговор по телефону вызвал во мне настоящую бурю.
Да ты с ума сошла, Мирослава.
Антон уже ждал меня за столиком.
Я прибыла в семнадцать-ноль-ноль строго по расписанию.
Шла к нему, проклиная узкий длинный подол и тупоносые лакированные туфли, скользящие по гладкому полу.
Без косметики, зато с ридикюлем и волосами, забранными в старомодный пучок.
Благопристойная, благонравная, старомодная и добропорядочная Мирослава.
Бабушка долго смеялась бы, увидев меня сейчас.
У Антона тоже промелькнуло на лице веселье, но он быстро опустил глаза.
– Говори, – разрешила, аккуратно опускаясь на стул напротив него, – все, что ты сейчас подумал.
– Всего лишь спросил себя, почему ты приходишь в похоронное бюро, одетая как для ресторана, и в ресторан – одетая как для похоронного бюро, – осторожно проговорил он.
– Это зависит не от того, куда я иду, а от того, зачем я иду, – объяснила. – Ладно уж, перестань ходить вокруг да около и обрушь на мою голову весь гнев, который у тебя накопился. Скажи, какая я ужасная эгоистка, обругай за то, что сбежала и оставила тебя разбираться с этой малявкой, Ариной. Спроси меня, почему я не выполняю свои обязанности злой мачехи, а перекладываю эту головную боль на тебя. Почему думаю о себе, а не о тебе? Почему веду себя так инфантильно и безответственно? Разве для того я выходила замуж, чтобы теперь игнорировать все семейные проблемы?
Ох ты ж репейные колючки!
Клянусь, я и не думала ни о чем таком, оно все вдруг совершенно внезапно вырвалось на свободу. И вдруг оказалось, что все дни с выключенным телефоном это самоедство тлело где-то в глубине моего подсознания, чтобы сейчас обрушиться на Антона.
Я замолчала, глубоко пораженная масштабами рефлексии.
А Антон… его глаза становились все более квадратными с каждым моим словом, а на лице проступало… недоверие, что ли?
А потом он вдруг улыбнулся, и я снова разучилась дышать.
Нет, в нем не было легендарной ослепительности старшего брата, но это была изумительно искренняя и открытая улыбка, без фальши и двойного дна, без натянутости и искусственности.
Улыбка, которая не превратила его в неземного красавца, чудес не бывает, но заставила напрочь забыть о несовершенствах и неправильностях его лица.
И тут он отчебучил совсем уж невероятное: медленно встал, сделал шаг ко мне и целомудренно прикоснулся прохладными губами к моей щеке.
Меня как будто хлестанули по лицу крапивой.
Онемев, я заторможенно наблюдала, как он возвращается на свое место.
Такой церемонный, такой плавный.
– Что это было? – потрясенно спросила я.
Антон все еще улыбался.
– Не знаю, – сказал он. – Благодарность? Я уж и не помню, кто и когда задумывался в последний раз о моих удобствах. И задумывался ли вообще?
– Перестань прибедняться, – взмолилась я, схватилась за вилку, выронила ее, и она запрыгала по полу, звеня. – Так я чувствую себя еще хуже.
Антон наклонился и поднял вилку. У него были густые волосы с легкой проседью, а Алеша начал лысеть, а не седеть. Любопытно.
– В любом случае, – заметил он, убирая прибор подальше от остальных, чтобы отдать позже официанту, – очень мило с твоей стороны обругать саму себя, Мирослава. Свежо.
А можно специально для него выпустить специальный закон, который запрещал бы Антону произносить мое имя? Он словно перекатывал его во рту, как карамельку.
От этого на языке появлялась тягучая сладость.
– Беда в том, – вздохнула, – что я совершенно не чувствую в себе порывов исправляться к лучшему. Мне не хочется становиться удобнее. Даже для того, чтобы упростить жизнь своему мужу или его брату.
Он кивнул.
– Я завидую тебе, – проговорил Антон спокойно. – Быть неудобным куда проще, чем удобным.
Это было бы смешно, серьезно. Но почему-то получилось очень грустно.
– Все дело в любви и нелюбви, – сообщила я авторитетно, открывая меню. – Ты, очевидно, любишь брата и племянников, поэтому всегда спешишь на помощь, как Чип и Дейл. Я, очевидно, люблю тишину и покой, поэтому предпочитаю свой дом. Алеша, очевидно, больше всего любит увиливать, поэтому научился ловко прикидываться беспомощным. Каждая придворная карта в этом раскладе занимает свое место. Ты, как Король Мечей, из нас самый ответственный.
К нам подскочил официант – идеальная выправка, профессиональная улыбка.
– Мне, пожалуйста, борщ, – я захлопнула меню, так и не прочитав, что там написано, – с пампушками и салом. И рюмку водки, пожалуйста.
Антон, изучавший меню с таким вниманием, будто там раскрывались все тайны Вселенной, закашлялся.
– Стейк из говядины, – выдавил он, – с овощами-гриль. И эспрессо, пожалуйста.
Официант принял у него поднятую с пола вилку и умчался.
– Король Мечей? – тут же спросил Антон. – И что это значит?
– Что далека дорога твоя, далека, дика и пустынна. – Мне не хотелось углубляться в эту тему, и я поспешила свернуть в другую сторону: – Так что, Арина пока живет у тебя? Куда ты ее пристроил на этот вечер?
– Отправил с Лизой в аквапарк. Арина – славная девочка, но не может же она вечно не разговаривать с матерью, так что надеюсь, что все закончится семейным примирением. Перед аквапарком, знаешь ли, ни один ребенок не устоит.
Славная девочка?
Ну, если вы предпочитаете огнедышащих драконов вместо котиков.
– Так для чего этот ужин, Антон?
– Вряд ли я способен переварить три часа искусства на голодный желудок, – хмыкнул он. – А раз уж ты так удачно вписалась в легион жен, которые перебрасывают на меня проблемы вашего ненаглядного Алеши, то добро пожаловать в семью, Мирослава. – И
