«Я фигею, дорогая редакция…
…На моем доме по адресу ул. Коммунистическая, 1 гражданин В.А. Овчинников нарисовал великого полководца Дмитрия Донского. Оно, конечно, красиво, но у меня теперь серьезная проблема. Если раньше я могла спокойно сушить белье на балконе, то теперь это совершенно невозможно. Ну, сами подумайте, как я могу вывешивать свои трусы, когда под ними нарисован герой земли русской?! Прошу закрасить Донского под моим балконом и дать мне спокойно жить». Анонимное письмо примерно такого содержания было как-то озвучено на планерке в администрации города редактором местной газеты.
— Я, когда об этом узнал, то сильно удивился, — рассказал мне Овчинников. — Во-первых, на доме 1 по ул. Коммунистической нарисован не Дмитрий Донской, а другой герой Куликовской битвы, Михаил Бренок. Причем под картиной его имя, на всякий случай, крупными буквами написано. Во-вторых, над ним проживает не женщина, а мужчина. А в-третьих, в этом доме вообще нет ни одного недовольного моими картинами человека. Дело в том, что когда я их рисовал, то за счет спонсора сделал всем жителям водостоки на окнах. Администрация города во время ремонта фасада это сделать забыла.
Это начало одного из эпизодов в той войне, которые художнику Овчинникову приходится вести ради искусства. Продолжение следует. А пока — автора.
«Как поживает твой скот, приятель?»
Владимир из уральских казаков. Родился в Душанбе. Его отец Александр работал водителем при военном штабе. Возил начальство и высокопоставленных гостей — даже Буденного, например, и даже Ворошилова. За несколько месяцев до рождения Володи его отца арестовали вместе со всем штабом. Александру повезло: дали всего 10 лет. «По подозрению в содействии марксистско-троцкистской группировке». В 1956 году, отсидев свой срок от звонка до звонка, плюс еще 8 лет вольного поселения, Александр поселился в Боровске, на 101-м километре, недалеко от реки Страдаловки.
— Рисовать я начал лишь в 1998 году, — рассказывает Овчинников. — До этого полжизни строил трубы и маяки, еще полжизни занимался экономикой строительства. Объездил всю Россию, но самые яркие впечатления вынес из Монголии. Я там год в командировке был. Очень красивая страна, очень добрые люди. Тактичные и вежливые. Любят животных. Знаете, как дословно переводится монгольское «здрасте»? «Как поживает твой скот, приятель?» И только потом они спрашивают: «Здоров ли ты сам?»
Году в 1996-м городская жизнь Овчинникову надоела, и он перебрался в Боровск, в дом отца. Привел его в порядок: усилием инженерной мысли в доме появилась собственная канализация и система использования дождевой воды. То, что накапало за лето и осень, семье Овчинникова хватает на всю зиму. И здесь, в Боровске, бывшему строителю труб и маяков вдруг нестерпимо захотелось рисовать.
— Как только отходишь от городской суеты, к тебе само приходит то, что ты не успел за свою жизнь, — говорит Владимир. — И если только ты не конченый лентяй и не запойный алкоголик, то не можешь этого не реализовать. Сначала я просто рисовал дома. В 2000 году у меня даже состоялась персональная выставка в местной галерее. А на улицу с палитрой осмелился выйти в 2002-м. Идея была не моя. Я вообще редко что-то придумываю сам, но легко подхватываю все ценное, что пролетает мимо. Рисовать на улице мне предложил мой приятель Вячеслав Черников, тоже художник. «Я, — говорит, — был как-то в Прибалтике и видел, что там многие так делают». И в меня эта мысль запала. Сначала я хотел делать это вместе со Славой, но он не решился: все-таки дело рискованное. Вдруг чего не то нарисуешь — позор на весь город, заклюют. Если бы не жена, я бы, наверное, тоже не осмелился.
— А что жена?
— Собственно говоря, это наш совместный проект. Ее четверостишия на каждой моей картине. За подписью «Э.Ч.». Эльвира Частикова. Самый лучший в России поэт и самая умная и красивая женщина. По крайней мере, я так считаю. Иногда тексты рождаются благодаря картинам, иногда картины благодаря текстам, но так или иначе — они дополняют друг друга. В общем, первый опыт оказался удачным, а дальше я уже не мог остановиться. Всю зиму рисую эскизы, а летом иду на улицу. Сейчас в Боровске уже 100 моих картин под открытым небом. По одной картине на 150 человек.
