— О господи! Да здесь тише, чем в гробницах египетских фараонов, — в какой-то момент сказала Элинор (Мегги заметила, что Господа она поминала довольно часто). — Неужели никто не может сказать что-нибудь вроде «Какой красивый пейзаж!» или «Ах, какой великолепный замок»? В такой мёртвой тишине я через полчаса засну за рулём.
Она всё ещё не расстегнула ни одной пуговицы на своей кофте.
— Я не вижу никаких замков, — пробурчала Мегги. Но очень скоро Элинор показала ей замок.
— Шестнадцатый век, — объявила она, когда на горном склоне появились развалины крепостных стен. — Трагическая история. Запретная любовь, преследования, гибель, сердечные муки…
Среди хранивших свои тайны скал Элинор рассказала о битве, которая состоялась как раз в этом месте более шестисот лет тому назад. («Если покопаться в этих камнях, наверняка можно отыскать кости и покорёженные шлемы».) Казалось, в связи с каждой встречной колокольней она знала какую-нибудь историю. Некоторые были настолько невероятны, что Мегги недоверчиво хмурилась. «Именно так и обстояло дело», — всякий раз говорила Элинор, не спуская глаз с дороги. Похоже, ей особенно по сердцу были жуткие, кровавые истории о несчастных обезглавленных влюблённых или о князьях, живьём замурованных в стену.
— Конечно, сейчас это являет собой довольно мирное зрелище, — подытожила Элинор, когда Мегги, выслушав один из её рассказов, несколько побледнела. — Но, уверяю тебя, всюду таится какая-нибудь мрачная история. Да уж, несколько столетий назад жизнь была куда увлекательней!
Мегги не понимала, чем же так увлекательна эпоха, когда у людей, если верить Элинор, не было другого выбора, кроме смерти от чумы или от рук шляющихся в округе солдат. Но при виде какой-нибудь сожжённой крепости Элинор от волнения вся покрывалась красными пятнами, и её глаза, обычно холодные, как камень, загорались романтическим блеском. И тогда она рассказывала о воинственных князьях или алчных до золота епископах, наводивших когда-то ужас на горы, через которые сейчас вела эта асфальтированная дорога, и сеяли здесь смерть.
— Дорогая Элинор, вы, очевидно, родились в неподходящей истории, — сказал вдруг Сажерук.
Это были первые слова, какие он произнёс с начала путешествия.
— В неподходящей истории? Вы хотели сказать: в неподходящую эпоху. Да уж, я частенько об этом думала.
— Называйте как хотите, — сказал Сажерук. — В любом случае вы сумеете найти общий язык с Каприкорном. Он тоже любит подобные истории.
— Вы что, издеваетесь? — обиженно спросила Элинор.
Судя по всему, такое сравнение заставило её задуматься, потому что она умолкла почти на целый час, а значит, снова ничто уже не могло отвлечь Мегги от её мрачных мыслей. И опять в каждом туннеле ей являлись кошмары.
Уже стало смеркаться, когда горы отступили и за зелёными холмами вдалеке, словно второе небо, вдруг показалось море. Оно сверкало в лучах низко стоящего солнца, словно кожа красивой змеи. Мегги уже давно не видела моря. Последний раз оно было холодное, шиферно-серое и рябило от ветра. А это море выглядело совсем по-другому.
Мегги стало теплее на сердце при виде моря, но оно то и дело скрывалось за некрасивыми многоэтажными домами. Они теснились на узкой полоске земли между водой и нависающими холмами. Но кое-где холмы вообще не оставляли домам места, ширились, доходили до самого моря, и его волны лизали их подножие. В лучах заходящего солнца они сами казались волнами, выползшими на берег.
Элинор снова стала рассказывать что-то о римлянах, которые якобы построили извилистую набережную, по которой они сейчас ехали, и о том, как римляне боялись диких обитателей этой узкой полоски земли…
Мегги слушала вполуха. Вдоль набережной росли пальмы с пыльными и колючими кронами. Между ними цвели гигантские агавы с мясистыми листьями, похожие на пауков. Небо позади них окрашивалось в розовый и лимонно-жёлтый цвет, тогда как солнце всё глубже опускалось в море и сверху разливалось нечто тёмно-синее, как вытекшие чернила. Вид был такой красивый, что становилось больно.
Совсем другим Мегги представляла себе место, где обитал Каприкорн. Страх и красота почти несовместимы.
Они проехали через маленькое селение, мимо домов, таких пёстрых, словно их нарисовал ребёнок. Дома были оранжевые, розовые, красные, и особенно много было жёлтых: бледно-жёлтые, коричнево-жёлтые, песчаного цвета, грязно-жёлтые, с зелёными ставнями и красно-коричневыми крышами. Даже сгущавшиеся сумерки не могли отнять у них краски.