Ни хера, ни свастики— Мое первое уличное «полотно» называлось «Плачущее небо под ногами». Очень нравится мне эта песня Шевчука. Люди встретили картину на ура, хотя ничего особенного в ней не было. Просто мокрая улица в перспективе, дождь, машины, пешеходы. Тогда у меня и возник первый конфликт с властью. Вот, почитайте. Только сначала примите пол-литра, иначе не поймете.
«Главе администрации г. Боровска Егереву А.И. Отдел архитектуры и градостроительства ставит Вас в известность, что уличное оформление по художественной раскраске фасадов зданий нарушает охрану ценной исторической среды сложившейся застройки города Боровска, так как для благоустройства и украшения улиц города следует учесть метод комплексной реконструкции, предусматривая и проводя одновременно работы по реставрации зданий, имеющих архитектурную и культурную ценность, по реконструкции, модернизации и капитальному строительству существующих зданий, не нарушая традиционный характер среды и благоустройства территории с учетом безопасности движения во избежание визуально-обманчивого восприятия уличного проезда. Архитектор Р.Г. Нестеренко».
— На трезвую голову понятно только то, что если выпить пол-литра в одно рыло и сесть за руль, то можно нечаянно въехать в вашу картину, поскольку она очень реалистично нарисована.
— Это «въехать в картину» уже стало предметом мифотворчества. Сначала один журналист написал, что власти опасаются, как бы водители на полном ходу не въезжали в живопись. Потом другой журналист, прочитав то, что написал первый, где-то упомянул, что кто-то уже в живопись въехал. А третий решил не мелочиться, и написал, что въезжают каждый божий день. Вернее, ночь. Я подумал, подумал и в «Плачущем небе» нарисовал на переднем плане забор. На всякий случай. А то вдруг еще действительно кто-то въедет.
— А вы что, прямо вот так вышли на улицу и никого не спросясь начали рисовать?
— Ну нет, я человек законопослушный. Я пришел к тогдашнему мэру Александру Егереву и спросил разрешения. Александр Иванович оказался нормальным человеком и разрешил. Попросил только эскизы ему показывать, а то мало ли что. Но фактически он мою свободу творчества ни в чем не ограничивал. Поначалу даже 1000 рублей дал на кисти и водоэмульсионную краску. Потом кисти и краски стали покупать спонсоры, а мэр, увидев, что проект пользуется интересом у туристов и журналистов, стал давать распоряжения, чтобы те стены, которые мне нужны для картин, как следует штукатурили. И на глупые письма главного архитектора внимания не обращал. Разногласие с Александром Ивановичем случилось лишь один раз, и то несерьезное. Я тогда решил нарисовать на здании суда протопопа Аввакума.
— А почему именно на здании суда? И почему именно Аввакума?
— Он здесь сидел в тюрьме. Причем впечатления от пребывания в Боровске у него остались не самые лучшие. Известно его высказывание: «Не пошто в персы идти пещи огненные искать. Но Бог дал дома Вавилон, в Боровске пещь халдейская». Эта надпись теперь рядом с моим Аввакумом и красуется. А на правом фланге стены суда я нарисовал боярыню Морозову с сестрой Урусовой в глубоком колодце.
— А зачем они туда залезли?
— Их туда спустили и голодом заморили. В те времена кровавые казни были не в моде.
— А почему на здании суда?
— Да просто потому, что стена очень ровная. Это единственная картина, которую я начал рисовать на свой страх и риск. Рисую день, рисую два, смотрю — какие-то люди в штатском стали рядом бродить. Один подходит и робко так спрашивает, есть ли у меня разрешение. «Нет, — говорю, — а надо?» — «А как же, — осмелел человек в штатском. — Это же здание суда. На нем даже «ум, честь и совесть» нельзя написать, не то что рисовать протопопа Аввакума». И повели меня к председателю суда. Тот стал обзванивать свое начальство, чтобы узнать, как к этому инциденту относиться. Полдня звонил, наконец где-то высоко попался какой-то нормальный человек, который сказал: «Да пусть рисует, что хочет. Вот так и получился у меня протопоп Аввакум.
— А часто вам приходится на своих картинах закрашивать всякие херы со свастиками? Народ ведь у нас тоже творческий. Страсть как любит чего-нибудь подрисовать.
— Вы не поверите — ни разу. Я, честно говоря, даже не ожидал. Когда начинал, был уверен, что придется каждую неделю закрашивать всякие безобразия. Но время показало — не хотят люди портить мои картины и все тут. Не знаю почему. Сила искусства, наверное. Хотя в последнее время на некоторых появились следы помидоров. Но это не народ. Люди у нас помидоры на живопись тратить не будут. Я знаю, кто это.