— Никакой опасностью здесь как будто и не пахнет, — заметила Мегги, когда мимо снова промелькнул розовый домик.
— Это потому, что ты смотришь всё время налево, — отозвался за её спиной Сажерук. — Всё имеет как светлую, так и тёмную сторону. А ты посмотри направо.
Мегги послушалась его совета. Сначала справа тоже были видны только разноцветные дома. Они подходили вплотную к шоссе, жались друг к другу, словно держались за руки. Но затем дома вдруг кончились, и теперь дорогу обрамляли крутые склоны, в складках которых уже гнездилась ночь. Да, Сажерук был прав: там всё казалось жутким и редкие дома тонули в надвигающейся мгле.
Становилось всё темнее. Ночь на юге наступает быстро, и Мегги была рада, что Элинор ехала по хорошо освещённой набережной. Но наконец Сажерук показал ей дорогу, ведущую прочь от побережья, прочь от моря и разноцветных домов, во тьму.
Дорога всё дальше убегала в холмы, то вверх, то вниз, склоны становились всё круче и круче. Фары высвечивали заросли дрока и дикого винограда; к обочине спускались оливковые деревья, скрюченные, точно старикашки.
Только дважды навстречу им попались другие машины. Время от времени из темноты возникали огни деревень. Но дороги, которые Сажерук показывал Элинор, уводили прочь от любых огней, всё глубже во мрак. Несколько раз свет фар выхватывал остовы разрушенных домов, но Элинор не могла рассказать никаких связанных с ними историй. В этих убогих стенах не жили ни князья, ни епископы в красных плащах, только крестьяне и батраки, чьи истории никто не записывал, и вот они бесследно исчезли под диким тимьяном и буйно разросшимся молочаем.
— Мы случайно не сбились с пути? — спросила Элинор приглушённым голосом, как будто мир вокруг неё был слишком тих, чтобы говорить громко. — Где же в этой глуши может быть деревня? По-моему, мы уже дважды не туда свернули.
Но Сажерук только помотал головой:
— Мы едем как раз правильно. Осталось перевалить через этот холм, и вы увидите дома.
— Ну, может быть, — проворчала Элинор. — Пока что я едва различаю дорогу. Господи, я и не знала, что где-то на свете бывает такая темень. Вы что же, не могли мне сказать, что это так далеко? Я бы хоть заправилась. Не уверена, хватит ли нам бензина, чтобы вернуться назад, к побережью.
— Чья это машина? Моя? — взорвался Сажерук. — Я же говорил, что ничего не понимаю в этих тележках. А теперь посмотрите вперёд. Сейчас будет мост.
Элинор повернула за ближайший поворот и резко нажала на тормоз. Посреди дороги, освещённая двумя строительными лампами, возникла заградительная решётка. Металл был покрыт ржавчиной — похоже, решётка стояла здесь уже много лет.
— Вот, пожалуйста! — воскликнула Элинор и стукнула руками о руль. — Мы не туда заехали. Я же говорила!
— Ну почему же?
Сажерук стащил Гвина с плеча и вылез из машины. Он огляделся, к чему-то прислушиваясь, и побрёл к решётке. Затем он поволок её к краю дороги.
Мегги чуть не рассмеялась, увидев обескураженное лицо Элинор.
— Этот парень совсем ополоумел? — прошептала тётушка. — Не думает же он, что я в такой темноте поеду по перегороженной дороге?
Тем не менее, когда Сажерук нетерпеливо махнул ей рукой, она завела мотор. Как только машина поравнялась с ним, он перетащил решётку на прежнее место.
— Нечего на меня так смотреть, — сказал он, опять усевшись в машину. — Это заграждение всегда тут стоит. Каприкорн велел его поставить, чтобы отпугнуть незваных гостей. Мало кто решается заехать сюда, большинство людей стараются держаться подальше от историй, которые Каприкорн распространяет в деревне, однако…
— Каких историй? — перебила его Мегги, хотя она, собственно говоря, ничего не желала слушать.
— Ужасных историй. Здешние жители суеверны, как и везде. Самая популярная история — это будто там, за холмом, обитает дьявол собственной персоной.
Мегги сердилась на себя, но не могла отвести глаз от тёмного гребня холма.
— Мо говорит, дьявола придумали люди.
— Что ж, может быть. — Сажерук снова растянул рот в загадочной улыбке. — Но ты хотела узнать, о чём тут рассказывают. Говорят, что мужчин, которые живут в деревне, не может убить ни одна пуля, что они умеют проходить сквозь стены и что каждую ночь они похищают троих мальчиков, которых Каприкорн потом учит грабить, поджигать и убивать.
